Роман В. В. Орлова "Альтист Данилов" пронизан отсылками к литературным текстам, с очень широким диапазоном от Евангелия до оперных либретто и популярных в 70-е годы песен. Важный пласт источников - произведения русской классической литературы XIX века. Мы анализировали содержащиеся в тексте романа отсылки к поэмам М. Ю. Лермонтова "Демон", "Азраил" и "Ангел смерти", подробно рассматривали эпизод ссоры и дуэли Данилова с Кармадоном (Суханова И. А. Интертекстуальные связи романа В. Орлова "Альтист Данилов" // Язык русской литературы XX века: Сб. статей. Ярославль. 2001) с точки зрения отсылок к эпизодам хрестоматийных произведений русской литературы и их преобразования в новом тексте, способствующих созданию комического эффекта, более полному выявлению характеров персонажей, высвечиванию их сущности.

В произведении Орлова очевидна полемика с романом Т. Манна "Доктор Фаустус", глава которого содержит демонстративную отсылку к эпизоду с Чертом в "Братьях Карамазовых" Ф. М. Достоевского -к IX главе книги одиннадцатой "Черт. Кошмар Ивана Федоровича".

Черт является Ивану Карамазову в кошмаре как плод его больного воображения. Внучатый племянник Мефистофеля Кармадон посещает альтиста Данилова наяву и существует независимо от его воображения; Данилов, сам наполовину демон, сосланный некогда "на Землю, в люди", принимает на Земле Кармадона по распоряжению "Девяти Слоев": "на Землю по премиальной путевке Канцелярии от

стр. 30

Наслаждений на две недели каникул направляется однокашник Данилова по лицею Кармадон". Основное место пребывания Кармадона -Девять Слоев, или эфир: "А озорник Кармадон <...> мог ведь именно с серой кепкой возникнуть из эфира и в непохожем на себя виде" (Цит. по: Орлов В. В. Альтист Данилов. М., 1993. Курсив наш. - И. С.). Эфир - это и обычное место обитания Черта, явившегося Ивану Карамазову: "в пространствах-то этих, в эфире-то, в воде-то этой, яже бе над твердию, ведь это такой мороз", - рассказывает Черт о своем неосторожном преждевременном воплощении перед одним из своих визитов на Землю. "Я иногда воплощаюсь - откровенничает Черт у Достоевского. - Воплощаюсь, так и принимаю последствия".

В романе Орлова об обитателях Девяти Слоев сообщается: "И существа этого мира могли не только преобразовываться и превращаться <...> но и воплощаться. <...> В общении с землянами и с личностями, занятыми делом лишь на Земле, вроде Данилова, Девять Слоев и их обитатели воплощались в формы, известные именно жителям Земли". То же относится и к Кармадону. Почти сразу он дважды "преобразовывается", потому что первое преобразование оказывается неудачным: "Последний раз Кармадон был на Земле и в Москве в пятьдесят четвертом году... Имел Кармадон витой кок, набриолиненный и напудренный, крапчатый пиджак с ватными плечами, галстук с розовой, порочной обезьяной, брюки в обтяжку <...> Лицо вот только у Кармадона было уже не юное". Черт, явившийся Ивану Карамазову, также выглядел немолодым и отставшим от моды: "Это был какой-то господин, или, лучше сказать, известного сорта русский джентльмен, лет уже не молодых <...> Одет он был в какой-то коричневый пиджак <...> Белье, длинный галстук в виде шарфа <...> широкий шарф очень потерт. Клетчатые панталоны гостя сидели превосходно, но были опять-таки слишком светлы и как-то слишком узки, как теперь уже перестали носить".

Таким образом, хотя Черт похож на "приживальщика", а Кармадон - "ас со спецзаданием", в них есть и общее: оба немолоды, и одежда обоих была модной когда-то давно. Детали одежды, несмотря на различие эпох, имеют сходство: пиджак, слишком узкие брюки и бросающийся в глаза галстук.

Причины, по которым оба гостя выглядят старомодными, разные: Черт, похожий на приживальщика, уже самим своим видом должен унизить Ивана Федоровича: "как, дескать, к такому великому человеку мог войти такой пошлый черт?" Кармадон же просто не знает, что сейчас носят на Земле, и, полагаясь на прежний опыт, в образе "стиляги" 50-х годов должен вызвать комический эффект, он и отстал от моды на гораздо больший срок, чем Черт Карамазова. Поэтому в одежде Кармадона не нашел отражения налет свойственной "пошлому черту" "потертости" и "грязноватости". Кармадон спешит "преоб-

стр. 31

разеваться", чтобы не выделяться в толпе: "Кармадон без особой энергии пролистал журналы и тотчас же оказался в усах и густых кудрях до плеч, приобрел он также замшевую куртку и вельветовые штаны...". Прическа Кармадона теперь напоминает прическу Черта: "с не очень сильною проседью в темных, довольно длинных и густых волосах".

О своей принадлежности к чертям гость Ивана Карамазова говорит как о службе и социальном положении: "И вот единственно по долгу службы и по социальному моему положению я принужден был задавить в себе хороший момент и остаться при пакостях"; "Самые лучшие чувства мои, <...> мне формально запрещены единственно социальным моим положением". Черт дает понять, что состоит на службе в какой-то потусторонней организации: "(...) наконец и доносы, у нас ведь тоже есть такое одно отделение, где принимают известные "сведенья"".

В романе Орлова такой организацией с Канцеляриями, бюрократией и волокитой предстают Девять Слоев - мощная потусторонняя структура, распоряжающаяся жизнью и деятельностью демонов, которые считаются состоящими в ней на службе. Перед прибытием на Землю Кармадон "сидел в своей Канцелярии от Нравственных переустройств и писал отчеты о проделанной работе". К тому, что он демон, Кармадон относится как к профессии: "Это в нас - профессиональное, демоническое". Данилову, имеющему крупные неприятности "по службе", он предлагает: "Я устрою тебе перевод в нашу Канцелярию от Нравственных переустройств. Наша-то Канцелярия примет тебя и отцепит от твоей теперешней...".

Операцию в созвездии Волопаса Кармадон осуществлял по заданию своей Канцелярии. Описание этой операции может восходить к пространному рассуждению карамазовского Черта о снах: "Слушай, в снах, и особенно в кошмарах, ну там от расстройства желудка или чего-нибудь, иногда видит человек такие художественные сны, такую сложную и реальную действительность, такие события или даже целый мир событий, связанный такою интригой с такими неожиданными подробностями, начиная с высших ваших проявлений до последней пуговицы на манишке, что, клянусь тебе, Лев Толстой не сочинит, а между тем видят такие сны иной раз вовсе не сочинители, совсем самые заурядные люди, чиновники, фельетонисты, попы... Насчет этого даже целая задача: один министр так даже мне сам признавался, что все лучшие идеи его приходят к нему, когда он спит". Обитатели планеты Глира в созвездии Волопаса, где "трудился" Кармадон, не только во сне изобретают удачные идеи, но вообще существуют во сне - идея доведена до абсурда: "Да, болванки-волопасы движутся, питаются, о чем-то думают, на что-то намекают, что-то изобретают, устраивают цивилизацию, против кого-то интригуют, но все это происходит

стр. 32

с ними в беспробудном молибденовом сне. Болванки имеют возможность сплетаться одна с другой, вплывать одна в другую, протекать сквозь целые группы себе подобных, и тогда сплетаются их сновидения, а в сновидениях возникают новые сюжеты и катаклизмы, так их цивилизация дальше и идет".

Черт разражается тирадой о снах в ответ на высказанное Иваном удивление по поводу того, что Черт, плод его воображения, высказывает мысли, прежде ему, Ивану, не приходившие на ум. Иван готов поверить в реальность Черта, но Черт на этот раз начинает его разубеждать: "Я хоть и твоя галлюцинация, но, как и в кошмаре, я говорю вещи оригинальные, какие тебе до сих пор в голову не приходили, так что уж вовсе не повторяю твоих мыслей, а между тем я только твой кошмар и больше ничего". В "Альтисте Данилове" ситуация перевертывается и снова доводится до абсурда: реальный Кармадон должен проникнуть в сны волопасов: "Кармадон получил особое задание ("Нравственного порядка", - только и сообщил он Данилову), и каково ему было внедриться в сновидения волопасов! <...> Потом придумал: намазал себя мылом <...> и кое-как втиснулся в сновидения одного наивного волопаса-глира. <...> Просматривал сновидения и путал их". Буквализация известного грубо-просторечного фразеологизма усиливает комический эффект. Отсылку к Достоевскому в рассказе о волопасах и спецзадании Кармадона можно и не заметить, однако в контексте других перекличек сопоставление становится более убедительным.

Кармадон особого удовлетворения от своей деятельности не испытывает: "Зачем я путал волопасам сны? Зачем мы? Зачем я? Зачем мне бессмертие?" Это напоминает и сетования Черта: "...я, например, прямо и просто требую себе уничтожения. Нет, живи, говорят, потому что без тебя ничего не будет. Если бы на Земле было все благоразумно, то ничего бы и не произошло. Без тебя не будет никаких происшествий, а надо, чтобы были происшествия". Именно происшествий от пребывания Кармадона на Земле боится Данилов: "Нынешний Кармадон мог и на каникулах наделать на Земле дел, к этому все шло. <...> Как бы теперь не вышло кровопролитий и массовых драм. "Хоть бы я его на хунту какую натравил!" - сокрушался Данилов".

Видимо, к образу карамазовского Черта восходит и мотив посещения бани, неоднократно возникающий в связи с образом Кармадона. Уже в самом начале каникул Данилов, натирая гостю спину в ванной, обещает "отнести в ближайшие дни Кармадона в хорошую парную с пивом в шайках, и Кармадон, казалось, был доволен". После неудач Кармадона Данилов советует ему пойти в баню для восстановления равновесия: "...может быть, ты сходишь в парную? В Сандуны или в Марьинские бани". Кармадон следует совету и находит себе в бане собутыльников: "В бане познакомился с двумя". Следующее упомина-

стр. 33

ние бани развернуто в целую сцену: "Был он и в банях, уже не Марьинских, а Селезневских, опять со скрипачом Земским и водопроводчиком Колей, к которым привык. В бане не зяб и не зевал, парился от души и из шайки швырял на раскаленные камни исключительно пиво. Земский, и водопроводчик Коля, будучи в голом виде, очень хвалили Кармадону фильм "Семнадцать мгновений весны"".

Пристрастие к бане у Кармадона также оказывается родовым, карамазовский Черт имел такую же слабость: "Я здесь все ваши привычки принимаю: я в баню торговую полюбил ходить, можешь ты это представить, и люблю с купцами и попами париться". Затем Черт рассказывает, как лечил в бане схваченный "в эфире" ревматизм: "Прибегнул к народным средствам, один немец-доктор посоветовал в бане на полке медом с солью натереться. Я единственно чтобы только в баню лишний раз сходить, пошел (...)". На Ивана это пристрастие к бане произвело сильное впечатление - для него это доказательство мелкости Черта: "Но он не сатана, это он лжет. Он самозванец. Он просто черт, дрянной, мелкий черт. Он в баню ходит".

И Кармадон, и карамазовский Черт любят самые примитивные земные удовольствия. Кармадон оказывается, в сущности, таким же "мелким" и "пошлым чертом", как и "приживальщик" Ивана Карамазова. В разгар кутежа с собутыльниками на железной дороге Кармадон высказывает задушевную мечту: ""- Мне бы тут жить!" - сказал ему Кармадон. - Где тут? - Вот здесь, - сказал Кармадон, обвел взглядом стены буфета, - на Земле. Хоть бы и водопроводчиком Колей..." Коля поблизости тут же встрепенулся и запел: "Березовым соком, березовым соком..." - То есть как? - удивился Данилов. - А так, - сказал Кармадон и вздохнул". В этом он также напоминает карамазовского Черта: "Моя мечта - это воплотиться, но чтоб уж окончательно, безвозвратно, в какую-нибудь толстую семипудовую купчиху и всему поверить, во что она верит"; и повторяет потом: "я отдал бы всю эту надзвездную жизнь, все чины и почести за то только, чтобы воплотиться в душу семипудовой купчихи и богу свечки ставить". В приведенных фрагментах нет общих языковых единиц, однако смысл высказывания один и тот же. Заметим, что "чины и почести", упомянутые Чертом, действительно есть у Кармадона - он "ас со спецзаданием", премированный за проведение "блестящих операций в созвездии Волопас", то есть была и "надзвездная жизнь".

Родство Кармадона с "пошлым чертом", "мелким и мерзким", высвечивает очень важное противопоставление в романе В. Орлова. Важнейший и, на наш взгляд, основополагающий источник "Альтиста Данилова" - роман Томаса Манна "Доктор Фаустус". Именно в том эпизоде этого произведения (гл. XXV), который отсылает к "Братьям Карамазовым", сконцентрирован взгляд немецкого писателя на природу искусства: по Т. Манну, это природа болезненная, патологичес-

стр. 34

кая, дьявольская. А в "Альтисте Данилове" неоднократно подчеркивается, что музыкальный талант героя - исполнительский и композиторский - имеет чисто человеческую природу. Неслучайно Данилов так решительно отвергает легенду о Паганини, якобы продавшем душу дьяволу. Именно музыка Данилова становится для демонов основным доказательством того, что он "стал человеком".

Таким образом, все нетворческое, немузыкальное сближается с демоническим, т.е. бесовским. Поэтому собутыльниками Кармадона и становятся Земский, Коля и Кудасов. Скрипач Земский - потому что исповедует "музыкальное направление", предполагающее, что музыка вообще не должна звучать, к тому же пытается решить творческие проблемы с помощью потусторонних сил; лектор Кудасов - потому что подчиняет всю свою жизнь единственному стремлению -поесть за чужой счет; водопроводчик Коля - потому что он банальный любитель выпить. У Коли в романе есть и важная символическая роль - носителя примитивной песенной культуры, чуждой Данилову, который служит высокой музыке. Когда в сцене суда героя предлагают "лишить сущности, но не убить, а перевести в расхожую мелодию типа "Чижика" или "Ладушки", но современнее их и пустить в мир", он ужасается и предпочитает "лишение сущности": "Ужас какой! - содрогнулся Данилов. - Ведь могут превратить и в "Лютики"!" (имеется в виду популярная в 70-е годы песня "Ромашки спрятались, поникли лютики", неоднократно упоминаемая в романе, в частности, ее поют Кармадон с собутыльниками). Подобно тому, как Черт XIX века завидует примитивной семипудовой купчихе, "черт" XX века Кармадон готов перевоплотиться в примитивного Колю с его незатейливыми потребностями, ограничиваться которыми - значит попасть в компанию к черту. Как говорил Черт Ивану Карамазову: "умерь свои требования, не требуй от меня "всего великого и прекрасного" и увидишь, как мы дружно с тобой уживемся..."

Ярославль

Permanent link to this publication: