Рига. Изд-во "Лиесма". 1970. 380 стр. Тираж 2000. Цена 1 руб. 3 коп.

На "балтийской встрече" историков в Геттингене в июне 1971 г. один из старейших западногерманских специалистов по истории Прибалтики, Р. Виттрам, посвятил часть своего выступления рецензируемой работе¹ . Ратуя за "разносторонний" подход к историческим процессам и явлениям, Р. Виттрам упрекнул М. М. Духанова, впрочем, как и историков-марксистов вообще, в односторонности. Суть дела, однако, состоит в том, что под "односторонностью" Виттрам имеет в виду классовый подход к изучаемым процессам, подход с позиций интересов эксплуатируемых, трудящихся масс. Именно этот, единственно правильный подход пронизывает весь анализ сложной проблемы, которая составляет предмет исследования в книге М. М. Духанова.

Прежде всего несколько слов о почти забытом в наши дни термине. Остзейцами (от нем. - Ostsee) в России называли привилегированные сословия - помещиков и бюргеров - Курляндской, Лифляндской и Эстляндской губерний. Поэтому остзейцы - понятие социальное и отнюдь не тождественное понятию "немцы прибалтийских губерний". Данная автором дефиниция термина имеет существенное значение для понимания задачи его работы. М. М. Духанов специально оговаривается, что он исследует "не влияние Германии как таковой на прибалтийские губернии и даже не характер воздействия прибалтийских немцев в целом, а лишь роль остзейцев" (стр. 11), то есть тех немецких сословий в Прибалтике, которые являлись преемниками и проводниками германской экспансии на Восток и в силу исторически сложившегося "особого порядка" (то есть особого правового положения) и в середине XIX в. продолжали оказывать огромное влияние на политическую, социальную и экономическую жизнь народов Прибалтики.

Происходившая в середине XIX в. смена социально-экономических формаций предопределяла сильный накал классовой борьбы, достаточно четкое размежевание классовых и политических позиций в Прибалтике. В этих условиях и остзейцы вынуждены были наиболее откровенно изложить свою платформу. Поэтому выбор автором периода для выяснения подлинного лица остзейцев следует признать удачным. В книге анализируется аграрная и национальная политика остзейцев, их отношение к царизму, России и русскому обществу, а также к процессу объединения Германии. Эти же вопросы рассматриваются, но уже в аспекте отношения к ним русской печати 60-х годов в рабо-

¹ "Baltische Briefe", 1971, Nr. 7/8, S. 12 - 13. На основе доклада Р. Виттрам опубликовал статью, значительную часть которой он отвел критике работы М. М. Духанова (см. R. Wittram. Methodologische und Geschichtstheoretische Uberlegungen zu Problemen der baltischen Geschichtsvorschung ("Zeitschrift ftir Ostforschung", 1971, Hf. 4, S. 601 - 640).

стр. 141

те С. Г. Исакова² . В этом смысле оба исследования хорошо дополняют друг друга. Если С. Г. Исаков в результате изучения многих русских периодических изданий показал отношение различных политических направлений - от откровенно крепостнического до революционно-демократического - к политическому устройству, аграрным отношениям, национальному движению в Прибалтике и к самим остзейцам, то М. М, Духанов, наоборот, в центр своего внимания поставил отношение остзейцев к тем же проблемам.

Для написания работы автор использовал широкий круг источников: прибалтийско- немецкую и германскую периодическую печать того времени, многочисленные книги и брошюры, вышедшие из-под пера идеологов остзейцев, документы правительственных учреждений и сословных органов дворянства прибалтийских губерний из архивов Москвы, Ленинграда и Риги, неопубликованную частную переписку и дневники разных лиц, имевших отношение к постановке и решению остзейского вопроса. Книга публицистична в хорошем смысле этого слова, автор ее ведет полемику как с прибалтийско-немецкими, так и с современными западногерманскими историками, объединенными в системе так называемого остфоршунга (он досконально знает работы "остфоршеров", вышедшие за последние 30 - 40 лет).

Рассматривая политическую платформу остзейцев, М. М. Духанов убедительно показывает, что они всегда стояли на правом фланге общероссийской реакции, что разделение остзейцев на консерваторов и либералов было условным³ . И те и другие находили в прибалтийских делах полную поддержку лишь в лагере российских крепостников, и, наоборот, позиция остзейцев по отношению к проводившимся в 60-х годах XIX в. реформам в России всегда совпадала с позицией русских крепостников. Вскрывая корни сопротивления остзейцев проведению в крае самых незначительных реформ, М. М. Духанов указывает на непрочность позиций привилегированных сословий в условиях начавшихся межнациональных конфликтов, узость социальной базы, на которую они могли бы в случае необходимости опереться. Отстаивая мнимые исторические права на "особое устройство", особые правовые порядки, превыше всего ставя свои сословные интересы, остзейцы тем самым стремились увековечить господство горсточки потомков завоевателей над превосходившими их численно в сотни раз латышским и эстонским народами.

Здесь мы подходим к наиболее интересной стороне монографии - раскрытию и разоблачению тех фальшивых доводов, которые использовали идеологи остзейцев 60-х годов прошлого века для обоснования правомерности притязаний немецких помещиков и бюргеров на полновластие и которые в ходу и поныне в работах "остфоршеров", посвященных истории Прибалтики. Известно, что для оправдания политики "Дранг нах Остен" немецкие реакционные историки издавна пользовались идеей "культуртрегерства". В середине XIX в. она была превращена в идею "борьбы за культуру" (Kulturkampf) Запада против восточного "варварства". Наиболее крупным последователем и пропагандистом этой идеи был К. Ширрен, профессор русской истории Дерптского (Тартуского) университета, откровенный русофоб. По его утверждению, назначение привилегий состояло в обеспечении господства "немецкой нации и ее потомства в Прибалтике и принадлежности прибалтийских земель немецкой нации и ее потомству"⁴ . Такая оценка сущности сословных притязаний на полновластие позволяла преподносить их защиту как заботу о национальных интересах немцев, а любое выступление против привилегий - как нападки на "немечество". Одновременно феодальные привилегии выдавались и за совокупность культурных ценностей (немецкий язык, школа, протестантская вера). Так немецкие привилегированные сословия были превращены из защитников анахронизма в "борцов за культуру". К. Ширрен и его идеи до сего времени пользуются авторитетом среди "остфоршеров". Самую высокую оценку его концепции дают также современные западногерманские специалисты по истории Прибалтики Р. Виттрам, Г. Раух, Г. Ротфельс и т. д. (см. стр. 47 - 49, 326 и др.). На самом же деле остзейцы, стародавним лозунгом которых было "ubi bene ibi patria", весьма прохладно относились к идеям общегерманского патриотизма, и если они искали поддержку в бисмарковской Германии, то только для того, чтобы защитить свои сословные привилегии, выдавая их за общегерманское де-

² С. Г. Исаков. Остзейский вопрос в русской печати 1860-х годов. Тарту. 1961.

³ На это обстоятельство указал еще Я. Я. Зутис (см. Я. Зутис. Очерки по историографии Латвии. Ч. 1. Прибалтийско-немецкая историография. Рига. 1949, стр. 146).

⁴ C. Schirren. Livlandische Antwort an Herrn Juri Samarin. Leipzig. 1869, S. 194.

стр. 142

ло. И это убедительно показано М. М. Духановым (см. стр. 326 - 332).

В работах современных "остфоршеров" модной стала теория "совместной жизни" (Zusammenleben), "общности интересов" и "общности судеб" (Schicksalsgemeinschaft) остзейцев и коренных национальностей Прибалтики. Маскируясь призывом к. "примирению и взаимопониманию", авторы этих работ искажают историю/ проводя мысль, что немецкая колонизация Востока не преследовала целей, враждебных другим народам. В итоге все это означает не что иное, как оправдание агрессии. Не лишено научного интереса отмеченное в этой связи М. М. Духановым удовлетворение, с которым "остфоршеры" относятся к стремлению латышской эмигрантской буржуазно- националистической историографии "преодолеть" существовавшие до войны разногласия с прибалтийско-немецкой историографией (стр. 246), то есть к отказу националистов от критики "особого порядка" в Прибалтике, к их подчеркнуто враждебному отношению к России.

Анализ работ "остфоршеров", данный М. М. Духановым, справедлив в особенности применительно к "патриархам" этого направления и так называемым мемуаристам из числа остзейцев, Следует все же заметить, что дистанция времени и суровые уроки научили некоторых западногерманских "остфоршеров" более трезво смотреть на прошлое немецких привилегированных сословий Прибалтики, хотя и такие историки, разумеется, остаются на позициях буржуазной историографии и поэтому не могут отказаться от важнейших для нее постулатов. По крайней мере таковым, по нашему мнению, является историк Г. Шлингензипен, ряд критических высказываний которого в адрес прибалтийских баронов приведен и в книге М. М. Духанова (см. стр. 187, 190, 262, 318).

Анализируя политику самодержавия в Прибалтике, автор обоснованно утверждает, что наиболее крепкую поддержку остзейцы встречали в придворных сферах, что в Петербурге у них имелось немало влиятельных покровителей (П. А. Валуев, П. А. Шувалов, А. А. Суворов и др.) и что некоторые расхождения между царским правительством и остзейцами можно расценивать лишь как "шероховатости". Если же рассматривать отношение к порядкам в Прибалтике более широких правительственных кругов, то следовало бы отметить, что число сторонников проведения реформ (аналогичных русским) на ее территории и в правительственных сферах не ограничивалось Д. А. Милютиным и А. А. Зеленым. Недаром остзейцы так боялись обсуждения законопроектов для прибалтийских губерний в Государственном совете, где большинство составляли сторонники распространения на Прибалтику общегосударственных законов. К сожалению, эта сторона вопроса выяснена в работе недостаточно.

В русской печати 60-х годов XIX в. остзейский вопрос был одним из наиболее злободневных. Выступая с позиций государственного единства, либералы и часть консервативных кругов во главе с М. Н. Катковым подвергли резкой критике прибалтийский "особый порядок". При этом ни либералы, ни М. Н. Катков не руководствовались в своих действиях желанием помочь латышскому и эстонскому народам. В этом автор прав. Однако, поскольку он не анализирует постановку национального вопроса в Прибалтике русской печатью в течение всех 60-х годов и ограничивается замечанием, что к концу 60-х годов на страницах русских либеральных и катковских изданий расцвели русификаторские тенденции (стр. 174), для читателя остается неясным, как же было возможно сотрудничество младолатышей и младоэстонцев в русской печати указанных направлений. Правильный ответ на этот вопрос дает С. Г. Исаков. "Поскольку эстонцы и латыши, - пишет он, - оказались союзниками русских в борьбе с остзейцами, призывы к их немедленному обрусению прозвучали бы по меньшей мере нетактично... Мысль о возможном самостоятельном национальном развитии прибалтийских народов в этот период не встречает осуждения в русской прессе"⁵ . Отмечая известный подъем обрусительных тенденций в конце 60-х годов XIX в., С. Г. Исаков объясняет его тем, что русская печать преувеличивала успехи германизации края.

В 60-х годах XIX в. в России, в том числе и в Прибалтике, возникли условия для двух возможных путей аграрного развития - реформистского и революционного. Интересам господствующих классов соответствовал первый путь, интересам крестьянства - второй. Вопрос этот решался в ходе классовой борьбы. Не совсем удачна поэтому формулировка М. М. Духанова, который пишет: критерием оценки остзейцев "должно служить отношение немецких привилегированных сословий к выбору одного из путей ка-

⁵ С. Г. Исаков. Указ. соч., стр. 172.

стр. 143

питалистического развития" (стр. 35). Из содержания всей книги, однако, видно, что для ее автора с самого начала было ясно: для остзейцев приемлем был только один путь, и ни о каком выборе не могло быть и речи. Неточность есть и в утверждении об "абсолютной несовместимости" (стр. 159) "особого порядка" (то есть пережитков феодализма) с капиталистической формацией. Исторический опыт Прибалтики, России в целом и ряда других стран показывает, что такое "совмещение" может продолжаться достаточно долгое время. Встречаются также частные погрешности в композиции (например, повторяемость характеристик Валуева и Шувалова на стр. 136 - 149 и 220- 222), но для монографии в целом характерна последовательность как в общей концепции, так и в подаче материала.

Определяя значение поставленных в книге проблем, автор подчеркнул, что без учета политического курса привилегированных немецких сословий, реализованного в Курляндии, Лифляндии и Эстляндии, история Латвии и Эстонии остается неполной, затрудняется понимание сложных перипетий классовой борьбы и национальных противоречий, утрачивают необходимую четкость поучительные для современности уроки прошлого (стр. 6, 7). И действительно, его книга способствует более глубокому пониманию политической борьбы в Прибалтике или вокруг Прибалтики в середине прошлого века. Кроме того, она помогает выяснить назначение прибалтийской проблематики в работах "остфоршеров".

Permanent link to this publication: