11 - 13 ноября 2011 г. на базе Государственного университета им. Сунь Ятсена (Гаосюн, Тайвань) прошла международная конференция "Незавершенная революция: возвращение к идейному наследию Сунь Ятсена и его эпохи", которая стала одним из мероприятий, приуроченных к 100-летию Китайской Республики, основанной 1 января 1912 г. на руинах китайской империи. Это событие могло бы затеряться в длинной череде прочих юбилейных мероприятий, если бы не его сугубо научный характер, впечатляющий масштаб, солидный состав участников, широкий спектр и острая постановка обсуждавшихся проблем. В течение трех дней около 66 ученых из 12 стран, включая Россию, представили свои доклады в 13 секциях на двух рабочих языках английском и китайском. По традиции, каждый доклад сопровождался отзывом официального оппонента и был открыт для вопросов и обсуждений.

Неортодоксальность, нетривиальный и открытый характер конференции нашли отражение в ее названии и официальной программе, открывшейся постановкой острых вопросов о легитимности Синьхайской революции, пересмотре ее итогов и идей Сунь Ятсена. Эти вопросы стали лейтмотивом всей академической встречи и регулярно звучали в докладах на следующих секциях: "Реинтерпретация революции 1911"; "Новые подходы к азиатским ценностям"; "Кросс-культурный диалог"; "Наследие принципа народовластия"; "Наследие принципа национализма"; "Наследие принципа народного благоденствия"; "Государственное строительство и культурная идентичность"; "Конфликты и диалоги между культурами"; "Национализм и политика сообществ"; "Принцип демократии и политический переход I"; "Принцип демократии и политический переход П"; "Принцип Народного благоденствия и справедливости"; "Отношения между берегами Тайваньского пролива и торгово-экономическое развитие".

12 и 13 ноября доклады по секциям были дополнены двумя пленарными докладами: "Свобода и многообразие" и "Полет фантазии: план д-ра Сунь Ятсена по развитию авиаиндустрии".

Как видно из названия и списка секций конференции, по замыслу организаторов научному "пересмотру" подлежат не только итоги революции, но и теоретические основы идей Сунь Ятсена и его конкретные государственные проекты ("полет фантазии"), а также современные национальные, региональные и мировые общественные реалии. В анонсе конференции ее идея и название истолкованы следующим образом:

"2011-й - год столетия с момента основания Китайской Республики. За минувший век... Китай прошел целый ряд реформ и преобразований. Сто лет назад китайцы стали очевидцами революции, превратившей древнюю китайскую империю в современное государство. А один из лидеров, д-р Сунь Ятсен, был провозглашен "отцом-основателем" новой республики. Наряду с политическим руководством, как и многие интеллектуалы того времени, Сунь... строил куда более дальние планы, чем просто свержение старого режима. Он также был дальновидным политическим мыслителем. Столкнувшись с расколом страны вскоре после революции, Сунь... письменно изложил свое видение новой страны, и его мысли были позднее обобщены в виде "Трех народных принципов"".

В "Трех народных принципах" Сунь Ятсен предвидел демократический Китай, где страной правит суверенный народ, гармоничное и единое общество, где крупные страны живут в мире друг с другом, сообща дают отпор захватчикам, предсказал мощную индустриализированную и модернизированную экономику, в которой каждый обретет положенную ему долю.

Как известно, в "Трех народных принципах" таились и некоторые противоречивые, даже парадоксальные мысли, например, смешение понятий китайской и западной политической культур, идей мультикультурной республики с унитарными националистическими настроениями, а также идей благоденствующего общества, порожденного капиталистической моделью экономики. Все эти особенности отражают одну особую тему, занимавшую умы интеллигенции во времена д-ра Суня - стремление найти компромисс между древним китайским наследием и современными политическими, социальными и экономическими институтами. Поэтому вопрос заключался не только в осознании необходимости перемен, но и в том, чтобы убедить китайский народ в соответствии этих насущных перемен самой китайской культуре.

В этом плане очевидно, что некоторые подспудные проблемы, занимавшие доктора Суня и интеллигенцию того времени, продолжают преследовать нас и сегодня. Есть только один путь к модернизации? Или имеется много модернизаций? Следует ли настаивать на особой значимости культуры и на том, что восприятие современных институтов требует их переделки с учетом "китайской специфики"? Следует ли, прикрываясь культурой, отвергать такие базовые, укорененные в западной модернизации моральные ценности, как уважение человеческого достоинства и основных прав человека? Более того, если признать, что демократия и национализм исходят от одного современного принципа народовластия, то как можно разрешить дилемму между мультикультурным обществом и единым суверенным государством? Что касается экономической модели, то как можно найти тонкий баланс между благоденствием общества и капиталистической экономикой? Применим ли лексикон правых и левых к китайскому контексту?

Все эти проблемы не только всплывают в китайском обществе, но и присутствуют в политической мысли всех обществ. Мы живем во времена, когда жизни людей все больше переплетаются политически, экономически и культурно. Идеи и споры, начало которым положил Сунь Ятсен и мыслители его времени (Восток-Запад, правые-левые и пр.), быть может, лишь зародились как проблемы в те времена, но нуждаются в дальнейшем обсуждении и в наше время. Политическая революция доктора Суня, возможно, и закончилась 100 лет назад. Но поднятые им и его современниками вопросы по-прежнему заслуживают осмысления. В этом смысле указанная революция является незавершенной.

Вопрос о неоднозначности моральных и политических оценок Синьхайской революции был поднят уже в первом докладе на тему "Оценки и статус революции 1911-го - вопрос легитимности в современной китайской политике" (The Appraisals and Status of the 1911 Revolution -The Question of Legitimacy in Modern Chinese Politics). Как отметил докладчик (Цай Мэн-хань, университет Chiba, Япония), несмотря на различия в трактовке характера и значения этой революции историками Гоминьдана и КНР, вся китайская историография традиционно оценивает ее как необходимое, позитивное и правильное событие. Между тем монархическая оппозиция Китайской Республике сохранялась вплоть до 1945 г. и исчезла как политическое явление лишь после капитуляции Японии.

В отличие от китайских ученых автор известной трилогии "Конфуцианский Китай и его современные судьбы" американский историк Ливинсон (Levenson. Confucian China and its Modern Fate, Univ. of California Press: 1958, 1964, 1965) утверждал, что Синьхайская революция увенчалась успехом лишь потому, что олицетворявшие китайскую цивилизацию монархия и конфуцианство разложились еще до ее начала. А гибель традиционной китайской цивилизации как морального, политического и интеллектуального идеала была предрешена независимо от наличия или отсутствия Синьхайской революции.

В противоположность Ливинсону известный японский историк Юцзо Мицзогучи (Yuzo Mizoguchi, 1932 - 2010) доказывал, что китайские революции 1911 и 1949 гг. проистекали из китайской политической и культурной традиции, в частности из неоконфуцианства. В то время как китайская современность берет начало в китайской традиции, влияние Запада было по большей части лишь катализатором. В итоге взгляды Мицзогучи подразумевают сходство конфуцианских и ряда прогрессивных западных моральных и политических ценностей, которое постулировалось отдельными китайскими и японскими интеллектуалами еще в XIX в., а позднее отразилось в идеях Сунь Ятсена и Мао Цзэдуна.

Как указал докладчик, Синьхайская революция привела к свержению монархии и установлению республиканского строя. Но в отличие от других успешных революций, например революции Мэйдзи в Японии, успех революция 1911 г. стал возможен лишь после политической и моральной измены Юань Шикая, а также благодаря упорству Сунь Ятсена, готового покончить с монархией любой ценой, не думая о возможных сбоях и негативных последствиях, связанных с передачей власти в руки Юань Шикая. Иными словами, единственным успехом революции 1911 г. было свержение монархии. Ни одной другой государственной задачи, включая защиту интересов и безопасности граждан, эта революция так и не решила.

По мнению Цай Мэн-ханя, никакие затейливые речи о "незавершенной революции" не могут изменить тот факт, что революция 1911 г. обернулась скорым поражением, а в далекой перспективе вызвала катастрофичные последствия, преодоленные лишь после того как, согласно Книге перемен, "разрушение дошло до предела и явился расцвет". При этом главной причиной непризнания провала Синьхайской революции остается то, что ее главные бенефициарии и наследники до сих пор контролируют политическую власть в Китайской Республике и в КНР.

Правда, при этом автор не указывает, почему его моральные оценки и сравнения жертв революции с "обманутыми вкладчиками" не разделяют многие ученые из других стран, не связанные с политической элитой КНР и Тайваня. По убеждению докладчика, все вершители людских судеб, включая Суня и Юань Шикая, должны нести политическую и моральную ответственность за решения, принятые ими от имени народа. Поэтому незавершенное дело "незавершенной революции" состоит в том, чтобы дать окончательные и твердые оценки Синьхайской революции.

Чэнь Чжэн-го (Jeng-Guo Chen), автор доклада "Политизация идеи равенства и революция 1911 г. в Китае" (Тайвань), напомнил, что Синьхайская революция положила политический конец древнему режиму. А основанная 1 января 1912 г. Китайская Республика, несмотря на многочисленные недостатки, сбои и колебания, благополучно существует и сегодня. Гражданское и конституционное сознание не могли быть усвоены жителями Китая в одночасье. Им пришлось долго и мучительно привыкать к мысли о том, что они больше не подданные китайского императора, а "коллективные хозяева" страны. Для усвоения идеи гражданства и равенства на субъективном уровне потребовались такие социальные явления, как "Движение 4 мая" 1919 г., приобщившее китайцев, особенно молодежь, к новым взглядам, образу жизни и идеологиям. Иными словами, конституционная революция дала людям номинальную гражданскую идентичность и правовую среду, в которой они усваивали новую идентичность по ходу разных социально-политических перемен, в том числе "культурной революции" в КНР.

Указанные процессы и перемены происходили при активном участии китайской интеллектуальной элиты: Сунь Ятсена, Лян Цичао, Кан Ювэя, Янь Фу и прочих известных лиц начала прошлого века, чьи идеи и деятельность были тоже особо рассмотрены в ряде докладов на конференции.

Поскольку оценки Синьхайской революции трудно отделить от оценок ее вдохновителя Сунь Ятсена, многие доклады на конференции были посвящены анализу противоречивых идей и практической деятельности "отца-основателя" Китайской республики. Так, М. А. Мерседес (М. А. Mercedes Susana Giujfre, Аргентина), выразила мнение о том, что "д-р Сунь был не философом, но мудрым политическим мыслителем, который часто приносил в жертву или менял свои идеи, чтобы осуществить практические нужды его движения".

Влияние идей Суня на идеологию и политическую практику XX в. также было фокусом внимания многих докладчиков. Так, Д. А. Смирнов (Россия) в докладе "Три народных принципа д-ра Сунь Ятсена и теория "новой демократии" Мао Цзэдуна" показал, что идеи Суня серьезно повлияли на формирование Мао, который прямо связывал строительство "нового общества" с "Тремя народными принципами". В свою очередь Ван Хун-жэнъ (Hung-ren Wang, Германия) в докладе "Китайский национализм д-ра Сунь Ятсена и его незавершенные революционные идеи" показал, что влияние "незавершенных революционных идей" Суня (их интерпретация и реинтерпретация китайскими деятелями последующего периода) было одним из ключевых факторов политики и идеологии в современном Китае.

Вопрос о равенстве прав человека и равенстве возможностей для их реализации на примере гендерной политики Гоминьдана на Тайване был представлен в докладе Е. Н. Степановой (Россия) "Государство благоденствия и социальной справедливости: Гоминьдан и проблема гендерного равенства". Как отметила докладчик, гендерная политика Гоминьдана, берущая истоки в событиях времен Синьхайской революции и теориях Суня, привела в последние десятилетия к явной активизации участия женщин в политической жизни на Тайване. А их голоса в парламенте звучат куда громче, чем во многих других азиатских странах, включая Южную Корею и Японию.

Довольно неординарный подход к оценке Синьхайской революции с точки зрения эсхатологии и демонологии предложил японский ученый М. Ясутаке (Masataka Yasutake, Япония). В глазах современников и потомков, а также политиков и историков, отметил он, любая революция выглядит двусмысленно. Даже в случае с английской революцией XVII в. до сих пор не утихают споры о том, являлись ли динамичные социальные перемены "революцией" (скажем, "пуританской революцией") или же просто "гражданской войной". Поскольку все революции должны вестись под флагом борьбы за справедливость или оправдания справедливости, их поборники демонизируют своих противников, попутно выдвигая себя в роли спасителей общества, стоящего перед лицом апокалипсического выбора между добром и злом. Присутствие демонологии - необходимый элемент или "предписанная идентичность" любой революции, призванной установить и удерживать новый режим. Но в английской революции апокалипсис служил порой для отказа от дальнейших изменений режима как нереальной мечты, которую невозможно осу-

ществить в ближайшем будущем. А в революционной Франции противопоставление добра и зла обретало характер демонологии, очень напоминающей маккартизм времен "холодной войны". Что касается революции 1911 г., то, по мнению докладчика, революционеры демонизировали маньчжурских правителей династии Цин, а идея апокалипсиса обрела выражение в идеях "смены небесного мандата" на управление государством, а также жизненной угрозы китайской нации и обществу со стороны внешнего врага.

Тайваньский исследователь Чэнь И-чжун доклад "Спектры революции: рассмотрение двух "контррадикальных" перспектив" посвятил разбору двух подходов к оценкам революции 1911 г. и роли Сунь Ятсена в истории и политике современного Китая. Первый подход состоит в том, что Синьхайская революция была политической ошибкой Суня и его последователей. Она была вызвана прежде всего "политическим радикализмом" Суня, пресекшим альтернативный путь к "конституционной монархии", возможно более выигрышной, чем революционный взрыв. Второй подход с фокусом на событиях, последовавших сразу за революцией, подводит к тому, что пристрастие Суня к нескончаемой революции и его "инфантильное расстройство" стали главными причинами краха послереволюционного конституционализма и парламентской политики, равно как и развала федералистского революционного движения 1920-х гг. По мнению докладчика, оба названных подхода если и верны, то только частично. Сомнительно преувеличивая вес "политического радикализма" и влияния "радикальных идей", они оставляют в стороне важные социально-политические аспекты. Более того, оба подхода упускают из виду, что при определенных обстоятельствах даже кажущийся довольно мягким сценарий "постепенного осуществления конституционной демократии" может также быть осужден как "политически радикальный". А драматизируемое противопоставление "политического радикализма" и "демократического градуализма" - несостоятельно и бесперспективно.

Влияние "паназиатских" идей Сунь Ятсена на региональное сближение и конкуренцию стран Восточной Азии (Китай, Япония и др.) в период после "холодной войны" было рассмотрено в докладе Лю Мин-фэна (Тайвань).

Примечательно, что доклады ученых из КНР были посвящены вопросам истории политической философии и переосмыслению политических идей Суня, которые, по мнению некоторых докладчиков (Сюй Чан-фу), сняли извечное "платоновское" противоречие между правлением элиты или масс за счет разведения политической власти граждан и управляющей способности (компетенции) правительства. Очевидно, обращение к таким темам отражает идейные поиски нового поколения современной китайской интеллигенции, ее попытки преодолеть узкие места официозной марксистской идеологии за счет "практической мудрости" и выявления дополнительного "пространства для маневра" в идейном наследии суньятсенизма (Сюй Чжэнь-чжоу). Как отмечали китайские докладчики, Синьхайская революция породила новую политическую общность (республику), но при этом не смогла обеспечить конституционное правление. Вопросы принадлежности власти затмили собой вопрос о возрождении авторитета государственной власти. Результатом этого неразрешенного противоречия стали поднятые революцией 1911 г. волны последующих революций (коммунистическая, "культурная"), гражданские войны, авторитаризм центральных правительств и в итоге до сих пор, даже через сто лет не вполне установившийся конституционный порядок (Сюй Цзи-линь).

В число прочих обсуждавшихся на конференции сюжетов вошли такие темы, как влияние суньятсенизма и революции 1911 г. на разные страны Азии и зарубежные общины. В частности, влияние на японских интеллигентов начала XX в., на представления о "полуколониализме" и "субколониализме", на демократическое развитие и глобализацию в Южной Корее (Jin-Ho Jang, Республика Корея).

В докладах западных ученых активно обсуждалось с "дискурс-теоретических" точек зрения использование образов Синьхайской революции, Сунь Ятсена и идеи национализма в процессе нациестроительства (nation-buiding process) и формирования идентичности (identity politics) в официальных и частных сферах (образование, СМИ и пр.) КНР, Гонконга и Тайваня (Lutgard Lams, Бельгия; Ryan Brading, Великобритания).

Как показала конференция, блестяще подготовленная и проведенная центром социальных наук при университете им. Сунь Ятсена (директор - Рой Цзэн), на сегодняшний день Тайвань сохраняет за собой роль ведущего центра и оживленного перекрестка в исследованиях новой и новейшей истории Китая. Этому способствуют мощная научная традиция и подготовка экспертов на острове. Свободный выбор тем, смелая постановка и неформальное обсуждение острых проблем позволили ясно показать, что революция 1911 г., оцениваемая в вековой ретроспективе,

была реальным поворотным пунктом к последующему возрождению Китая. А идейно-политическое наследие Сунь Ятсена, нередко казавшееся в лихие годы XX в. наивной утопией и авантюризмом, все более широко воплощается в современной политической практике (к примеру, в Тайване), сохраняя потенциал и актуальность в отношении будущего Китая, Азии и теперь уже всего мира в XXI в. В этом смысле можно согласиться с устроителями конференции, убежденными, что Синьхайская революция является действительно незавершенной.

Permanent link to this publication: