Условия глобального мира требуют внесения существенных изменений в понимание международной безопасности, путей и способов ее обеспечения. От межгосударственной безопасности, т.е. безопасности в отношениях между государствами - притом, как правило, между ограниченным числом ведущих стран, - предстоит переходить к безопасности глобального мира в целом.

Сложной долгосрочной задачей первой половины XXI в. является поддержание гибкого и стабильного баланса между параллельно протекающими процессами трансформации традиционной межгосударственной безопасности и формирования глобальной безопасности; создание условий для сближения этих процессов, а в будущем их конвергенции в глобальный миропорядок, который должен базироваться не только на согласии ведущих держав - такими были все предшествовавшие ему системы миропорядка с 1815 по 1991 г.1

Важнейшими условиями эффективности формирующегося миропорядка являются его легитимность и системность, участие в нем системных, т.е. ответственных субъектов международных отношений2 . В связи с этим принципиальное значение имеет вопрос о том, является ли признание субъекта международных отношений главным и обязательным признаком его легитимности, системности (т.е. готовности действовать по принятым в данной системе нормам и правилам), ответственного подхода к международной безопасности в ее складывающемся глобальном формате, каковы типы и критерии легитимности субъекта международной и/или глобальной безопасности.

В рамках данной статьи рассматривается острая проблема дефицита легитимности - прогрессирующая деградация легитимности межгосударственной безопасности и пока

Исследование выполнено российскими экспертами в рамках проекта Фонда перспективных исследований и инициатив при поддержке Представительства Тайбэйско-Московской координационной комиссии по экономическому и культурному сотрудничеству в Москве.

1 Баланс межгосударственной и глобальной безопасности вряд ли будет постоянным, так как процесс глобализации, вероятно, будет носить сложный циклический характер. При этом глобальная безопасность может формироваться лишь на фундаменте достигнутых ранее договоренностей. "Сброс", отказ от соглашений и опыта последних 25 - 30 лет под предлогом "изменившихся условий", "устарелости" документов и соглашений, подмена согласованных подходов односторонними действиями - опасная практика, подрывающая доверие между партнерами, столь необходимое для совместного противодействия угрозам глобального мира.

2 Подробный анализ проблемы ответственности государств и других субъектов современных международных отношений см.: [Лукашук, 2004].

стр. 89

еще неформальный характер становления глобального миропорядка, и проблема непризнанных государств (НПГ) как одно из проявлений дефицита легитимности на примере Тайваня.

ЛЕГИТИМНОСТЬ И ПРИЗНАНИЕ

Проблема легитимности в современном мире имеет прежде всего политический характер. Нередко возникают ситуации, когда признание данного государства/режима одной группой стран усиливает мотивы отказа в признании его со стороны другой группы государств, соперничающей с первой. Легитимность "в международных отношениях связана с понятием признания и в этом ее качестве чаще рассматривается в политическом, а не строго правовом" смысле [см.: Evans and Jeffrey Newnham, 1998, р. 302]. Такое понимание легитимности появилось в прямой и тесной связи с политикой США по отношению к Латинской Америке, когда утверждалась "доктрина Монро" (1820-е - 1900-е гг.).

Международно-правовое (в отличие от дипломатического) признание государства может основываться только на правовом понимании легитимности самого государства, существующего в нем режима, способов их формирования и функционирования. При этом должно приниматься во внимание наличие и других видов легитимности, основывающихся на конфессиональных, социокультурных, морально-этических, идеологических, психологических факторах. В установлении легитимности и признании государств и режимов важную роль играют также принципы "конституционности"3 и "демократической легитимности"4 .

Между тем для всех - особенно для ведущих - государств главным критерием при решении вопроса, признавать или нет новые государства и правительства, особенно в случаях их образования в результате внутристрановых переворотов и глубоких трансформаций, остаются политико-идеологические предпочтения и реальные интересы. На переходе от революционного международного порядка к легитимному (и наоборот) решающее значение обретает сила: способность навязать и удержать данный миропорядок до той его стадии развития, когда он начинает восприниматься как законный и естественный, единственно разумный и возможный. Именно такой переход переживает мироустройство начала 2000-х гг.

В условиях глобализирующегося мира естественно ожидать появления и распространения универсальных норм права и ценностных критериев. В то же время принятие каких-либо международно признанных правовых критериев, норм и форм признания легитимности государства/режима может привести к обратным результатам. Не исключаются ситуации, когда на этих же основаниях данному государству/режиму не только можно, но должно отказывать в легитимности.

Ситуация оказывается еще более сложной, когда возникает вопрос о признании новых или относительно новых, т.е. существующих достаточно продолжительное время, но пока международно не признанных, или недостаточно широко признанных, государств.

Исторически государство - образование, претендующее на осуществление высшей власти на своей территории через соответствующий институт. Эти претензии вопло-

3 "Доктрина Тобара", "доктрина Стимсона" - учитывают путь создания нового государства, преимущественно неконституционным, незаконным применением силы; использованы в 1932 г, как основание для непризнания созданного Японией марионеточного государства Маньчжоу-Го.

4 "Доктрина Вильсона", приход к власти при поддержке народа. На этом основании, например, США вплоть до 1933 г. отказывали в признании советскому правительству. Формой выражения такой поддержки обычно признаются свободные и честные выборы. К настоящему времени, однако, создано немало политических технологий, позволяющих с помощью манипулирования настроениями электората добиваться желаемого при формальной чистоте выборов как процедуры.

стр. 90

щены в понятии и явлении суверенитета. В современном мире, однако, суверенитет государств, признаваемый политически и в правовом отношении, де-факто все более ограничивается требованиями от государства его ответственности перед международным сообществом, его дееспособности и эффективности. Это связано с повышением роли негосударственных субъектов международных отношений, а также во многих случаях с усилением значения внутристрановых процессов (в первую очередь распространения сепаратизма) в процессе глобализации.

Таким образом, сложились предпосылки для того, чтобы легитимность государства определялась в большей степени в соответствии с критериями его жизне- и дееспособности, социальной и иной эффективности, нежели на основе традиционной трактовки принципов суверенитета. В первую очередь это касается государств новообразованных или только что претерпевших глубокую внутреннюю трансформацию.

Если считать правомерным существование основ "международного права"5 , то можно констатировать, что оно никак не решает вопрос признания существующих или новообразуемых государств. Оно лишь констатирует и описывает практику, фактически сложившуюся в этой области на протяжении последних примерно двухсот лет. В частности, международное право ничего не говорит об обязательности признания данных государств/правительств/режимов другими субъектами международных отношений, об основаниях отказа в признании, об императивности последствий непризнания. Не ясно также, является ли прием государства в ООН актом признания этого государства всеми другими государствами - членами ООН. Наконец, "международное право" никак не связывает между собой отказ от признания государства и членство непризнанного государства в международных организациях. На практике допуск или прием НПГ в международную организацию (ООН, ВТО и другие) обычно блокируется одной из великих держав, в случае ее в этом особой заинтересованности. Но в уставах и основополагающих документах ООН и других международных организаций не содержится положений, которые связывали бы факт непризнанности и невозможность допуска в них НПГ.

Теория международных отношений и политическая наука практически ничего не говорят о феномене непризнанного государства. Однако в условиях глобализации такое положение начинает меняться. В ходе глобализации уже поставлены проблемы государств-изгоев, недееспособных государств (failed states), смены преступных режимов, управления последствиями международных конфликтов и строительства постконфликтных государств (nation building).

В современном мире непризнанное государство подобно лицу без гражданства - с той разницей, что в отношении последнего законодательства всех государств достаточно подробно прописывают статус и условия его въезда и жительства в стране пребывания, условия и критерии получения им гражданства [см., в частности: Бьюкенен, 2001]. В отношении НПГ ни одна из перечисленных выше проблем их статуса в международных отношениях не урегулирована. Судьба непризнанного государства трудна во всех отношениях: утверждение нового занимает десятилетия, особенно в международной жизни.

В полной мере это относится к Тайваню. Генезис и история Китайской Республики особенно сложны: они являются прямым следствием трудной и долгой борьбы за независимость, последующих социально-политических изменений в Китае. Сегодня они связаны с динамикой глобализационных процессов и с начавшимся, хотя пока еще во многом скрываемым, противоборством США и КНР.

5 Правом в международных отношениях является то, о чем договорились между собой государства (прежде всего наиболее мощные и влиятельные). Кроме того, нет правил, которые обязывали бы третьи государства присоединяться к договорам между другими участниками международных отношений. В рамках глобализации предпринимается попытка сделать в некоторых случаях такое присоединение обязательным, отказ от него - наказуемым (отношение к ядерным программам Ирана и КНДР). Действующая с 1947 г. Комиссия ООН по международному праву лишь разрабатывает предложения, принять или не принимать которые - целиком в воле государств и их правительств [см.: Akehurst, 1984; Evans, Newnham, 1998, р. 261].

стр. 91

В то же время признание государства и/или существующего в нем режима важно не только и не столько соответствующей стране. XX век дал много примеров того, как непризнанные или не всеми признаваемые государства (СССР 1920 - 1930-х гг., Китайская Республика, ФРГ 1940 - 1950-х гг., Израиль и др.) десятки лет существовали и развивались без видимого ущерба для себя, а в ряде случаев с преимуществом политической "свободы рук". Максимально широкое взаимное признание государств необходимо в первую очередь самому современному мировому сообществу как главный признак того, что в нем сложились основания для поддержания хотя бы минимума международных порядка, безопасности, стабильности и законности. Напротив, отсутствие такого признания или наличие на карте взаимных признаний обширных "белых пятен" - ясное указание на реальные и потенциальные очаги нестабильности, напряженности, угроз и конфликтов. Наличие политически значимого числа непризнанных государств - признак неустойчивости международной системы, высокого уровня ее "небезопасности".

С этой точки зрения наличие непризнанных государств в АТР - один из важнейших признаков нестабильности региона в международных отношениях начала XXI века.

Непризнанность государства или правящего в нем режима может быть качественно различна.

Отсутствие признания одного государства со стороны некоторого числа других государств само по себе не является фактором, ограничивающим дееспособность такого НПГ в мире, тем более что оно может быть следствием прямого или косвенного давления более сильных государств, великих держав. Формами неконфронтационного сопротивления такому давлению могут быть различные варианты признания де-факто: миссии связи, торговые и консульские представительства и т.д. По формуле признания де-факто начинались, например, отношения между США и КНР в 1970-е гг., когда Соединенные Штаты, играя на противоречиях между СССР и КНР, обеспечивали себе выход из войны в Индокитае с минимальной потерей лица и международных позиций. Торговые представительства использовались СССР для установления де-факто дипломатических отношений с Испанией, Республикой Кореей и во многих других случаях.

Очень часто признание де-факто отражает не только наличие проблем в отношениях между теми или иными странами, группами государств, но и сложность, неоднозначность внутриполитической обстановки в признающей стране. Так, в свое время, пойдя на признание де-факто Республики Корея, СССР и его руководство во главе с М. Горбачёвым стремились не только избежать осложнений в отношениях с КНДР и Китаем, но и, главное, ослабить внутреннюю идеологическую и политическую оппозицию перестройке.

В условиях глобализации отказ в признании станет, вероятно, одним из главных инструментов выстраивания и поддержания глобального миропорядка и определения статуса его участников. Традиционной формой в обозримой перспективе останется дипломатическое признание. В свою очередь, отсутствие признания сохраняет достаточно высокую вероятность того, что непризнаваемое образование может стать объектом военных, финансово-экономических или иных посягательств извне. Именно таково в настоящее время положение Китайской Республики. Для международного сообщества подобное положение означает понижение уровня безопасности и сохранение угрозы поддержанию региональной и, не исключено, мировой стабильности.

В теории представлены две доктрины признания.

Согласно конститутивной доктрине, международное право не дает ответа на принципиально значимые вопросы. Например, какое количество признаний необходимо для того, чтобы признаваемое государство обрело международную легитимность; решается ли проблема такой легитимности только числом признаний или необходимо их определенное качество (станет ли режим некоего нового "хусейна" легитимным, если его признают три-пять-десять других "хусейнов") и т.п. До недавнего времени считалось, что едва ли не главным определяющим фактором для пра-

стр. 92

восубъектности нового государства является признание его со стороны того государства, от которого оно отделяется. Соответственно признание нового государства неким третьим государством (или государствами) еще до того как это сделает "материнское" государство, обычно квалифицировалось как "преждевременное". Сегодня ясно, что это правило отнюдь не универсально. Оно, например, вряд ли применимо в ситуации, когда "материнское" государство прибегает к массовым репрессиям и, тем более, к геноциду в отношении населения той части своей территории, которая претендует на самоопределение. В такой ситуации международное сообщество не только может, но и должно проявить инициативу и признать новое государство, чтобы спасти его население от жертв и страданий. Тем самым размываются рамки понятия "преждевременное признание", еще вчера казавшиеся незыблемыми. Впрочем, по-прежнему не ясно, кто именно может в такой ситуации действовать от имени международного сообщества - ООН, иная международная организация или просто группа влиятельных государств.

Согласно декларативной доктрине, признание лишь фиксирует факт наличия в мире неких государств или режимов, облегчает установление контактов и отношений с ними, но не сообщает признаваемым никакого нового качества, т.е. не влияет на факт и меру их внутренней и международной законности. По сути, декларативная доктрина делает акт и факт признания малозначащим, потому что ничто не мешает государствам придерживаться сложившихся принципов и норм международного права и строить взаимоотношения при косвенно или неявно выраженном признании и даже в отсутствие такового. На первый взгляд такой подход в большей степени отвечает традициям и требованиям политического реализма. Однако он открывает неограниченные возможности для любого самопровозглашенного образования в одностороннем порядке объявлять себя государством, свое устройство и практику - легитимными, лишая международное сообщество возможностей правовым образом выразить свое отношение к такому образованию, путям его создания и методам функционирования. Примерами такого рода образований могут служить Абхазия, Аджария (до произошедшего в начале мая 2004 г. восстановления единства автономии с Грузией), Южная Осетия, Нагорный Карабах (все на территории бывшего СССР). Некритическое принятие декларативной доктрины имело бы в современном мире множество крайне негативных последствий. В частности, оно создавало бы политико-психологический и правовой климат, максимально благоприятствующий сепаратизму любого рода; оказывались бы под угрозой принципы территориальной целостности государства и нерушимости его границ и т.п.

Практика международных отношений различает признание де-юре и признание де-факто. В первом случае акцентируется формальное международно-правовое начало, что влечет за собой полный объем обязательств, вытекающих из международного права. Во втором случае акцентируется политическое начало, и объем вытекающих правовых обязательств менее широк и жесток. Различия между ними особенно важны, когда признание/непризнание происходят в отношении государств или НПГ, имеющих взаимные территориальные претензии; выделяющихся из состава более крупного или распадающегося государства; или находящихся друг с другом в состоянии межгосударственной или гражданской войны. В подобных случаях политические мотивы признания или отказа в нем безоговорочно доминируют, а международно-правовые положения и нормы не могут обеспечить ни четких критериев, ни быстрой процедуры принятия какого-либо решения международным сообществом.

Отсутствие единой для всех процедуры признания и кодифицированных критериев соответствия нового образования статусу наделенного суверенными правами государства обусловлено прежде всего тем, что международному сообществу было удобней действовать явочным порядком, по неписанным правилам. Что действительно вызывает удивление, это каким образом до недавнего времени удавалось работать почти "без брака", ограничивая количество новых государств и почти не допуская появления государств непризнанных. (К началу 1990-х гг. непризнанных государств было всего два - Северный Кипр и Тайвань.)

Представляется, что до недавних пор приемлемый результат достигался во многом благодаря именно тем качествам, от которых международное сообщество в последние годы пытается, по крайней мере декларативно, избавиться. Имеется в виду преобладание принципов силы и баланса интересов великих держав над правом и справедливостью в международных отношениях,

стр. 93

государственной власти над законом, моралью и правами человека во внутренней политике очень многих, если не всех государств, наконец, жесткий, но дисциплинировавший раскол мира на два противоборствовавших лагеря.

Глобализация делает решение проблемы НПГ остро актуальным, так как она объективно стимулирует всевозможные формы сепаратизма. Несколько утрируя, можно предположить, что в условиях глобализации государства будут образовываться, признаваться социально-экономическими банкротами и ликвидироваться примерно так же, как сегодня создаются, банкротятся и прекращают существование фирмы.

Поэтому у международного сообщества практически нет иного пути, кроме поиска, разработки и внедрения, во-первых, единых для всех критериев признания новых государств, а во-вторых, правовых механизмов их применения.

КРИТЕРИИ ПРИЗНАНИЯ НОВЫХ ГОСУДАРСТВ И МЕХАНИЗМ ИХ ПРИМЕНЕНИЯ

Определяя критерии, целесообразно критически проанализировать ряд, казалось бы, бесспорных положений.

Так, освященное многими документами ООН право наций на самоопределение не выглядит ни бесспорным, ни априорным6 . С юридической точки зрения нет четкого и ясного толкования терминов "народ" и "нация". Не ясно, как они соотносятся с термином "национальность". С практической точки зрения также очевидна небезусловность идеи самоопределения наций в моноэтническом варианте - ее реализация в перспективе может привести к появлению примерно трех тысяч государств. Очевидно, что в современном мире возникновение нового государства неизбежно ведет к нарушению территориальной целостности существующего государства. Между тем юридически бесспорное и политически корректное право государства на сохранение своей территориальной целостности, как минимум, не менее важно, чем произвольно интерпретируемое и политизируемое право нации на самоопределение. Наконец, система международных отношений должна при всех обстоятельствах сохранять управляемость. В силу этого международное сообщество не может не быть заинтересовано в жестком отборе новых государств, т.е. в ограничении их количества. В таких условиях на первый план закономерно выходят соображения политической целесообразности.

Критерии признания новых государств, таким образом, должны быть жесткими и прагматичными, строиться на примате реально возможного над идеально желаемым. При этом ясно, что ограничиться чисто формальными критериями определения государства (наличие постоянного населения, определенной территории и правительства) в современных условиях не удастся. Необходимы критерии сущностные, позволяющие в одинаковой мере обеспечить права и интересы как новых, так и уже существующих государств.

Первым среди таких критериев бесспорно является совместимость с "материнским" государством (государством-"донором"). Прежде чем рассматривать претензии конкретного народа на самоопределение и создание собственного государства, необходимо установить, имеет ли он основания быть неудовлетворенным или обеспокоенным своим положением в государстве, от которого хочет отделиться. Иными словами, подвергается ли этот народ дискриминации по этническому, религиозному или политическому признакам, грозит ли ему геноцид и т.д. Нетрудно заметить, что предложенный критерий благоприятствует тем "материнским" государствам, которые проводят сбалансированную и гуманную внутреннюю политику, не притесняют национальные и религиозные меньшинства, т.е. являются вполне демократическими. Напротив, гипотетические новые государства, возникающие путем отделения от недемократических,

6 В Уставе ООН идея самоопределения декларирована не как "право", а как "принцип". Лишь в 1952 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла резолюцию "Право народов и наций на самоопределение".

стр. 94

жестко репрессивных "материнских" государств, по справедливости имеют веские основания для международного признания. Такая модальность критерия "совместимости" представляется продуктивной потому, что не только позволяет ограничить процесс умножения числа государств посредством деления ныне существующих, но также косвенно побуждает последние к демократии.

Не менее важный критерий признания нового государства может быть сформулирован как ненанесение ущерба безопасности государства-"донора". В каждом конкретном случае понятие безопасности "материнского" государства нуждается в уточнении, учете специфики. Ясно, однако, что право любого народа на отделение от "материнского" государства (если только оно не вызвано крайней необходимостью) кончается там, где начинается право этого государства на обеспечение собственной безопасности.

Конкретный пример - давняя проблема самоопределения курдов. Этот древний многострадальный народ проживает на территории сразу трех сопредельных государств (Турция, Ирак и Иран) и в принципе имеет право на самоопределение. Тем более что ни одно из трех вышеупомянутых государств не является безупречно демократическим и не отличается "материнским" отношением к самим курдам. Очевидно, однако, что возникновение курдского государства чревато запутанным и по определению кровавым конфликтом между тремя "материнскими" государствами и тем самым явно угрожает их безопасности. Поэтому, по крайней мере в обозримом будущем, гипотетическое курдское государство вряд ли могло бы рассчитывать на международное признание. Усилия же международного сообщества должны быть направлены на обеспечение законных прав, интересов и национального достоинства курдов в составе нынешних "материнских" государств.

Жизнеспособность - следующий критерий признания нового государства. Новое государство должно быть в состоянии обеспечивать свое существование в отрыве от "материнского" государства, т.е. обладать минимально достаточным экономическим потенциалом, готовностью к созидательному труду и определенной социальной стабильностью. Ибо международное сообщество не заинтересовано в появлении еще одного государства-иждивенца.

Наличие границ с третьими странами или выхода к морю как критерий признания нового государства естественным образом дополняет и конкретизирует два предыдущих. Вполне очевидно, что анклавное государство не может быть жизнеспособно в отрыве от "материнского" государства, равно как и не может не представлять угрозы для его безопасности.

Согласие на отделение подавляющего большинства населения, постоянно проживающего на территории, которую претендующий на самоопределение народ считает своей - последний по порядку, но не по важности критерий признания нового государства. Речь идет о плебисците, который может принести заслуживающий доверия результат при выполнении двух ключевых условий: проведения голосования под надежным международным контролем; участия в голосовании всех постоянных жителей территории, включая и тех, кто вынужденно ее покинул по политическим мотивам. Необходимость строгого выполнения первого условия можно проиллюстрировать примером Кашмира, где на протяжении последних 60 лет не удается провести санкционированный Советом Безопасности ООН плебисцит, в том числе, в связи с невозможностью поставить его под международный контроль. Важность второго условия легко проследить на примере Абхазии, откуда было изгнано практически все грузинское население. Итоги плебисцита об отделении Абхазии от Грузии не могут быть признаны легитимными без учета волеизъявления изгнанников. В целом для решения столь судьбоносного вопроса как создание нового государства, очевидно, требуется поддержка не менее двух третей проголосовавших жителей претендующей на самоопределение территории.

стр. 95

Разработка и согласование универсальных критериев признания новых государств, несомненно, является одной из наиболее актуальных задач международного сообщества. Однако гипотетическая всеобщая договоренность о предложенных выше (или других) критериях признания новых государств недостаточна без согласия о механизме их применения. Искомый механизм придется создавать с нуля, внося поправки в уставные документы ООН, Международного Суда и других органов системы управления международными отношениями. Главная проблема состоит в том, что вопрос о признании новых государств должен быть передан в компетенцию всего международного сообщества.

Условия для достижения такой договоренности возникли лишь с завершением "холодной войны"7 . Важно, что уже создан прецедент признания нового государства по решению всего международного сообщества, а не просто по воле одной или нескольких великих держав. Речь идет о Восточном Тиморе8 . Опыт, приобретенный международным сообществом при решении вопроса о Восточном Тиморе, вполне может быть использован для внесения поправок в Устав ООН, которые позволили бы именно этому главному органу управления международными отношениями взять на себя миссию признания новых государств на основе единых для всех критериев. Другой, возможно, даже более продуктивный вариант - передать решение вопросов признания новых государств Международному Суду ООН, также с внесением поправок в его Статут и Регламент.

В идеале любое государственное образование, претендующее на признание в качестве государства, должно иметь право обратиться в независимый и беспристрастный международный орган с просьбой о вынесении решения по существу своих претензий. Соответственно решение упомянутого международного органа о признании или о непризнании нового государства должно быть обязательным для международного сообщества в целом. Последнее особенно важно: если вердикт о признании нового государства обязателен, то за ним должен непременно последовать прием нового государства в ООН. В этом контексте прием государства в ООН становится высшей и универсальной формой его международного признания.

ТАЙВАНЬ КАК НЕПРИЗНАННОЕ ГОСУДАРСТВО

Неопределенный статус Тайваня - самая острая проблема островного государства. Но в не меньшей мере это и одна из серьезнейших проблем региональной и международной безопасности. В "случае Тайваня" сконцентрированы принципиальные проти-

7 Робкие попытки такого рода были предприняты после Первой мировой войны, когда пришло время решать, кто именно может быть членом Лиги Наций. Тогда были выработаны первые чисто формальные критерии определения государства, о которых говорилось выше. Поиск оптимальных решений приостановился еще до начала Второй мировой войны: Лига Наций так и не смогла объединить все государства мира; соответственно членство в Лиге Наций не стало обязательной предпосылкой международной правосубъектности государства. После Второй мировой войны поиск не возобновился: раскол мира на два лагеря исключал возможность договориться об общих правилах признания новых государств.

8 Бывшая колония Португалии - Восточный Тимор в середине 70-х гг. прошлого века был аннексирован Индонезией после того, как попытался провозгласить независимость. В свою очередь, США и их союзники, руководствуясь логикой "холодной войны", молчаливо согласились с аннексией. В конце 1990-х гг. борьба народа Восточного Тимора за независимость возобновилась. При посредничестве ООН и под давлением всего международного сообщества Индонезия оказалась вынуждена договориться с Португалией о предоставлении Восточному Тимору "широкой автономии" и о проведении под контролем ООН референдума о его будущем статусе. Свыше двух третей участников референдума высказались за независимость, а попытки индонезийской армии восстановить статус-кво путем массовых репрессий лишь ускорили консолидированное решение международного сообщества о признании Восточного Тимора в качестве нового государства.

стр. 96

воречия ушедшего периода биполярного противостояния. Перенесенная в малоизмененном виде в новый период глобализации экономики и безопасности эта проблема оказывает дестабилизирующее влияния на безопасность прежде всего в АТР.

Проблема Тайваня обусловлена сложившимся вокруг него балансом разнонаправленных сил и интересов. Конфликт, связанный с попытками силового решения данной проблемы, может оказаться особенно крупным и разрушительным ввиду мощи вовлеченных в него сторон. Не случайно Тайвань, как ни одно другое из современных НПГ, постоянно находится в центре внимания международной политики. Тайваньской проблеме присущ целый ряд характеристик, совокупность которых коренным, принципиальным образом отличает Тайвань от других НПГ, в первую очередь новых непризнанных государств (ННПГ), таких как Абхазия, Приднестровье, Нагорный Карабах, Южная Осетия.

Различия начинаются с истории возникновения. Тайвань возник как государственное образование намного раньше, чем подавляющее большинство НПГ, вскоре после Второй мировой войны, в процессе становления мировой биполярной системы, разделившей несколько государств (помимо Китая - Германию, Корею, Вьетнам) на две политически и идеологически противостоящие друг другу части с разным социально-экономическим устройством.

Сначала тайваньский вариант развертывался по общему сценарию развития разделенных государств. Эвакуировавшееся на остров со своими сторонниками руководство Китайской Республики (КР) не получило признания со стороны социалистических государств, но сохранило дипломатические отношения с подавляющим большинством стран Запада и "третьего мира". Однако в 1970-е гг. Тайвань потерял признание и своих прежних партнеров в связи с переориентацией Запада на Пекин, вызванной стремлением разыграть "китайскую карту" против СССР. С 1979 г., когда были разорваны официальные отношения между Китайской Республикой и США, КР оказалась в глубокой дипломатической изоляции. В отличие от других частей разделенных государств, Тайвань был принесен в жертву большой политике, в чем, безусловно, решающую роль сыграли несопоставимые размеры и потенциалы коммунистического Китая и Тайваня, огромная разница в их весе в международных отношениях.

Тем не менее Тайвань сумел сохранить и с помощью "прагматической дипломатии" использовать некоторые внешнеполитические резервы, что позволяет ему в настоящее время иметь дипломатические отношения более чем с двумя десятками государств, хотя и малых; поддерживать торгово-экономические, культурные, научно-технические и другие отношения почти с полутора сотней государств; состоять (под разными названиями) более чем в тысяче международных организаций, включая ВТО, АТЭС, Азиатский банк развития.

Таким образом, международная изоляция Тайваня не является полной, его международные связи находятся на недосягаемой для других непризнанных государств высоте. Иными словами, он может быть включен в число НПГ лишь с известными оговорками. По сути, Тайвань де-факто признается международным сообществом. Но отсутствие признания де-юре резко ограничивает правосубъектность Тайваня в его отношениях с внешним миром.

С точки зрения формальных критериев, Китайская Республика соответствует критериям суверенности, зафиксированным в Декларации о добровольном суверенитете, принятой в Монтевидео в 1933 г.: она имеет постоянное население, территорию в определенных границах, правительство и способность к сношениям с другими государствами. Следует, однако, учитывать, что по Конституции, принятой в 1947 г. на материке и с поправками действующей на Тайване и поныне, границы Китайской Республики закреплены в том виде, в котором они были по состоянию на 1947 г., т.е. включающими всю территорию Китая. Статья 4 Конституции гласит: "Территория Китайской Республики в ее нынешних государственных границах не может быть изменена иначе как по решению Национального Собрания". А поскольку такого решения не было, фор-

стр. 97

мально КНР и КР существуют в одних и тех же границах на общей территории. Пекин рассматривает это обстоятельство как аргумент в свою пользу при отстаивании "принципа одного Китая". Именно в силу этого - чтобы не допустить оформления новых, реальных границ непризнанного тайваньского государства - КНР в ультимативной форме возражает против изменения его территории или названия.

Свои основания не менять Конституцию есть и у Тайбэя. Привести юридическую сторону дела в соответствие с реальностью означало бы для Тайваня шаг к дальнейшему дистанцированию от материкового Китая. Официальное провозглашение независимости подразумевает, что "территориально-пограничная пуповина", связывающая Тайвань с материком, будет перерезана, что не находит на данном этапе поддержки большинства его населения и элиты. Неурегулированность названного вопроса, безусловно, не является первостепенной в решении проблемы признания Тайваня. Тем не менее, если и когда вопрос о признании Тайваня встанет в повестку дня, Тайбэй должен будет четко определить и оформить свои границы.

В целом Тайвань соответствует большинству сущностных критериев признания новых государств, сформулированных в данной статье.

Тайвань как государственный организм обладает безусловной жизнеспособностью. Перебазировавшись на остров, правительство Китайской Республики воспроизвело там в уменьшенном масштабе (и с поправкой на чрезвычайное положение, впоследствии отмененное) все государственные структуры и систему законов, начиная с Конституции. В настоящее время тайваньское общество, с точки зрения его внутреннего устройства, в пределах реально занимаемой им территории, обладает всеми признаками полноценного государства. Более того, по экономическим показателям, уровню благосостояния населения и степени демократизации оно находится среди наиболее развитых государств мира.

Далее, легитимность нынешнего режима в ее внутриполитических аспектах, как правовая так и внеправовая, не оспаривается никем. В самом деле, режим сформирован ненасильственным способом, в результате совместных усилий правящей партии и оппозиции, т.е. всех политических сил общества; он является вполне демократическим: многопартийным, выборным сверху донизу путем прямых выборов, и обеспечивает высокую степень соблюдения прав человека.

Общеизвестно, что Тайбэй стремится следовать принципам и нормам международного права и соблюдать взятые на себя обязательства, хочет вносить и вносит посильный вклад в развитие международного сообщества, неоднократно оказывал и оказывает гуманитарную помощь различным странам. Тайвань без больших натяжек можно назвать ответственным субъектом международных отношений, что, как было показано выше, является одним из важнейших критериев и требований к суверенным субъектам формирующейся глобальной политической системы и системы безопасности.

Расположенная на острове, Китайская Республика имеет свободный доступ едва ли не ко всем государствам мира и тем самым полностью отвечает критерию географической открытости.

В принципе КР соответствует критерию ненанесения ущерба безопасности "материнскому" государству. Военный потенциал Тайваня и КНР несоизмеримы, не говоря о наличии у последнего ядерного оружия. С точки зрения имиджа в международных отношениях Тайвань традиционно является "жертвой" запугивания со стороны КНР. Вместе с тем появление у Тайваня новых видов оружия (прежде всего ракетного) или заявления об их появлении и планах применения, даже если они не носят официальный характер, могут спровоцировать резкую реакцию Пекина. Так случилось в июне 2004 г., когда прошла информация об идее нанесения Тайванем ударов по "высокоценным целям" на материке, в частности по гидроузлу "Три ущелья" на реке Янцзы [Буря над Янцзы, 17.06.2004].

стр. 98

В соответствии с пунктами совместного коммюнике 1979 г. об установлении дипломатических отношений между КНР и США, Договор между США и Китайской Республикой о взаимной обороне был денонсирован, американские вооруженные силы выведены с острова. В то же время, в соответствии с принятым в 1979 г. Законом "Об отношениях с Тайванем", США поставляют Тайваню вооружения. Принципиально важно то, что руководители КНР, решительно протестуя против военных связей Вашингтона с Тайбэем, обвиняют США в отступлении от прежних китайско-американских договоренностей, в нарушении суверенитета Китая, но не в создании угрозы его безопасности.

Вместе с тем нестабильность в регионе, деградация международной договорно-правовой основы в военной сфере (выход США из Договора по ПРО, сомнительное будущее ДНЯО, нерешенность северокорейской ядерной проблемы), а также общая тенденция к массированному наращиванию военной силы и ее модернизации (это прежде всего касается КНР), делают реализацию двойной задачи - обеспечения безопасности и непровоцирования дестабилизации ситуации - все более трудной для Тайваня. Пекин же прямо увязывает провозглашение независимости островом с применением в отношении него военной силы.

Степень, в какой Китайская Республика соответствует такому критерию, как согласие населения на отделение, сегодня определить достаточно трудно. На острове проводятся многочисленные опросы общественного мнения по этому вопросу. Однако на их результаты оказывает очевидное влияние декларируемая Пекином готовность применить силу, если Тайвань провозгласит независимость. Часть респондентов высказывается против независимости именно по этой причине. В то же время наиболее популярным среди жителей острова является вариант сохранения статус-кво - того положения, в котором Тайвань находится уже не один десяток лет, и в котором он сумел добиться впечатляющего прогресса. Фактически этот вариант представляет собой определенный вид независимости от материкового Китая, урезанной лишь в некоторых формальных моментах, которые не мешали в 1950 - 1960-х гг. США и их союзникам иметь дипломатические отношения с Китайской Республикой. Данный формат не мешает никому из современных тайванских лидеров бороться или, по крайней мере, высказываться за международное признание КР.

Критерий совместимости с "материнским" государством применительно к Тайваню специфичен. Китайская Республика в период правления Чан Кайши, так и КНР сегодня, настаивала на статусе "материнского", "одного" государства, что и является корнем тайваньской проблемы. До 1971 г. именно КР имела представителей в Совете Безопасности ООН. Учитывая специфику Тайваня, применять в отношении него изложенные выше традиционные подходы - приоритетность для обретения правосубъектности признания со стороны "материнского" государства, или феномен "преждевременного" признания - можно лишь ограниченно, с оговорками. В настоящее время ситуация меняется, так как нынешнее руководство Тайваня ставит целью формализацию независимого статуса острова, его легитимацию и признание, в то время как формулы "одного Китая" придерживается оппозиция. Официальная позиция КНР не меняется, хотя и в ней в рамках формулы "одно государство - две системы", произошли подвижки.

Аргументируя свою позицию, руководители КНР напоминают, что исторически Тайвань является частью Китая, и что, будучи оккупирован Японией, остров был возвращен ему в соответствии с Каирской декларацией 1943 г. И, коль скоро правительство КНР признано мировым сообществом в качестве единственного законного правительства Китая, только оно и должно осуществлять юрисдикцию на территории Тайваня. Со своей стороны, тайваньские лидеры заявляют, что Китайская Республика имеет все основания получить официальное признание, поскольку де-факто является независимым суверенным государством и обладает всеми необходимыми признаками такого государства. Правительство КНР, утверждают в Тайбэе, никогда не обладало и не обладает в настоящее время ни фактической, ни формальной властью над Тайва-

стр. 99

нем и прилегающими к нему островами, эта территория находится под "фактической юрисдикцией" Китайской Республики.

На нынешнем этапе изначальная несовместимость обоих государств, их социально-экономических и политических систем постепенно, очень медленно нивелируется. В КНР идут преобразования, которые, хотя большинство экспертов пока и остерегаются считать их необратимыми, уже привели к существенному изменению внутреннего уклада жизни в стране, но главное, к глубокой вовлеченности ее в глобализирующуюся экономику. Предлагаемый ныне Пекином смягченный вариант совместимости по формуле "одно государство - две системы" был выдвинут в 1995 г. Цзян Цзэминем. В обмен на признание единого Китая Пекин обещает Тайваню высочайшую степень автономии и сохранение всего уклада жизни на острове, отказ от права на управление Тайванем, от размещения там вооруженных сил КНР и признание его права на собственные вооруженные силы. При этом подчеркивается, что КНР, как великая держава, ныне чувствует свою ответственность перед мировым сообществом. Однако на острове эти заверения воспринимают скептически, и вопрос о совместимости остается, таким образом, предметом дискуссий.

В свою очередь, на острове также появляются различные планы будущего воссоединения с материком ("Программа национального объединения" Гоминьдана, президентская концепция экономической, а затем и политической интеграции по модели "Общего рынка" и т.д.). Тем не менее в настоящее время Тайвань считает объединение с материком однозначно неприемлемым для себя. Аргументами здесь служат несовместимость авторитарного однопартийного режима в КНР с развитой демократией КР, а также большой разрыв в жизненных стандартах по разные стороны Тайваньского пролива. В международном сообществе к таким аргументам, по крайней мере к первому из них, относятся достаточно серьезно.

Итак, сумма оценок Тайваня в соответствии с предложенными критериями показывает наличие основных предпосылок для признания государства. Несомненная дееспособность, успехи в подъеме экономики и совершенствовании демократии, легитимность, соблюдение общепринятых норм политического поведения, ответственность в международных делах - все это создает Тайваню имидж передового цивилизованного государства, способствует укреплению его авторитета в международном сообществе. Тайвань некорректно даже сравнивать с остальными НПГ, с их склонностью к деградации и криминализации. Таким образом теоретически Тайвань имеет все основания для международно-правового признания.

В нынешней ситуации главным препятствием к реальному признанию Тайваня является позиция правительства КНР, принятая volens nolens подавляющим большинством стран мира: существует только один Китай, правительство КНР является его единственным законным правительством, а Тайвань - его провинцией (или частью). Правда, некоторые государства принимают эту формулу в несколько сглаженном виде. США признают правительство КНР в качестве единственного законного правительства Китая, но вместе с тем не признают прямо, а лишь "принимают к сведению позицию Китая относительно того, что существует только один Китай, и Тайвань является частью Китая". Однако, это - не более чем нюанс, не меняющий общего положения дел: любое государство, установившее дипломатические отношения с КР, автоматически лишается признания со стороны КНР.

В этой связи в обозримой перспективе самыми существенными вопросами для Тайваня являются:

* использование всех возможностей, в том числе новых, связанных с глобализацией мировой экономики и системы безопасности, для международно-правовой легитимизации КР;

стр. 100

* развитие отношений с КНР в формате, который минимизировал бы возможность применения силы и дестабилизации ситуации в регионе.

Немаловажное значение имеет также формирование внутренней политики и общественного мнения по вопросу независимости и признания Тайваня, которые обеспечили бы, с одной стороны, стабильность и условия для устойчивого экономического развития и демократии, интеграции в глобальную экономику и безопасность, а с другой -готовность к переходу в новый статус, когда и если для этого возникнут предпосылки.

ПРОБЛЕМА НЕЗАВИСИМОСТИ И ПРИЗНАНИЯ ТАЙВАНЯ: ВНУТРИПОЛИТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ

В становлении Китайской Республики, так же как и в случае с Южной Кореей, критически важную роль сыграли однородные авторитарные элиты с сильным военным компонентом [Lieven, 2004], объединенные общенациональной целью, в основе которой были ненависть и страх перед коммунизмом. Однако после смерти Чан Кайши и внутриполитическая ситуация, и подход к решению такой жизненно важной для Тайваня проблемы, как отношения с КНР, начали меняться. В настоящее время подходы двух его основных политических сил к формуле "существует только один Китай" различаются.

Начнем с нынешней оппозиции. Правившая в Китайской Республике на протяжении почти всей ее истории вплоть до 2000 г. партия Гоминьдан, находящаяся ныне со своими союзниками в оппозиции, принимает "принцип одного Китая", но в собственной, неприемлемой для Пекина интерпретации, не мешающей добиваться международного признания Китайской Республики. В их толковании "один Китай" - это существующая с 1911 г. Китайская Республика, а также будущее объединенное китайское государство. В настоящее же время, после 1949 г., Китай, как это не единожды бывало в его истории, оказался разделенным на два "реальных политических субъекта", или два государства, с юридической точки зрения абсолютно равноценных, и потому имеющих равные права на полноценное членство в международном сообществе. На период раскола "один Китай" имеет смысл лишь как историческая и культурная общность обеих его частей.

В рамках такого подхода Тайбэй еще в 1991 г. отменил введенный Чан Кайши во время гражданской войны "период мобилизации для подавления коммунистического мятежа", что было равносильно признанию де-факто коммунистического Китая на контролируемой им территории. До этого момента Китайская Республика, даже после эвакуации ее руководителей на Тайвань, оставалась в их глазах единственным законным государством на всей территории Китая. Будучи, безусловно, самостоятельной силой, оппозиция одновременно является тем инструментом во внутренней жизни острова, который передает и усиливает исходящий от КНР и США "тормозящий эффект" на раскручивание сепаратистских тенденций.

Коалиция партий, возглавляемая президентом Чэнь Шуйбянем, избранным первый раз в 2000 г., отвергает формулу "существует только один Китай". Признав реальностью существование двух китайских государств, но находясь под давлением Пекина, нынешние тайваньские лидеры выработали своеобразную позицию по вопросу о независимости острова. Они открыто заявляют о суверенитете Китайской Республики, о том, что Тайвань "уже является суверенным и независимым государством", что зафиксировано в Конституции 1947 г. В то же время президент Чэнь Шуйбянь заявляет, что дополнительно провозглашать независимость нет необходимости. Тайваньские лидеры не рискуют прибегнуть к юридическим процедурам, которые необходимы, чтобы оформить окончательное отделение Тайваня от материка, принятию решения высшим законодательным органом на основании результатов референдума. Это обусловлено, с одной стороны, позицией Пекина, а с другой - тем, что пересмотр Конституции при-

стр. 101

ведет, как уже отмечалось выше, к фиксации нынешних границ КР, а значит "перережет пуповину", связывающую остров с материком.

Важнейший фактор, оказывающий влияние на состояние тайваньской проблемы, -это неуклонное нарастание на острове, начиная с 1990-х гг., сепаратистских тенденций, что связано, главным образом, со сменой поколений. Младшие поколения свободны от ностальгии по материку, от тесных родственных связей с китайцами по ту сторону Тайваньского пролива. Кроме того, они пользуются значительно более высоким качеством жизни. Они выросли на новых учебниках, в новом идеологическом поле. Поэтому они не хотят признать юрисдикцию КНР над островом и оказаться в зависимости от воли Пекина, пусть даже остров, как обещано, на правах особого административного района будет пользоваться широчайшей автономией. Вместе с тем голосование за Чэнь Шуйбяня на выборах 2004 г. не равносильно голосованию за независимость. Сопоставляя результаты выборов с данными опросов, можно предположить, что многие поддержали его программу потому, что она включает в себя, наряду с идеей фактической суверенности Тайваня, отказ от официального провозглашения независимости.

В силу названных причин психологическое отчуждение новых поколений от их исторической родины будет и дальше возрастать. Нынешние руководители Тайваня стремятся подтолкнуть этот процесс, пытаясь сформировать новую, чисто тайваньскую идентичность, отличную от материковой. Со своей стороны, оппозиция не без успеха противопоставляет идее особой идентичности тайваньцев лозунг: "у всех китайцев - один дом, одна крыша". В настоящее время самоидентификация обитателей Тайваня настолько неоднозначна, что разделение жителей острова и материка по принципу национального самосознания представляется в лучшем случае делом далекой перспективы. Очевидно также, что формирование новой тайваньской идентичности на основе национализма, этнического сепаратизма невозможно по определению. (В этом также состоит принципиальное отличие Тайваня от новых НПГ, движущей силой которых является этнический сепаратизм.) Продуктивной опцией поиска базы для новой идентичности мог бы быть демократический патриотизм. Такая формула, во-первых, выпукло демонстрирует различия между КР и КНР, во-вторых, понятна международному сообществу и поддерживается им.

Формирование тайваньской национальной идентичности на основании противопоставления китайской входит также в противоречие с очень значительными и растущими торгово-экономическими связями сторон. Именно Чэнь Шуйбянь принял инициативу Пекина об установлении "трех видов связей" с Тайванем (торгово-экономических, транспортных и почтовых), от чего отказывалась в период ее правления партия Гоминьдан. Осенью 2001 г. созванный Чэнь Шуйбянем Консультативный совет по экономическому развитию одобрил предложения о либерализации экономических связей с КНР. Это направление стало приоритетным в деятельности правительства, и оно преподносилось как ключевое по преодолению экономического кризиса [Мозиас, 2003, с. 55].

В условиях фактической устоявшейся государственности, экономического роста и социально-политической стабильности, с одной стороны, и угрозы военного вмешательства КНР в случае законодательного оформления независимости - с другой, задача обретения независимости де-юре и признания, легитимизации страны в международном сообществе вряд ли может обрести характер общенациональной консолидирующей и мобилизующей цели, идеи. Доминирующая, несмотря на рост сепаратистских настроений, ориентация общества на поддержание статус-кво свидетельствует о приоритетах тайваньцев, главными из которых являются обеспечение безопасности и возможности социально-экономического развития и сохранение и развитие демократических свобод.

В этих условиях провозглашение независимости Тайваня, если бы оно состоялось, было бы крайне рискованным политическим шагом для его руководителей, не говоря

стр. 102

уже о возможных самых негативных последствиях для острова. В сложившейся ситуации вероятность провозглашения независимости Тайваня следует признать чрезвычайно малой. Другое дело, что она может кратно возрасти при изменении соотношения ключевых внешних сил, между КНР и США в пользу последних, скажем, если при продолжении реформ Китай сорвется в хаос и центральная власть существенно ослабеет. Но такой вариант хода реформ на континенте маловероятен.

ПОЗИЦИИ ВНЕШНИХ АКТОРОВ - КНР И США

В Пекине существуют серьезные опасения, что на гребне сепаратистских настроений тайваньские лидеры в какой-то момент могут решить, что внешнеполитическая конъюнктура дает им уникальный шанс, которым необходимо воспользоваться, и провозгласить независимость Тайваня. При этом они будут исходить из предположения, что США, поставленные перед свершившимся фактом, окажутся вынужденными взять Тайвань под свою защиту, а КНР не решится на крайние ответные меры и, в конце концов, примирится с новой реальностью. В Пекине внимательно наблюдают за всеми нюансами политической жизни Тайваня и жестко реагируют на каждый сепаратистский шаг, напоминая о своей готовности применить силу в критической ситуации.

Помимо традиционных идеологических факторов, важную роль при определении позиции КНР по Тайваню на нынешнем этапе играют: расстановка сил внутри правящих кругов и общий ход реформ в КНР; военный потенциал; отношения КНР с США; экономические факторы. Сочетание и баланс этих факторов могут повлиять на политику Пекина. Диапазон ее вариантов - от ставки на постепенную экономическую интеграцию до решения проблемы военным путем. Наиболее существенными факторами являются расстановка политических сил и развитие реформ в Китае [см.: China's New Leadership..., 2002; Перспективы Китая..., 2003; Chang, 2001].

Представляется, что на данном этапе руководство КНР считает сохранение статус-кво Тайваня приемлемым, по крайней мере на достаточно длительный срок. Провозглашение "объединения Родины" одной из самых приоритетных национальных задач, а тайваньской проблемы - главным препятствием в американо-китайских отношениях, не мешает лидерам КНР успешно развивать торгово-экономическое сотрудничество с США и взаимодействовать с ними по широкому спектру международных вопросов. Накануне XVI съезда КПК Китай в очередной раз отодвинул дату "военного воздействия" на Тайвань и "окончательный срок объединения" - с 2005 - 2007 гг. на 2011-й год, что можно расценить как тактический успех прагматического крыла в руководстве Китая. Однако на самом съезде была подтверждена жесткая линия "один Китай", не исключающая применения военной силы в случае провозглашения Тайванем независимости.

Парадоксальным образом, для скорейшего достижения целей, заявленных приоритетными нынешним руководством Тайваня (объявления независимости и получения признания, в том числе дипломатического), интересам Тайваня отвечает развитие ситуации в Китае по наихудшему сценарию. Но в этом случае под вопросом оказывается не только безопасность в АТР и мире, но и физическое выживание Тайваня. Ибо ряд аналитиков не исключают возможности использования в конфликте вокруг Тайваня ядерного оружия.

Спектр мнений специалистов относительно возможности военного конфликта широк9 . На сегодня военное сотрудничество США с Тайванем привело к созданию ситуации, когда, как полагают некоторые российские эксперты, "чисто военного решения проблема Тайваня не имеет" [Болятко, 2003(2), с. 20]. В то же время тайваньская проблема стимулирует гонку вооружений в

9 Данные сценарии рассматривались российским экспертом А. Болятко [Болятко, 2003(1)]; см. также: http://www.izvestia.ru/world/articlel28609; http://www.cbs.org.tw/2004/3/5; http://vip.lenta.ru/news/2004/03/19/taiwan/; Кашин, 2003. с. 122; http://taiwansecurity.org/AFP/2003/AFP-291003.htm

стр. 103

регионе в целом, ибо соседние страны не могут не учитывать в военных приготовлениях сценарий полномасштабного конфликта, в том числе с участием Соединенных Штатов.

Не исключая экстремальные сценарии развития событий, следует подчеркнуть, что большинство экспертов считает их вероятность невысокой. Ибо экономические факторы, растущая зависимость КНР от мировой экономики, приоритет отношений с США в целом перевешивают воздействие факторов, рассмотренных выше. Важнейшим аргументом против насильственного изменения статуса острова является то, что военное столкновение в Тайваньском проливе тяжелейшим образом отразится на экономике острова, а это, в свою очередь, нанесет сильнейший удар по экономике приморских районов Китая и Сянгана. В последние годы наблюдался заметный приток тайваньского капитала в КНР. На рубеже веков этот процесс принял масштабный характер. По данным статистики КНР на конец 2002 г., там было создано 55.7 тыс. предприятий с участием тайваньских инвесторов, накопленная сумма тайваньских вложений достигла 61.4 млрд. дол. [China Daily, 29.01.2003]. Поскольку с годами экономические связи приморских районов с ним расширяются, плата за вооруженный конфликт с Тайванем будет возрастать.

Распространенное мнение, что Пекин будет использовать сотрудничающий с материком тайваньский бизнес, преимущественно наиболее крупный и влиятельный, как рычаг воздействия на власти острова и, в конце концов, принудить Тайбэй к объединению, представляется достаточно сомнительным. Нажим на бизнес неизбежно ведет к свертыванию экономической активности, дезорганизации экономической жизни, причем эти процессы затрагивают не только их непосредственных участников, но и предпринимателей из третьих стран. А это как раз то, чего в Пекине всячески стремятся избежать. Практика свидетельствует о том, что правительство КНР создает благоприятные условия для тайваньских предпринимателей, высоко ценит их экономическую деятельность на материке и не позволяет себе, насколько известно, использовать ее в качестве карты в политической игре против Тайбэя. Похоже, что своеобразной дополнительной страховкой для сохранности тайваньских инвестиций могут стать совместные предприятия, к созданию которых Пекин призывает предпринимателей с острова.

В то же время КНР оказывает сопротивление попыткам Тайваня расширить свое участие в международных торгово-экономических форматах на региональном уровне. Тайвань с 1992 г. - член Форума Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС), но его деятельность пока остается формальной. Страны АТР сотрудничают преимущественно в субрегиональных группировках и на двустороннем уровне, тогда как Тайвань из-за своего статуса остается на обочине этих процессов. Маргинальное положение может усугубиться, если будут реализованы предложенные Пекином на рубеже XX-XXI вв. проекты зоны свободной торговли "КНР-АСЕАН" или даже сотрудничества по схеме "10 + 3" - страны АСЕАН, Китай, Япония и Южная Корея. В разработанной Пекином стратегии отношений с Европейским союзом также заложено требование к странам ЕС не допускать вступления Тайваня в международные организации, членство в которых требует государственного статуса.

Наконец, возникновению вооруженного конфликта в Тайваньском проливе препятствует еще один чрезвычайно важный фактор - психологический, в котором присутствуют элементы морали и национализма. Трудно представить, что в настоящее время китайцы станут стрелять в китайцев только за то, что, что у тех другие политические взгляды (или, тем более, лидеры с другими политическими взглядами). Показателен в связи с этим тезис Цзян Цзэминя: "китайцы не бьют китайцев".

Что касается США, то Тайвань чрезвычайно важен для них прежде всего как опорный пункт в их будущей геостратегической конкуренции (или противостоянии) с Китаем. Кроме того, Запад в целом видит в Тайване образец режима, чьи методы и результаты управления экономикой служат сильным импульсом для проведения реформ на

стр. 104

материке. Поэтому политическая и военная поддержка, оказываемая Соединенными Штатами Тайваню с целью сохранить его статус-кво, с течением времени не ослабевает, скорее наоборот - усиливается. Предположения некоторых аналитиков о том, что США пойдут на уступки КНР по тайваньскому вопросу в обмен на ее содействие Соединенным Штатам в их военных операциях в Афганистане и Ираке, оказались несостоятельными. Важно, что позиция США пользуется одобрением их азиатских союзников [ABC News. Oct. 23, 2003].

Избрав в отношении Тайваня принцип "стратегической неопределенности", США резервируют за собой возможность оказать ему любую военную помощь, какую сочтут нужной, что зафиксировано в Законе "Об отношениях с Тайванем".

Вместе с тем возникновение вооруженного конфликта в Тайваньском проливе не отвечает интересам США, поскольку его последствия не могут быть выгодными для Вашингтона, независимо от того, вмешается он в конфликт или останется в стороне. Фактически Соединенные Штаты давно уже отказались от поддержки претензий на официальную независимость Тайваня, хотя в прежние десятилетия сторонники сепаратизма, подвергавшиеся преследованиям у себя на острове, находили убежище на их территории. Практически каждая новая сепаратистская акция Тайбэя, направленная на дальнейшее дистанцирование от материка, вызывает четкую негативную реакцию в Вашингтоне. Оставаясь в целом в уже обозначенных рамках, позиция США по вопросу Тайваня зависит в значительной степени от состояния отношений Вашингтона с Пекином, а также от смены администраций в Белом доме. Демократы, как правило, уделяют больше внимания поддержке демократии, республиканцы же, особенно администрация Дж. Буша-младшего, - более прагматичны, нередко закрывают глаза на нарушения демократических свобод во имя достижения конкретных военно-политических целей.

В последнее время в подходе Вашингтона вновь наметились подвижки. В начале лета 2004 г. Специальная американо-китайская комиссия по экономике и безопасности при Конгрессе США (создана в 2000 г.) обратилась к президенту с предложением пересмотреть политику "одного Китая" в отношении КНР и Тайваня. По мнению Конгресса, тенденция к наращиванию силы вокруг китайско-тайваньского конфликта требует переоценки политики Белого дома в этом направлении. В докладе комиссии говорилось, что США не могут игнорировать "наращивание военного присутствия Китая" на подступах к Тайваню. "Последние изменения обстановки должны заставить американские власти задуматься о способах, которыми можно поддержать Тайвань, пытающийся уйти от экономической изоляции, на которой настаивает официальный Пекин". Однако главное в докладе - принципиальная установка США на мирное решение проблемы - остается неизменной [http://lenta.ru/16.06.2004].

Вашингтон не может также не учитывать "кооперативную" линию Пекина последнего времени, прежде всего участие в решении северокорейской ядерной проблемы, сдержанность в Совете Безопасности ООН, поддержку антитеррористических акций США. КНР также проявила высокую активность в стабилизации обстановки в регионе, значительно улучшив отношения с Индией, выступив с рядом многосторонних инициатив. Это - политический диалог с НАТО по проблемам безопасности в Центральной Азии; идея "открытого регионализма" в Азии и создание многосторонней системы безопасности в АТР и др. Опасаясь того, что все ключевые решения будут приниматься в формате "большой восьмерки", членом которой КНР не является, Пекин в последнее время проявляет заинтересованность в укреплении роли ООН и Совета Безопасности ООН.

Мало кто из аналитиков не подчеркивает линию Пекина на участие в международных институтах и организациях и использование их - существенное изменение в политике КНР в сторону большей открытости [Foreign Affairs, Nov. -Dec. 2003]. Одной из причин этого, безусловно, является признание де-факто доминирования США и попытка

стр. 105

каким-то образом компенсировать его. Вторая причина - стремительно растущая зависимость КНР от мировой экономики - т.е. экономический фактор.

Наиболее вероятным сценарием развития событий вокруг Китайской Республики в обозримой перспективе остается сохранение статус-кво Тайваня как непризнанного государства, с чем вынуждены будут мириться руководители обеих частей Китая, не прекращая, однако, борьбы друг с другом за решение тайваньской проблемы в соответствии с собственными расчетами. Нынешнее уникальное положение Тайваня представляет собой устойчивый результат компромисса сил и интересов нескольких сторон. На Тайване и вокруг него происходят процессы, одни из которых делают нынешнее политическое положение острова менее устойчивым, другие, наоборот, способствуют закреплению статус-кво, третьи играют двойственную роль.

Рост сепаратистских тенденций на острове, безусловно, принадлежит к числу первых. Модернизация морских и воздушных сил НОАК в южных приморских провинциях КНР, повышение ее веса в международных делах и рост политических амбиций руководителей страны подталкивают их к силовому решению проблемы, и одновременно препятствуют окончательному отделению Тайваня от Китая. К числу "консервирующих" процессов относятся, во-первых, укрепление военной мощи и доминирующего положения США на мировой арене, "односторонний" характер американской политики; во-вторых - все более глубокое вовлечение Пекина в систему мирохозяйственных связей и политическую жизнь мирового сообщества и, соответственно, растущая зависимость от тех, кто определяет в этой системе правила игры. В итоге, несмотря на активизацию сепаратизма на острове и достаточно напряженное состояние отношений "через пролив", статус-кво Тайваня можно считать относительно стабильным.

Однако ни вариант сохранения статус-кво, ни вариант провозглашения независимости (отвечающий, по-видимому, запросам значительной части тайваньской общественности) не сулят Тайваню появления реальных шансов на сколько-нибудь существенное расширение круга государств, готовых признать его. Поэтому, по всей вероятности, от Тайбэя следует ожидать усиления активности с целью не столько непосредственно утвердиться в международно-правовом поле, сколько укрепить свое положение в мире посредством расширения участия в экономической жизни региона и повышения собственной легитимности в ее неюридических аспектах. Важное значение имеет также приобщение и активное участие Тайваня в борьбе с нетрадиционными угрозами, такими как пандемии, стихийные бедствия, угроза информационной безопасности и прочее, наряду с дальнейшим совершенствованием системы управления на острове в соответствии с наиболее высокими критериями демократии.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Болятко А. В. Тайвань: модернизация экономики и перспективы отношений с КНР // МЭиМО, 2003(1), N11.

Болятко А. В. Военно-политические аспекты ситуации в районе Тайваньского пролива // Модернизация Тайваня и перспективы отношений с КНР. М.: РАН; ИМЭМО РАН, 2003(2).

Буря над Янцзы // Время новостей. 17.06.2004

Бьюкенен А. Сецессия. Право на отделение, права человека и территориальная целостность государства. М.: Рудомино, 2001.

Кашин В. Б. О некоторых аспектах американо-тайваньского военно-технического сотрудничества на современном этапе // Китай в современной региональной и мировой политике. История и современность. М.: РАН; Институт Дальнего Востока, 2003.

Лукашук. И. И. Право международной ответственности. М.: Волтерс Клувер, 2004.

стр. 106

Мозиас П. М. Экономическая политика Тайваня // МЭиМО, 2003. N11.

Перспективы Китая. Научный доклад ИМПИ N 1. М., 2003.

ABC News. Oct. 23, 2003.

Akehurst M. A Modern Introduction to International Law. 6th ed. L.: George Allen and Unwin, 1984.

Chang G. The Coming Collapse of China. N.Y., 2001.

China Daily. 29.01.2003.

China's New Leadership. A Qualified Power Transition // IISS Strategic Comments. Vol. 8. Issue 9. November 2002.

Evans G., Newnham J. Dictionary of International Relations. L.: Penguin Books, 1998.

Foreign Affairs. Nov. -Dec. 2003.

Lieven А. Уроки "холодной войны" для ближневосточной политики Буша-младшего // The Financial Times. 2.03.2004. http://inosmi.rian.ru/translation/ 208191

http:/Aenta.ru/16.06.2004

http://www.izvestia.ru/world/article 128609

http://www.cbs.org.tw/ 2004/ 3/ 5

http://vip.lenta.ru/news/ 2004/ 03/ 19/taiwan/

http://taiwansecuritv.org/AFP/ 2003/AFP- 291003.htm

Permanent link to this publication: