Анализируя общие условия генезиса антииммигрантского расизма во Франции с конца 1960-х годов, французский социолог М. Вивьорка связывает их со значительными социальными переменами. Главной из них стал закат классического индустриального общества и, соответственно, ослабление рабочего движения. Сила этого движения заключалась в способности выступать от имени всех трудящихся и за их интересы - квалифицированных и неквалифицированных, женщин и мужчин, белых и цветных. Когда же оно ослабевает, "многие проекты и надежды исчезают или становятся искусственными... Часть акторов, которые могли находить в нем ... высший смысл своих действий, ищут другие ориентиры, другие смыслы, иногда находя их в этничности, нации, идентичности, корнях и, как крайний случай, в расе" ⁴³ . Главной чертой расизма в современной Франции М. Вивьорка считает "распространение до уровня масс обновленного набора расистских проповедей и действий, начатых в 1970-х годах, но ставших реально зримыми в середине 1980-х" ⁴⁴ . Проявлением "старого" расизма было восприятие любых иммигрантов большинством населения принимающей страны как нижестоящей социальной общности. "Обновленный" расизм направлен главным образом против иммигрантов как членов этнических меньшинств, совершенно несовместимых (в ментальном, культурном, религиозном, нравственном и прочих отношениях) с коренным населением ⁴⁵ .

Описанный выше тип расизма в той или иной мере пустил корни и в других странах послевоенной Западной Европы. Разумеется, страновая специфика исторических, политических и иных условий сказывалась на процессе "расизации". Но сам факт вызревания ксенофобско-расистских взглядов, восприятий и настроений в довольно широких слоях общества несомненен. Немалую роль в этом играли явные или подспудные опасения принимающих обществ за свою национально-культурную идентичность в условиях образования в них неевропейских этноконфессиональных анклавов.

Все это способствовало активизации антииммигрантски настроенных ультраправых групп в большинстве стран Западной Европы. Их социальная база формировалась не только с помощью лозунгов расизма и отторжения "чужих". Поддержка этим группам в известной мере произрастала из своего рода растерянности социально уязвимых слоев населения в обстановке экономических и прочих перемен, охвативших страны Запада. Сказывалось и связанное с такими переменами организационное и политическое ослабление рабочего движения, его солидарности с иммигрантами.

Вместе с тем практически во всех государствах Европейского Союза, особенно в странах со значительной иммигрантской прослойкой, существуют деятельные организации, выступающие за соблюдение основных прав человека применительно к эт-

^* Окончание. Начало см.: Восток (Oriens) 2002, N 2. С. 85-98.

стр. 72

ническим меньшинствам. Они представляют собой существенный противовес ксенофобским веяниям, смягчая, но, похоже, не подавляя тенденцию к ослаблению "лояльности" местного населения, не говоря уже о его доброжелательности к "инородцам" по мере увеличения их численности в странах региона.

Развертыванию деятельности групп и организации расистского толка благоприятствовал довольно сильный антимусульманский настрой общественности. В экономической рецессии 1970-х годов обвинялись "нефтяные шейхи"; исламская революция 1979 г. в Иране, агрессия Ирака против Кувейта в 1991 г. расценивались как серьезные вызовы Западу; быстрый рост населения в мусульманском мире воспринимался как предвестник неминуемого исламского "нашествия". В самом существовании мусульманских меньшинств усматривалась опасность как ввиду их духовного родства с мощными внешними силами, так и по причине их устойчивой культурной самодостаточности, отсутствия признаков ее "размывания". Зловещим посланием ислама выглядел приговор Салману Рушди, вынесенный религиозно- политическими властями Ирана.

На "уровне масс" синдром "нашествия ислама" и, соответственно, антимусульманские настроения наиболее сильны, разумеется, в странах со значительным мусульманским населением. Это прежде всего Франция, где численность мусульман быстро увеличивалась после Второй мировой войны. К 1990-м годам она превысила 3 млн. человек (по некоторым оценкам - 4 млн.), что составляло примерно половину всего мусульманского населения Западной Европы ⁴⁶ . Присутствие мусульман здесь становилось все более заметным в 1970-е годы: процесс соединения семей и связанный с ним рост "оседлости" иммигрантов дал толчок интенсивному "физическому" закреплению ислама. На предприятиях, где работали мусульмане, для них открывались молельные комнаты; довольно широко развернулось строительство мечетей, зачастую финансировавшееся Саудовской Аравией, Ливией и другими арабскими странами; создавались исламские ассоциации, коранические школы и т.д. Правительство и местные власти относились к этому процессу нейтрально-благожелательно, усматривая в институциональном укреплении ислама фактор определенной социальной стабилизации в районах концентрации мусульманского населения. Аналогичной в общем позиции придерживались и другие принимающие страны региона. В то же время возраставшая "политизация" проблемы иммиграции - участие иностранных рабочих в забастовках, вовлечение их в местные профсоюзы, дебаты о предоставлении иммигрантам, длительное время находящимся в принимающей стране, политических прав и т.д. - порождала в правящих кругах ряда стран настороженное отношение к этому процессу. "Есть основание полагать, что рождавшееся иммигрантское участие в западноевропейской политике способствовало решениям сдерживать набор иностранных рабочих" ⁴⁷ .

Оценивая сложившуюся ситуацию в этой сфере, швейцарский социолог Т. Рамадан писал в 2000 г. о "глубоких изменениях" в мусульманских сообществах Западной Европы за последние 15 лет. "Выход на передний план поколений детей, родившихся на континенте, вызвал резкие перемены: умножение числа ассоциаций, новые дискурсы о гражданственности и политическом участии, требования прав гражданства и более конкретных мер против любой дискриминации (занятость, культовые помещения, пособия и т.д.). Все страны Европы знают эту динамику с некоторыми вариациями, связанными главным образом с большей или меньшей длительностью мусульманского присутствия" ⁴⁸ . Процесс институционализации ислама в странах Западной Европы сопровождается, по свидетельству Т. Рамадана, интенсивной деятельностью диппредставительств и служб безопасности государств - источников эмиграции - по наблюдению за иммигрантскими сообществами. "Тунисские (несомненно, самые эффективные), марокканские, алжирские, турецкие и даже саудовские службы... соби-

стр. 73

рают информацию, проникают в ассоциации, наблюдают за мечетями, участвуют в конференциях и коллоквиумах, с большей или меньшей ловкостью выражая мнение власти".

Повышенное внимание к эмигрантским колониям проявляют, помимо спецслужб, национальные политические силы, и правящие и оппозиционные. Лишенные права голоса в стране пребывания иммигранты в общем довольно равнодушны к ее внутриполитическим пертурбациям (за исключением случаев, когда прямо затрагиваются их интересы), занимаясь в основном "домашними" делами. "Для мигрантов первой волны то, что происходит в их стране, остается самым важным" ⁴⁹ . Количественно значимая эмиграция представляет немаловажный фактор влияния на политические процессы в отправляющей стране. Так, в Германии турецкая колония, внутри которой весьма активно воспроизводятся политические коллизии, происходящие на родине, оказывала значительную поддержку правым турецким партиям ⁵⁰ .

О политическом значении эмиграции свидетельствует и опыт Товарищества алжирцев в Европе (ТАЕ), созданного алжирским Фронтом национального освобождения (ФНО) еще в период освободительной войны (1954-1962). После завоевания страной независимости это эмигрантское объединение фактически стало европейским отделением правящей партии, кандидатура его лидера негласно выдвигалась руководством ФНО. ТАЕ имело квазидипломатический статус во Франции, служило каналом участия эмигрантов в национальной политической жизни, представляло их интересы и в Алжире, и перед французским правительством. В 1960-1970-х гг. оно фактически монополизировало право представлять алжирцев во Франции, несмотря на наличие оппозиционных групп. Принятое французским правительством в 1981 г. решение о предоставлении иностранцам права на создание ассоциаций эвентуально подрывало эту монополию, что вскоре и произошло: ТАЕ оказалось не в силах воспрепятствовать становлению открытой оппозиции алжирскому режиму среди эмигрантов в лице Исламского фронта спасения (ИФС) и других фундаменталистских групп. Их деятельность во Франции предвещала победу исламистов на алжирских парламентских выборах 1991 г., хотя многие алжирцы, проголосовавшие за ИФС, стремились не столько к созданию исламского государства, сколько к отстранению ФНО от власти.

В дальнейшем противостояние радикального исламского фундаментализма и государства в Алжире, приведшее к вооруженным стычкам с армией и к кровавым террористическим актам исламистов против иностранцев и мирных жителей, оказало, разумеется, свое воздействие на часть мусульманского населения во Франции и других странах Западной Европы. Наибольший отклик радикальные фундаменталист-ские веяния нашли в районах с особенно высоким уровнем незанятости, бедности, маргинализации иммигрантов. Но большинство алжирцев оставалось, по многим свидетельствам, равнодушными к исламистским призывам и осуждало террористические действия вооруженных радикалов-фундаменталистов.

"Градус" активности той или иной мусульманской страны в Западной Европе не всегда определялся наличием здесь ее крупных эмигрантских колоний. Так, почти полное отсутствие в регионе иммигрантов из Саудовской Аравии не мешало этому теократическому государству усиливать свое влияние путем, в частности, прямого контроля за функционированием Европейского совета мечетей и европейских представительств Всемирной исламской лиги. Не отставали, разумеется, страны - "собственники" эмигрантских колоний (Марокко, Алжир, Тунис, Турция): "культовые места финансируются, имамы получают заработную плату, строятся центры, позволяющие контролировать организацию европейского ислама" ⁵¹ .

Западноевропейские государства не могут не признавать ислам в качестве все более утверждающегося компонента социетальных структур региона, "заслуживающе-

стр. 74

го" пристального внимания. Однако возможности госслужб, достаточные для отслеживания (и регулирования) внешних аспектов институционализации ислама, явно недостаточны для "мониторинга" внутренней жизни мусульманских сообществ. В этой ситуации принимающие страны полагаются на сотрудничество с государствами происхождения иммигрантов. Общий "асимметричный" характер связей между теми и другими позволяет первым сравнительно легко договариваться со вторыми о согласованных действиях и даже навязывать им оптимальную для себя линию поведения в отношении мусульманских меньшинств ⁵² . А это важно, поскольку многие европейские страны при официальной благожелательности к мусульманскому присутствию не могут исключать его эвентуального дестабилизирующего воздействия на социально-политическую ситуацию в них.

Отсюда определенная осторожность, неторопливость в деле "натурализации" ислама на европейской почве. В Бельгии, например, считающейся одной из наиболее "продвинутых" стран региона в отношении к иммигрантам, единогласно принятый парламентом еще в июне 1974 г. (впервые в Европе) закон о признании общественного статуса ислама четверть века оставался на бумаге. Лишь в декабре 1998 г. мусульманам, 85% которых составляют марокканцы и турки, было позволено избрать учредительное собрание, последнее, в свою очередь, избрало исполнительный "главный орган культа", признанный королем в мае 1999 г.

В принципе эта мера мало что изменила в правовом положении мусульман-иммигрантов и их культовых центров (мечетей). Бельгийский политолог Л. Панафит отмечал в этой связи, что "функции избранного исполнительного органа никоим образом не связаны ни с исламским культом в Бельгии, ни с практическими трудностями мусульман в каждодневном выражении их верований" ⁵³ . Шаги бельгийских властей в этой сфере изначально определялись во многом, если не полностью, политико-экономической конъюнктурой. Сам закон 1974 г. был принят по инициативе министерства иностранных дел в разгар энергетического кризиса не без расчета на улучшение отношений со странами- экспортерами нефти (через несколько недель предстоял визит в страну короля Саудовской Аравии Фейсала). Следующее "телодвижение" Брюсселя произошло через четыре года (и за два дня до приезда Халеда, нового саудовского монарха): был издан королевский акт от 6 мая 1978 г. об исполнении закона 1974 г. Этот жест не имел какого-то реального продолжения до конца 1990-х годов, когда в обществе возникли страхи перед "исламской опасностью" и усилились дискуссии по другим вопросам мусульманской иммиграции.

Итак, в последние десятилетия на иммиграционном поле Западной Европы сталкивались противоречивые тенденции. В ряде стран региона наблюдались некоторые подвижки в направлении правовой и культурно-религиозной институционализации "южной", преимущественно мусульманской иммиграции. В то же время этот процесс сопровождался растущей политизацией проблем иммиграции, что выражалось и в прямом противостоянии различных политических сил, и в антимусульманской "аллергии" у значительных групп европейского населения, и в активном противодействии ксенофобско-расистским веяниям со стороны организаций и движений, выступающих за соблюдение основных прав человека в отношении иммигрантов. Все это сказывалось на иммиграционной политике (включая ее интеграционный аспект) государств - членов ЕС.

ИММИГРАЦИОННАЯ ПОЛИТИКА: ОТ ПРИВЛЕЧЕНИЯ К СДЕРЖИВАНИЮ. И ОБРАТНО?

Во второй половине XX в. иммиграционная политика стран Западной Европы претерпела существенные изменения. Общим стержнем этих изменений стал переход от организованного привлечения иностранной рабочей силы (и допущения ее притока в нерегулируемом режиме) ⁵⁴ , практиковавшегося в основном до 70-х годов,

стр. 75

к более или менее жесткому контролю и сдерживанию иммиграции в 70-80-е гг., а затем к отбору иммигрантов по критериям, отвечающим потребностям принимающих стран. Имели место, разумеется, и страновые различия, связанные с местной спецификой. И различия эти все еще сохраняются, хотя страны региона с углублением их интеграции прилагают усилия по выработке единой политики в этой сфере. Еще в 1986 г. была создана Специальная иммиграционная группа в составе министров внутренних дел ЕЭС. Маастрихтский договор 1992 г. (о создании Европейского Союза) объявил иммиграцию проблемой, важной для всех стран-участниц.

Заметным шагом в унификации миграционной политики стало Шенгенское межправительственное соглашение, подписанное в июне 1985 г. Францией, ФРГ, Бельгией, Голландией и Люксембургом, конкретизированное в июне 1990 г. (конвенция о применении) и вступившее в силу с марта 1995 г. (За это время к нему присоединились Италия, Греция, Испания, Португалия, Австрия.) По соглашению упразднялся пограничный контроль между странами-участниками, унифицировались и усиливались процедуры контроля на их внешней границе. Созданные в соответствии с соглашением механизмы, процедуры и правила визовой проверки, приема ищущих убежища, их проживания и выдворения, сотрудничества полицейских служб заложили основу для унификации иммиграционной политики в рамках Евросоюза (в марте 2001 г. к Шенгенскому соглашению присоединились Дания, Швеция и Финляндия, а также Норвегия и Исландия, не являющиеся членами ЕС).

В 1990-х годах страны Евросоюза стремились унифицировать правовые подходы к ищущим убежище и беженцам. Дублинская конвенция 1990 г., вступившая в силу в 1997 г., имеет целью недопущение возникновения следующих двух ситуаций: обращения (одновременного или последовательного) одного лица к нескольким государствам с просьбой о предоставлении убежища, "перепасовки" беженцев от одной страны к другой под предлогом некомпетентности в данном конкретном случае. Конвенция установила, что прошение может адресоваться только одному государству, которое и становится ответственным за его рассмотрение и при отрицательном решении - за высылку подателя в "безопасную страну". При этом любое - отрицательное или положительное - решение данного государства, принятое на основе его национального права, действительно для других стран Евросоюза.

Антииммиграционная направленность Дублинской конвенции была усилена решениями, принятыми в декабре 1992 г. министрами стран ЕС по делам иммиграции. В соответствии с этими решениями, прибывшие к внешней границе Европейского Союза через какую-то "безопасную страну" и, следовательно, имевшие (гипотетическую) возможность контакта с ее властями теряли даже право подачи заявления об убежище в государствах ЕС. Тем самым воздвигалась труднопреодолимая преграда перед большинством просителей убежища. Вводилась, далее, ускоренная процедура рассмотрения прошений в заведомо необоснованных случаях, то есть от лиц из "безопасных" стран, список которых составляется службами Евросоюза. В результате резко сократилось количество положительных решений о предоставлении прибывшим статуса беженца ⁵⁵ .

В то же время курс в отношении неевропейской иммиграции по линии воссоединения семей не был столь жестким. Здесь стремление принимающих стран предотвратить образование или расширение этнических "гетто" вступало в противоречие с принципом уважения элементарного права человека на семейную жизнь. Эта коллизия (как частный случай общего противоречия между политическими целями и концептами либерализма) отражалась в колебаниях иммиграционной политики. Так, германские власти, с самого начала подчеркивавшие временный характер пребывания в стране "гастарбайтеров", в конце 1970-х годов ослабили ограничения на въезд их семей, но затем вновь стали усиливать ограничения. Во Франции семейная имми-

стр. 76

грация, запрещенная в 1974 г., вновь была разрешена уже в следующем году, однако ставилась в зависимость от все новых предварительных условий, что, естественно, приводило к ее сокращению (52 тыс. человек - в 1977 г., 27 тыс. - в 1986 г.) ⁵⁶ .

Толерантность в отношении семейной иммиграции, диктовавшаяся гуманитарными соображениями, в 1980-1990-х годах постепенно ослабевала по мере увеличения притока "инородцев" по этой линии. В 1993 г. министры стран Евросоюза по делам иммиграции согласились в том, что государство по соображениям безопасности может отклонять заявления о воссоединении семьи. Были выработаны или уточнены требования, касающиеся минимального срока проживания, материального положения, жилищных условий и состояния здоровья иммигранта, ходатайствующего о переезде к нему ближайших родственников. Во Франции и других странах, где наличествовали мусульманские иммигрантские колонии, правила приема родственников включают также запрет на полное воссоединение полигамных семей. Лица, состоящие в таком браке, могут переселить к себе только одну жену и ее детей. В целом последние десятилетия в Западной Европе отмечены стремлением властей упорядочить семейную иммиграцию путем придания ей селективного характера (то есть путем допуска в страну рабочей силы, только необходимой в определенной отрасли народного хозяйства и только соответствующей квалификационным требованиям) и пресечения любых обходных средств въезда в принимающие страны под предлогом воссоединения семьи.

В 1990-х годах были приняты и некоторые другие межправительственные документы по различным вопросам иммиграционной политики. Однако в большинстве случаев они имели рекомендательный характер. Различия страновых законодательств и практических оценок тех или иных ситуаций редко позволяли вырабатывать обязывающие решения. Процесс нивелирования в рамках Евросоюза миграционных отношений с "южными" регионами еще далек от завершения. Во многих случаях серьезное воздействие на него оказывают национальное общественное мнение, существующая там атмосфера неприязненного отношения к иммигрантам. "Дебаты о легитимности иммигрантского присутствия..., о претензиях и издержках иммиграции влекут за собой рост ксенофобии..., заклинания о "пороге терпения" и, как следствие, желание выдворить иммигрантов... Амальгама преступности, ислама и нелегальности; иммиграция - в первом ряду вопросов безопасности (внутренней и внешней); иммигранты виноваты в разных - реальных или мнимых - кризисах западных обществ. В таком контексте они очень часто становятся "козлами отпущения" и определяют всплеск этноцентризма ("коренные" французы)" ⁵⁷ .

Известное значение сохраняет и различие концептуально- правовых подходов к проблемам социально-экономического вживания иммигрантов в принимающее общество и, особенно, их натурализации. Здесь двумя основными принципами являются, как известно, "право крови" и "право земли". В соответствии с первым гражданство гарантируется национальностью отца (для внебрачного ребенка - матери). Это означает, что потомки европейских эмигрантов могут вернуться и получить гражданство страны своих предков. Самым ярким примером реализации этого права в 1990-е годы стала массовая иммиграция в ФРГ этнических немцев с территорий бывшего СССР и других стран. "Право крови" не имеет какого-то значения для африканской и всей "южной" иммиграции в Европу. Иное дело "право земли", согласно которому гражданство предоставляется каждому рожденному на территории данного государства. В этом случае дети родителей-иммигрантов могут получить (при некоторых условиях) гражданство принимающей страны, что широко использовалось неевропейскими иммигрантами во Франции, Великобритании, Бельгии, Голландии и других странах ЕС.

В реальной иммиграционной политике применяются оба принципа в том или ином их сочетании в соответствии с конкретными условиями. В законодательстве Велико-

стр. 77

британии, например, с 1981 г. действует положение, по которому гражданство автоматически предоставляется детям иммигрантов, родившимся на британской территории ("право земли"), если один из родителей - этнический англичанин ("право крови"). Аналогичные законы приняты в Дании и Голландии. "Право земли" потеснило "право крови" в Бельгии, где с января 1992 г. гражданство автоматически предоставляется иммигрантам в третьем поколении ⁵⁸ . Все это не устраняет, конечно, многих различий, встречающихся в иммиграционной политике стран региона. В целом же в большинстве из них наблюдается тенденция к сокращению притока иммигрантов-неевропейцев.

Политика ограничения иммиграции из регионов Юга, включая Африку, проводившаяся странами Западной Европы с 1970-х годов, определялась и экономическими, и общественно- политическими факторами. Первые выразились в сокращении суммарного спроса на рабочую силу вследствие экономических трудностей, связанных с энергетическим кризисом 1973 г. Вторые - в росте антииммигрантских настроений среди местного населения, в опасениях за национальную идентичность и т.п. Но были и противодействующие факторы. Снижение суммарного спроса на рабочую силу сочеталось с углублением его дифференциации. В условиях НТР, расширения и совершенствования услуг в экономически развитых странах относительное сокращение (или стагнация) спроса на труд средней сложности в "традиционных" отраслях индустрии сопровождалось ростом потребностей в высокообразованных специалистах и высококвалифицированных рабочих и служащих, с одной стороны, в не- или низкоквалифицированной рабочей силе, особенно в сфере услуг - с другой.

Трудности, возникшие при попытках заполнить "нижний этаж" этих потребностей местными трудящимися, вынуждали сохранять или даже увеличивать спрос на сговорчивую, непритязательную рабочую силу иммигрантов. Этот спрос "может быть объяснен высокой степенью регулирования внутреннего рынка труда, гарантирующей местным рабочим высокую заработную плату, безопасные условия труда и сохранение рабочего места. Такое регулирование порождает стремление работодателей смотреть за пределы традиционных рынков труда, в сторону более дешевой и безропотной рабочей силы. Иностранные рабочие, женщины и другие маргинальные группы - идеальные источники такой рабочей силы" ⁵⁹ . Отсюда проистекает заведомая нереальность проектов массового выдворения "южных" иммигрантов, имевших хождение, например, во Франции. Это противоречило бы и гуманитарным принципам, и постулатам либерализма, в силу которых "невозможно воспрепятствовать воссоединению семей рабочих, решивших обосноваться в принимающей стране, выслать массу рабочих или запретить членам семьи выходить на рынок труда" ⁶⁰ .

С вопросами иммиграции связана и выявившаяся в последние годы проблема дефицита классных специалистов для высокотехнологических отраслей производства и услуг. При этом возникает известное противоречие между инерцией рестриктивного курса государства и потребностями экономики. "Для работодателей, замечает французский социолог А. Морис, главным является дефицит квалифицированного персонала, особенно в секторе новых технологий. Правительство ставит вопрос несколько иначе: как подогнать по качеству и количеству "потоки" (иммигрантов) к "спросу"? По каким критериям выбирать страны эмиграции? Короче, как помешать тому, что мигранты входят во вкус и ... "внедряются"? Ибо единственная забота заключается в том, чтобы избавиться от иностранца, ставшего нежелательным" ⁶¹ . Несомненно, однако, что наряду с этим "избавительским" содержанием в иммиграционной политике возникают и усиливаются элементы селективности, соответствующие потребностям экономики и облегчающие въезд тех категорий мигрантов, на которые образовался повышенный спрос. Начинает проявляться и определенный поворот в общей оценке значения экономической иммиграции для принимающих стран.

стр. 78

"С приходом нового века Европа вновь заговорила о трудовой иммиграции и заново открывает некоторые достоинства у этих мигрантов, от которых еще недавно шло все зло... Иммиграция вновь становится "полезной"" ⁶² .

Этот поворот вызван, в частности, увеличением спроса на труд, соответствующий современным технологическим уровням. За вторую половину 1990-х годов почти 2/3 новых рабочих мест в странах ЕС требовали высокой квалификации работников. Между тем системы соответствующей профподготовки развиты неравномерно и в целом по Евросоюзу недостаточно. Согласно экспертам Комиссии европейских сообществ, "почти 8 из 10 европейцев не получают никакого тренинга для новых технологий" (охват рабочей силы таким тренингом колеблется в диапазоне от 10% в Греции до 50% в Швеции) ⁶³ .

В марте 2001 г. на внеочередном заседании Европейского Совета лидеры стран ЕС в числе обсуждавшихся вопросов социальной политики рассматривали и проблему "нехватки специалистов в области Интернет-технологий". Потребность в таких специалистах быстро увеличивается: с 10 млн. в 2001 г. она возрастет, по прогнозам независимых исследовательских центров, до 13 млн. в 2003 г., что приведет к дефициту в 1.7 млн. рабочих мест. Решение проблемы органы Евросоюза видят, в частности, в более широком привлечении "квалифицированных и талантливых специалистов" из третьих стран, в том числе развивающихся.

Такое привлечение уже практикуется. В 1998 г., например, основная часть из 7 тыс. разрешений на работу, выданных бельгийскими властями, пришлась на высококвалифицированных специалистов. В июле 2000 г. канцлер ФРГ Г. Шредер заявил о готовности выдать "зеленую карту" - разрешение на работу в Германии 20 тыс. специалистов по компьютерной технике из стран - не членов ЕС (речь шла главным образом о программистах из Индии). Правда, под шквалом протестов со стороны профсоюзов (в стране тогда насчитывалось 4 млн. безработных) и правых канцлер был вынужден уточнить, что визы будут выдаваться лишь на пять лет и только этой категории специалистов ⁶⁴ . Импорт высококвалицифированных работников в области инженерии, информатики, новейших технологий ⁶⁵ намерены увеличить и другие страны ЕС, но на условиях, исключающих "анархию" в приеме такого рода иммигрантов. Въезд в Великобританию, например, разрешается иностранцам в возрасте от 21 до 44 лет, имеющим университетский диплом и предложение о работе, владеющим английским языком и - желательно - имеющим там родственников.

Наблюдаемое в Западной Европе возрождение интереса к экономической иммиграции нельзя, конечно, считать "однозначным". Оно сопровождается реанимацией прежних противоречий, в частности между работодателями и государством. Первые призывают облегчить доступ иностранцев на рынок труда, упростить процедуру получения разрешений на работу; второе же, не выступая, в принципе, против трудовой иммиграции (достаточно селективной), в первую очередь стремится полнее использовать внутренние ресурсы рабочей силы, уменьшить безработицу. Тем более что она остается весьма острой социальной проблемой в большинстве стран ЕС, и особенно велика среди "южных" иммигрантов. В Бельгии, например, безработица в турецкой общине в 5 раз больше, чем среди бельгийцев.

Интерес (работодателей) не ограничивается категорией высококвалифицированных специалистов. "Привлечение иностранной рабочей силы относится не только к "мозгам"..., но также к не- или низкоквалифицированным работникам ⁶⁶ для сфер так называемой 3D- занятости - demanding (тяжелая), dangerous (опасная), dirty (грязная). Между тем в этих сферах действительная проблема состоит, по мнению А. Мориса. не в дефиците рабочей силы, а в "неспособности работодателей достойно, в соответствии с законом относиться к ней" ⁶⁷ . Во Франции, например, не французы "чураются работы "3D", а скорее - с точки зрения условий труда, заработной платы, наличия по-

стр. 79

тенциальных работников - работодатели не хотят нанимать французов как слишком требовательных" ⁶⁸ .

Тенденция последнего времени к отказу от политики сдерживания иммиграции обусловливается, наряду с экономическим, демографическим фактором. В этом направлении идет довольно интенсивная обработка европейского общественного мнения, особенно после опубликования в марте 2000 г. демографического прогноза ООН на предстоящие полвека. Так, депутат Европарламента С. Наир заявил о том, что европейская экономика испытывает потребность в "молодых, полных жизненных сил и квалифицированных работниках". Они необходимы не только для обеспечения экономического роста, но и для "компенсации старения населения" вследствие низкой рождаемости ⁶⁹ . Орган французских деловых кругов характеризует проблему рождаемости как "критическую"; ее нерешенность "не позволяет своевременно обеспечить финансирование социальных выплат" ⁷⁰ и т.д. Комиссия европейских сообществ указала в марте 2001 г. на возможность "очень заметного" в предстоящие десятилетия экономического и социального воздействия неблагоприятных демографических процессов. Уровень рождаемости в государствах Евросоюза ниже необходимого даже для простого воспроизводства населения.

В результате перед странами региона встают проблемы: а) сокращения притока молодежи на рынок труда; б) увеличения среднего возраста рабочей силы; в) увеличения числа пенсионеров и "очень старых (80 и более лет) среди всех слабых и зависимых людей" ( табл. 5 ). Если в настоящее время один пенсионер приходится, в среднем по ЕС, на пятерых работников, то при существующих демографических тенденциях это соотношение приблизится через пару десятков лет к 1 : 2, и условия существования данной категории граждан окажутся куда более скромными по сравнению с нынешними.

За 40 лет (1980-2020) реальные и прогнозируемые демографические сдвиги не могут не внушать тревогу. При уменьшении числа людей в возрасте до 30 лет почти на 37 млн. армия пред- и пенсионеров увеличится вдвое. Старение населения, прямо сказывающееся на рынке труда, пенсионной системе (увеличение выплат), системе здравоохранения (рост спроса на медсестер в лечебных учреждениях и на домашних сиделок) неизбежно вызывает увеличение притока иностранцев. Так, чистая норма миграции (миграционный прирост населения на 1000 человек) составляла в 1990-1994 гг. в среднем 2.0; в следующие пять лет она снизилась до 1.7, но в 1999 г. возросла до 1.9, значительно разнясь по странам (от 11.8 в Дании до 0.9 во Франции и 0.7 в Финляндии). Без положительного сальдо миграции население уже начало бы сокращаться в Германии, Италии, Швеции. В последние годы плюсовое миграционное сальдо стало главным компонентом динамики численности населения в ЕС (70% его роста ⁷¹ ), т.е. лишь менее 1/3 новых жителей ЕС родились на его территории.

Таким образом, конец 1990-х годов ознаменовался новым, хотя и не столь явным, как двумя десятилетиями раньше, виражом иммиграционной политики государств Евросоюза, на этот раз в сторону увеличения иммиграции. Относительная скрытость, неафишируемость указанного поворота во многом объясняется далеко не "консенсусным" состоянием общественного мнения в Западной Европе. В учете общественных настроений и множества других - экономических, политических, культурных, религиозных - моментов, связанных со сложными проблемами интеграции иммигрантов в принимающие общества, в тщательном анализе всех "pro" и "contra" национальными и наднациональными (европейскими) властями проявляется характернейшая черта иммиграционной политики государств Евросоюза - ее прагматизм. Эта политика еще не едина в тех или иных конкретных вопросах, ввиду особенностей ситуации в отдельных странах. Но процесс ее унификации продолжается, о чем сви-

стр. 80

Таблица 5

Демографические изменения в ЕС (млн. человек)

Источник: The Social Situation in the European Union. 2001. P. 11.

детельствует и усиление в последние годы общей (региональной) проиммиграционной тенденции.

ОПЫТ ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЫ И РОССИЯ

Обзор миграции из регионов Юга в Западную Европу позволяет рассмотреть в общих чертах вопрос о значении (полезности) европейского опыта для России. Отметим сначала некоторые элементы сходства и различий в двух рассматриваемых ситуациях, опустив здесь общеизвестные положения об экономической роли трудовой иммиграции, особенно в условиях дефицита рабочей силы. В России такие условия существуют в ряде отраслей народного хозяйства и территорий, и указанный дефицит восполняется иностранными рабочими. Обратимся к менее известным неэкономическим аспектам эвентуальной роли иммиграции в принимающих странах.

Демографическое положение и роль иммиграции. Современная демографическая динамика в обоих случаях однопорядковая - низкие, приближающиеся к нулю темпы роста населения в Западной Европе, начавшаяся в 1990-е годы депопуляция в России ⁷² . Это объективно ставит вопрос о средствах предотвращения дальнейшей деградации положения в регионе Евросоюза и обращения вспять негативного процесса в России. Может ли быть таким средством "импорт" людей? В принципе да, другое дело - в какой мере. Очевидно, что даже в современных условиях глобализации речь не может идти об открытии границ с целью улучшения демографической ситуации. Но это не означает и "устранения" иммиграции. Более того, она необходима. Во всяком случае так считают эксперты ООН, основывающие свои выводы на анализе нынешних демографических тенденциях в большинстве стран, расположенных между 30 северной широты и Северным полярным кругом: снижении рождаемости, увеличении продолжительности жизни и, как результат, старении населения. Ничто не указывает на возможность ослабления этих тенденций. Следовательно, ничто не устраняет иммиграцию как средство более или менее существенного выправления демографических дисбалансов в принимающих странах (табл. 6).

При сходстве демографических процессов и сопоставимости требуемых уровней иммиграции в странах ЕС и в России имеется весьма существенное различие между двумя сравниваемыми ареалами - различие их иммиграционных "емкостей", определяемых, в частности, плотностью населения. При всей условности этого понятия потенциальная иммиграционная способность густонаселенной Западной Европы заведомо ниже таковой в России, особенно в ее азиатской части. Поэтому если в Западной Европе практически исключена "физическая" возможность образования иммигрантского большинства (теоретически это возможно при постановке третьей цели, фигурирующей в табл. 6 ), то в России поселенческая "емкость" территории делает такую возможность вполне реальной. Из этого различия вытекает другое - отсутст-

стр. 81

Необходимые уровни иммиграции (млн. человек) в зависимости от ее целей. 2001-2050 гг.

Источник: ООН.

вие в обозримом будущем иммиграционной угрозы национальной безопасности в первом случае, высокая вероятность (а при неконтролируемой или слабо контролируемой иммиграции - неизбежность) возникновения такой угрозы во втором.

Источники миграции и в Западную Европу, и в Россию - главным образом менее развитые в социально- экономическом отношении, но более населенные (или демографически более динамичные) регионы Юга. Эта схожесть сопряжена с немаловажным различием: инорегиональные резервуары иммигрантов для Западной Европы (Африка, Азия, Латинская Америка) географически не соприкасаются с ней, что при прочих равных условиях облегчает государствам ЕС решение задачи ограждения своих территорий от нелегальной иммиграции. Основные же ее "поставщики" в Россию (страны СНГ, Китай) - непосредственные соседи РФ, огромная протяженность границы с которыми неизбежно делает ее территорию относительно более проницаемой для нелегальных иммигрантов со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Национальный состав иммигрантов разнообразен и в Западной Европе, и в России. Однако для последней, прежде всего для ее демографически и экономически слабых, но обширных регионов Сибири и Дальнего Востока, соседство китайского гиганта означает теоретическую возможность (угрозу) массированной мононациональной инвазии ⁷³ . Тем более что, как показывает опыт Западной Европы, миграционный пресс (а в данном случае он потенциально колоссален) способен преодолевать все преграды. Нельзя исключать при этом и вероятность наличия скрытых геополитических расчетов Китая, связанных с эмиграцией "лишнего" населения на российские просторы, даже если реальная ситуация последних лет не свидетельствует об этом ⁷⁴ .

Отсюда эвентуальная проблема сохранения национально-культурной (цивилизационной) идентичности - фактически главного атрибута суверенитета принимающей страны. В Западной Европе опасения утратить такую идентичность выступают как один из наиболее сильных контриммиграционных аргументов, используемых крайне правыми, хотя территориальная компактность и плотная заселенность стран региона практически исключают, как отмечалось выше, перспективу образования в них иммигрантского большинства и, соответственно, возникновения господства "пришлой" культуры над "родной". В то же время это не закрывает возможность мультикультурного типа интеграции мигрантов в принимающее общество, т.е. интеграции, предполагающей равноправное сосуществование разных культур. (Другая концепция интеграции исходит из ассимиляции, слияния мигрантов с местным населением, их "растворения" в нем. Ни тот, ни другой тип интеграции не является "идеальным", и в действительности в большинстве принимающих стран они в той или иной мере переплетаются.) ⁷⁵

стр. 82

Органически более слабая российская цивилизационная идентичность ⁷⁶ требует особой осторожности в подходах к вопросам инонациональной и, тем более, иноцивилизационной иммиграции. Иллюстрацией этой слабости может служить прием (вернее - отсутствие такового) в России русских мигрантов, вытесняемых из стран СНГ, и беженцев из "горячих точек" на российской территории - и на уровне государственных структур, и на уровне общественного сознания. Уместно вспомнить в связи с этим относительную беспроблемность и безболезненность не столь давнего массового возвращения европейских поселенцев из колоний, получивших или завоевавших политическую независимость (например французов из Алжира).

Слабость российской национально-культурной идентичности особенно очевидна, разумеется, там, где это обусловлено "физически" - все в тех же восточных регионах РФ. Малочисленность населения усугубляется его этнической разнородностью: русская (славянская) часть окружена коренными этносами с их собственной культурой и - нередко - с определенными политическими амбициями их элит. В этих условиях ничто, кроме фактора государственно-политической власти и определенного характера межгосударственных отношений, не может помешать эвентуальному "тихому" замещению (поглощению) господствующего, но малочисленного русского (славянского) населения более трудолюбивым, энергичным, дисциплинированным и на порядки численно превосходящим этносом. Ситуация, как видим, существенно отлична от западноевропейской.

Это и другие отмеченные выше различия между сравниваемыми иммиграционными ареалами не означают, конечно, "беспредметности" учета опыта Западной Европы российскими инстанциями, занимающимися проблемами миграций. Напротив, иммиграционная "история" этого региона, охватывающая все XX столетие, на порядок длительнее российской, и знание ее нашими специалистами- практиками в любом случае нелишне. Особую актуальность такому знанию придает то обстоятельство, что у России, как это подчеркнул в ноябре 2000 г. президент страны, отсутствует какая-либо внятная иммиграционная политика.

О чем же говорит опыт Западной Европы, каковы его элементы, которые необходимо, на наш взгляд, учитывать в России при формулировании и проведении рациональной иммиграционной политики? Отметим наиболее существенное.

1. Трудовая иммиграция является экономически эффективным средством ликвидации дефицита рабочей силы - как общего, если таковой возникает, так и специфического, то есть квалификационного, отраслевого, территориального (в России эти разновидности дефицита в той или иной мере перманентны). Экономическая эффективность импорта иностранной рабочей силы связана с отсутствием затрат на ее подготовку и с возможностью снизить издержки производства посредством относительно невысокой оплаты труда иммигрантов.

2. В привлечении и использовании иностранных трудовых ресурсов наиболее целесообразен селективный подход, то есть, повторим это, отбор и прием только нужной для определенной сферы (отрасли, подотрасли) хозяйства и только соответствующей определенным квалификационным критериям рабочей силы. Для выявления и мониторинга конкретных потребностей необходима соответствующая оперативная информационная служба. Набор потребной рабочей силы может осуществляться как через посреднические структуры, так и непосредственно предприятием, фирмой, объединением.

3. В регулировании трудовой иммиграции важную роль играют договорные отношения между страной-импортером и страной- экспортером рабочей силы в сочетании с контрактной системой найма индивидуальных работников. Такие отношения и системы, построенные на принципе ротации, исключают или жестко ограничивают "социализацию" трудовой иммиграции (ее семейное сопровождение), а также сдерживают нелегательную иммиграцию.

стр. 83

4. Решение проблемы нелегальной иммиграции требует, во- первых, максимально жесткого пограничного контроля и, во- вторых, периодической легализации накапливающихся контингентов "безбумажных" иммигрантов (при их соответствии определенным критериям и выполнении ими необходимых формальностей).

5. Необходима эффективная организация приема этнических русских (славян), оказавшихся в положении вынужденных репатриантов и беженцев (содействие в определении места жительства, в устройстве на работу, финансовая и юридическая поддержка в решении жилищного вопроса и т.д.). В России эта проблема имеет весьма острый и болезненный характер, серьезно ухудшая, как правило, социально- политическую обстановку в районах концентрации репатриантов или беженцев.

6. Иммиграция может сыграть весьма важную роль в разноцелевом регулировании демографических процессов - от поддержания общей численности населения принимающей страны до сохранения его экономически рациональной возрастной структуры. Однако определение пределов такого регулирования требует особо тщательной экспертной и политической проработки, поскольку демография теснейшим образом связана с комплексом других проблем, включая национальную безопасность, характер экономической и иной активности иммигрантов, культурно-цивилизационную идентичность принимающего общества и т.д. В России возможность возникновения такого проблемного комплекса более велика, по-видимому, не в общестрановом, а во все том же восточно-региональном масштабе, что не уменьшает вытекающие отсюда эвентуальные и реальные риски ⁷⁷ .

7. Опыт Западной Европы показывает необходимость тщательной разработки и выверки иммиграционного законодательства с целью недопущения его противоречивости и сопутствующей этому неразберихи на практике при решении конкретных вопросов. Для России этот вывод имеет особое значение ввиду относительной "молодости" проблем иммиграции, их чрезвычайной сложности и общей кризисной ситуации в стране.

8. Нередкое возникновение даже в экономически благополучных и политически стабильных странах Западной Европы запутанных и противоречивых ситуаций в миграционной сфере свидетельствует о необходимости четких, выверенных и в то же время гибких методов решения образующихся здесь проблем. В России перманентное состояние напряженности в этой сфере требует неослабного внимания и оперативного вмешательства со стороны самостоятельного органа, наделенного достаточно широкими полномочиями и соответствующими возможностями. В таком контексте представляется, что упразднение в 2000 г. Федеральной миграционной службы было ошибочным шагом (другое дело - эта служба остро нуждалась в кадровом "очищении" и укреплении, что в современных российских условиях очень не просто сделать).

9. Наконец, самый общий "урок", который можно вынести из западноевропейского опыта, состоит в том, что основу иммиграционной политики составляют, как правило, "здоровый" прагматизм, поиск оптимальных решений, способность приспосабливаться к меняющейся ситуации, невзирая на идеологические принципы, могущие противоречить этой практике ⁷⁸ . Не является ли такая основа единственно разумной?

ПРИМЕЧАНИЯ

⁴³ Racism and Migration in Western Europe. Oxford, 1993. P. 60.

⁴⁴ Ibid. P. 56.

⁴⁵ "... Классический расизм... трактует мигрантов как нижестоящих, ... новый расизм... - как совершенно иных" (Racism and Migration... P. 64-65).

⁴⁶ Castles S., Miller M. Op. cit. P. 239; Wenden C. de. Op. cit. P. 133.

стр. 84

⁴⁷ Castles S., Miller M. Op. cit. P. 235.

⁴⁸ Le Monde diplomatique, Juin 2000. P. 12.

⁴⁹ Chaliand G., Minces J. Op. cit. P. 140.

⁵⁰ Castles S., Miller M. Op. cit. P. 233.

⁵¹ Le Monde diplomatique. Juin 2000. P. 13. Подобная деятельность наблюдается, впрочем, не только в западноевропейском регионе. Арабские и другие мусульманские страны активно содействуют, например: (ре- )исламизации югославского края Косово путем финансирования интенсивного строительства мечетей и жилья для албанского населения после ввода туда миротворческих сил ООН в 1999 г.

⁵² Это "правило" лишь однажды, и то на непродолжительное время, было нарушено алжирским руководством, принявшим в 1973 г. решение прекратить трудовую эмиграцию во Францию ввиду участившихся там нападений на алжирских иммигрантов.

⁵³ Le Monde diplomatique. Juin 2000. P. 13.

⁵⁴ Этот режим, то есть спонтанный, в индивидуальном порядке приток иммигрантов в некоторых странах был преобладающим. Во Франции, например, три четверти иммигрантов за период 1947-1974 гг. прибыли именно таким образом ( Simon G. Op. cit. P. 185).

⁵⁵ МЭиМО. 2000. N 10. С. 35.

⁵⁶ Simon G . Op. cit. P. 281.

⁵⁷ Wenden С. de. Op. cit. P. 93.

⁵⁸ Стокер П. Указ. соч. С. 74, 75.

⁵⁹ Hollifield J. Op. cit. P. 105.

⁶⁰ Ibid. P. 95.

⁶¹ Le Monde diplomatique. Novembre 2000. P. 6.

⁶² Ibid.

⁶³ The Social Situation in the European Union. 2001. Staff Working Paper. Brussel, 14.03.2001. P. 12.

⁶⁴ Временная ограниченность разрешения на работу и конкуренция других импортеров "мозгов" объясняют, видимо, отсутствие какого-либо ажиотажа вокруг германской "зеленой карты": за полгода действия этого положения (с 1.08.2000 г.) им воспользовались менее 3 тыс. иностранцев.

В некоторых странах, например, в Бельгии, наблюдается не менее острый дефицит работников более "земных" профессий - сварщиков, медсестер, столяров, плотников и т.п.

⁶⁶ Le Figaro Economic. 3.08.2000.

⁶⁷ Le Monde diplomatique. Novembre 2000. P. 6.

⁶⁸ Ibid.

⁶⁹ Liberation. 23.06.2000.

⁷⁰ Le Figaro Economic. 3.08.2000.

⁷¹ The Social Situation in the European Union... P. 74-75.

⁷² Согласно оценкам экспертов ООН, численность населения России снизится в 2000-2050 гг. со 147 до 121 млн. (на 18%) при увеличении доли лиц старше 65 лет с 13 до 25%.

⁷³ В 1997 г. численность населения в южных районах российского Дальнего Востока составляла 5 млн. человек при средней плотности в 3.8 человек/км ² по сравнению со 105 млн. и 132 человек/км ² соответственно в северо- восточных провинциях КНР. И это при разнонаправленных демографических и экономических процессах - регрессирующих здесь и прогрессирующих там (МЭиМО. 2000. N 11. С. 102).

⁷⁴ Алексеев M. Угрожает ли России китайская миграция? // МЭиМО. 2000. NN 11-12.

⁷⁵ См.: Стокер П. Указ. соч. С. 84-88.

⁷⁶ Перечисляя "некоторые фундаментальные причины" пассивности российского общества в условиях "жестоких потрясений" 1990-х годов, Б.С. Ерасов справедливо, на наш взгляд, называл "слабость ценностной и смысловой структуры российской цивилизации, ее неорганичность, наличие многих гетерогенных начал - культурных, конфессиональных, этнических, исторических, территориальных, отсутствие сложившегося срединного начала и огромную дистанцию от высокой до низкой культуры в духовном поле" (НГ-сценарии. 14.03.2001).

⁷⁷ См.: Дятлов В.И. Новая китайская диаспора в Сибири как вызов национальной безопасности России // Восток (Oriens). 1999. N 1. С. 118-129.

⁷⁸ А. Морис характеризует иммиграционную политику "некоторых европейских стран" как "глубоко оппортунистическую, то есть утилитаристскую и прагматичную", "далеко отстоящую от постоянно упоминаемых великих принципов" (Le Monde diplomatique. Novembre 2000. Р. 6).

Permanent link to this publication: