Критика и библиография. Рецензии

Изд. подг. Я. В. Васильков, М. Ю. Сорокина. СПб.: Петербургское востоковедение, 2003. 496 с. (Социальная история отечественной науки о Востоке)

Словарь по сути своей - жанр бесстрастный. Однако рецензируемый словарь никого не может оставить равнодушным: он вызывает боль за погибших без вины, за исковерканные жизни, обкраденное востоковедение; гнев против тоталитарной системы, бессмысленно кромсавшей судьбы и психику людей, против тех, кто стоял во главе государственной машины, и тех, кто услужливо помогал им, против автогеноцида (термин авторов книги). "Вымерли не только лица, но и целые поколения востоковедов", - с горечью писал акад. В. М. Алексеев своему другу, акад. И. Ю. Крачковскому, в сентябре 1942 г. (СПб. ФАР АН, ф. 820, оп. 3, д. 62, л. 109).

750 биографий, 750 жертв террора. Даже если арест был недолгим, след от него оставался на всю жизнь. Из этих 750 примерно две трети были расстреляны или умерли в заключении. Среди них такие крупнейшие таланты, как Н. А. Невский, Е. Д. Поливанов, Ю. К. Щуцкий, Н. П. Ерехович и др. Названные в книге имена взывают к нашей совести, к чувству долга перед погибшими, перед нашей наукой.

Составители словаря Я. В. Васильков (Санкт-Петербург) и М. Ю. Сорокина (Москва) с честью выполнили этот долг памяти. Но они поставили перед собой и более дальние, общественно значимые цели: "по мере возможности помочь преодолению давящего и стесняющего наследия прошлых десятилетий и способствовать адекватной реконструкции прошлого отечественной науки... посильно содействовать объяснению историками будущего небывалой катастрофы, постигшей в XX веке Россию" (с. 5). Двое ученых совершили настоящий подвиг, растянувшийся на многие годы кропотливого труда в архивах, библиотеках (отечественных и зарубежных), сбора устных сведений и их проверки. Достаточно сказать, что библиография использованных авторами печатных изданий насчитывает более 500 названий; к этому надо прибавить материалы 17(!) государственных и ведомственных архивов, не считая частных архивов и многочисленных запросов в архивы ФСБ и МВД. Полученные сведения сопоставлялись и выверялись многократно. Таким образом, книга является, помимо всего прочего, первоклассным по достоверности справочным пособием.

"Люди и судьбы" - первый в отечественной академической науке биобиблиографический словарь, посвященный судьбам представителей отдельной научной дисциплины в условиях тоталитарного общества, отличающийся широтой подхода к подбору персоналий, что представляется очень важным для выполнения задачи сбора и объединения "под одной обложкой" материала для полной и объективной истории советского востоковедения. Авторы подошли к составлению словника, исходя из традиций академического отечественного востоковедения, включающего в поле своего зрения не только изучение так называемых классических восточных культур, но и культурных достижений народов Востока, входящих в состав Российской империи и СССР. На мой взгляд, такой подход является вполне правомочным (поскольку речь идет в первую очередь об ученых первой половины XX в., когда господствовало именно такое понимание востоковедения) и научно обоснованным. Так, в свое время И. Ю. Крачковский применительно к понятию "арабо-мусульманская культура" писал: "Несомненно, что на всем протяжении территории, подвергшейся влиянию ислама, общий тип нивелирующей культуры был одинаков, но так же несо-

стр. 193

мненно, что каждая страна вносила свои специфические особенности" (Крачковский И. Ю. История арабской литературы и ее задачи в СССР // Труды Первой сессии Ассоциации арабистов . М. -Л., 1937. С. 28). Не думаю, что сужение понятия "востоковедение" (даже если речь идет о сугубо теоретических проблемах) идет науке на пользу.

Расширен словник и за счет включения в него имен тех ученых, кто что-либо писал о Востоке, не будучи востоковедом и не зная восточного языка. Например, акад. Н. И. Вавилов, совершивший в 1920-е гг. ряд научных экспедиций в страны Востока, историк России проф. Б. А. Романов, занимавшийся отношениями России со странами Дальнего Востока, а также те, кто в советское время благодаря своей "идеологической марксистской подкованности" был призван заменить собой научное академическое востоковедение, например деятели Всероссийской (Всесоюзной) научной ассоциации востоковедения или такие политики и публицисты, как знаменитый некогда К. Г. Радек, писавший о китайской революции, дипломат И. М. Майский - советник посольства СССР в Японии, автор работ о Монголии, Японии и Китае. Порой из небытия воскресают имена, полузабытые или совсем забытые, о которых не слышали даже представители нынешнего старшего поколения востоковедов. Как мозаика складывается история нашей науки, до сих пор неизвестная в таком объеме. Читатель найдет в словаре множество имен, которые не встретит больше ни в одном справочнике.

Замечу, что у некоторых читателей широта словника вызывает сомнения (мне приходилось слышать об этом в неофициальных беседах): стоило ли включать в словарь имена тех, кто участвовал в травле ученых, писал доносы или "разоблачительные" статьи, а потом сам попадал под колесо репрессий? Иными словами, можно ли ставить на одну доску жертву и палача, превратившегося в жертву? Я убеждена: это необходимо для решения задачи, поставленной перед собой авторами, иначе картина будет неполной и необъективной, тем более что иной раз трудно провести четкую границу между осведомителем и человеком, не выдержавшим морального давления или физических пыток.

Последнее, что хочется добавить (именно в качестве предварительного замечания) к тем наблюдениям общего плана, которые приводятся составителями в предисловии к словарю: сфальсифицированность большинства дел; распространение дезинформации о жизни в лагере тех, кто задолго до того был расстрелян, повторные аресты, от которых могло спасти невозвращение к прежнему месту проживания и работы; предварительное (до ареста) исключение некоторых ученых из ВКП(б) за "потерю бдительности", что имело целью подтолкнуть исключенного к доносительству. Несомненно, эти наблюдения могут быть справедливы и для истории репрессий в среде советской научной интеллигенции других областей. Отдельные замечания подобного рода встречались в тех или иных статьях, но здесь впервые они сведены воедино и сформулированы четко и обоснованно, обозначая некую систему. Как справедливо полагают Я. В. Васильков и М. Ю. Сорокина, они дадут надежный материал будущему исследователю для дальнейших "глубоких, статистических обобщений и серьезнейших заключений" (с. 9).

Необходимо также отметить насыщенность словарных статей, продуманность аспектов, в которых подается материал. Особенно важно, что в словарь включены уникальные сведения относительно даты ареста ученого, места его заключения, даты казни или выхода на свободу; где возможно, приводится имя доносчика (с указанием на источник), номер статьи, по которой арестованный обвинялся. В связи с последним нельзя не упомянуть приложение, раскрывающее содержание всех статей Уголовного кодекса, на которые есть ссылки в словаре. О важности этого приложения и говорить не стоит - ведь мало у кого из нас всегда есть под рукой Уголовный кодекс.

Особую ценность имеют библиографические разделы персоналий - здесь нас снова ждет "воскрешение из небытия" целого ряда нигде не упоминавшихся сочинений, иногда даже остававшихся в рукописи. И в этом заслуга составителей огромна.

Еще раз подчеркну одно из главных достоинств труда Я. В. Василькова и М. Ю. Сорокиной - точность, выверенность фактов и дат, в этом смысле их можно назвать подлинными поэтами, ибо, как известно, "точность - поэзия науки". Если сравнить рецензируемый словарь с "Биобиблиографическим словарем отечественных востоковедов с 1917 г." (сост. С. Д. Милибанд), которым пользуются востоковеды, можно сказать, что неточности, особенно в датах смерти репрессированных ученых и их работы в различных учреждениях, которыми изобилует последний, иногда доходят до зловещего абсурда (например, указание на то, что расстрелянный в 1938 г. Н. А. Невский работал в ИВ АН с 1939 по 1946 г.).

стр. 194

Увы, некоторые огрехи можно найти и в рецензируемой книге (в компьютерной версии они уже исправлены). Так, год смерти С. Н. Сыромятникова не 1942 (с. 365), а 1933 (свидетельство И. Ю. Крачковского, присутствовавшего на похоронах, в письме к В. М. Алексееву от 9.IX.1933 г. СПб. ФАР АН, ф. 820, оп. 3, д. 446, л. 10об.). А. Э. Шмидт (арестован в 1938 г., с. 420) не погиб в заключении, а был выпущен на свободу тяжело больной и умер в университетской клинике Ташкента не ранее августа 1939 г. (письмо И. Ю. Крачковского от 12.08.1939 г., там же, л. 25). Впрочем, здесь нет вины составителей словаря: я ссылаюсь на неопубликованные архивные материалы, в которых эти даты и факты упомянуты, что называется, ad hoc, и их никак нельзя упрекнуть за то, что к этой переписке они не обращались. В библиографии трудов В. А. Эбермана пропущена его посмертно опубликованная большая статья "Ваддах ал-Йемен и его творчество" ("Восток (Oriens)", 1994, N 6, с. 93 - 113); отсутствие ее тем более непонятно, что в списке работ о В. А. Эбермане значится статья А. А. Садыховой "В. А. Эберман и его работы о Ваддахе ал-Йемен" (там же, с. 88 - 92), которая является предисловием к упомянутой публикации, ею же осуществленной. И уж совсем мелочь: на с. 137 сказано, что с 1935 г. Л. Т. Гюзальян "преподавал по совместительству на востфаке ЛГУ". Но в 1918 - 1944 гг. востфака как отдельного факультета не существовало, восточные кафедры входили в состав филфака. "Поэтам от науки" следует обращать внимание даже на такие, казалось бы, мелочи.

Великолепно сделаны Приложения к словарю. Я уже упоминала о необычном, но необходимом для такой книги приложении, как текст ряда статей Уголовного кодекса; далее за ним следуют просто потрясающие по объему, продуманности организации материала и тщательности исполнения списки сокращений. Не хватает, правда, необходимого компонента любого научного издания - именного указателя. Возникает вопрос, зачем нужен указатель, если персоналии расположены в алфавитном порядке? Однако то или иное включенное в словник имя нередко повторяется и в других статьях; кроме того, в книге встречаются имена людей, которые репрессированы не были и фигурируют в статьях в ином качестве, например Г. В. Ефимов (с. 209), Л. А. Липин (с. 160), А. А. Холодович (с. 279) и др.

Работа над данным словарем началась еще до того, как были сняты запреты на такого рода публикации и стали доступны закрытые ранее материалы. Помню, как в 1980-е гг., во время своей работы над книгой об акад. И. Ю. Крачковском "Невольник долга", я не раз встречала Я. В. Василькова в петербургских архивах. Тогда еще неясно было, сможет ли работа увидеть свет, как и когда это осуществится, но составители неуклонно делали свое дело и закончили его тогда, когда "мода" на раскрытие исторической правды стала проходить. Тем не менее они ни на шаг не отступили от поставленной цели, назвали всё своими именами - и в этом великий нравственный урок всем нам. Родившиеся позже страшных событий или пережившие "космополитическую" волну репрессий 1949 - 1953 гг. еще детьми, выросшие в лоне советского востоковедения, они взяли на себя тяжкую миссию покаяния за эти преступления.

Но ушли без покаяния те, кто был к преступлениям причастен, и те, с чьего молчаливого согласия они совершались. Мне не раз приходилось слышать и читать: стоит ли "копаться" в грехах предшественников, разоблачать предателей - их уже нет, а, как известно, de mortuis aut bene, aut nihil (на мой взгляд, порочная пословица!). К тому же у них остались дети, внуки - зачем им переживать позор отцов. Известно, сын за отца не отвечает, но не стоит ли им, непосредственным потомкам предателей, хотя бы в душе покаяться за грехи предков? Почему мы так заботимся об их душевном спокойствии и забываем об исковерканных судьбах детей тех, кто пал жертвой террора: о Нелли Невской, Тасе Соколовой, Светлане Васильевой, Наташе Штукиной, Галине Генко и других? Вот они действительно достойны сочувствия, им-то пришлось своей долей отвечать за родителей.

Иногда слышишь или читаешь в чьих-нибудь воспоминаниях: тогда, мол, нельзя было иначе. Но порядочность и честь диктовали людям иную форму поведения. Почему акад. В. В. Струве, человек отнюдь не героического характера, мог выступить в защиту акад. В. М. Алексеева, когда в июне 1938 г. на собрании ИВ АН обсуждалась порочащая его статья "Лжеученый в звании советского академика", напечатанная в газете "Правда"? Тогда ведь было небезопасно выступать против центрального органа ЦК ВКП(б). Почему сотрудник Института истории материальной культуры А. М. Беленицкий в марте 1949 г. пришел на открытое заседание Ученого Совета ИВ АН (чужого для него института) и выступил в поддержку акад. И. Ю. Крачковского, обвинявшегося в панарабизме и преклонении перед Западом (т.е. в космополитизме)? Это всего два примера из многих.

стр. 195

Желание забыть о грехах прошлого - опасная тенденция. Она чревата еще большим попранием нравственного начала в науке, моральной скидкой самим себе, возможностью допустить повторение тех же грехов. Всякий раз, как я думаю об этом, мне вспоминаются слова очень молодого, но очень мудрого поэта, моего брата Юрия Аркадьевича Долинина, погибшего на войне:

Как повторяется прошедшее
В любом запутанном пути!
И в наше время сумасшедшее
От повторений не уйти.

Так какое же прошедшее мы повторим - Честь и Достоинство наших Учителей или санкционированное сверху трусливое предательство?

Для меня, много лет занимающейся историей нашей науки, словарь "Люди и судьбы" стал настольным, хотя, как сказала на презентации М. В. Алексеева-Баньковская, эта книга "криком кричит". Со многих страниц ее на читателя смотрят прекрасные лица: моего Учителя И. Ю. Крачковского, М. Н. Соколова, А. Е. Глускиной, И. Д. Амусина, Н. П. Ереховича, А. Н. Генко, Ю. К. Щуцкого, А. А. Штукина... В глаза бьют горькие скупые строки о судьбах этих людей, трагические даты. Я теперь знаю, что самым черным, траурным днем для петербургского (ленинградского) востоковедения должна считаться среда 24 ноября 1937 г., когда были расстреляны 12 востоковедов, в числе которых - гениальный Н. А. Невский.

Когда-то, по словам И. Ю. Крачковского, некий специалист по индийской философии презрительно назвал его интерес к истории востоковедения "научным гробокопательством дурного или извращенного вкуса" (Крачковский И. Ю. Испытание временем // Петербургское востоковедение . Вып. 8. СПб., 1996. С. 580; полагаю, что имеется в виду Ф. И. Щербатской). Однако, на мой взгляд, такой интерес вызван глубоким уважением к тем, кто делал науку до нас и своим трудом заложил фундамент, на котором ученики и последователи, кирпичик за кирпичиком, возводят стены. "Люди и судьбы" - неумолимое свидетельство того, как тоталитарный режим варварски рушил эти стены, но все-таки находились силы, которые воздвигали их вновь. Само издание рецензируемой книги - знак того, что благородные нравственные традиции наших Учителей пока еще не умерли до конца. Нашлись бы только настоящие неравнодушные читатели...

Я убеждена: каждый востоковед должен взять в руки данный словарь или, по крайней мере, найти его в Интернете (http://memory.pvost.org.), прочесть и задуматься о судьбах хотя бы тех, чьи имена ему знакомы, и пусть потом он не раз возвращается к нему, чтобы совесть не дремала и душа не ленилась.

Permanent link to this publication: