Цель исследования состояла в проверке гипотез происхождения современного населения островов Рюкю. Для этого с помощью средств многомерной статистики были интегрированы данные двух систем антропологических признаков - краниометрии и краниоскопии. Полученные результаты свидетельствуют о метисном происхождении населения островов. Представляется, что оно сформировалось на основе по крайней мере трех различных по происхождению групп населения. Первые две из них - носители культур дзёмон и яёй - являются предковыми и для современных японцев. Выраженное антропологическое своеобразие рюкюсцев может быть обусловлено наличием южно-монголоидной примеси.

Ключевые слова: Японский архипелаг, острова Рюкю, интеграция краниометрических и краниоскопических признаков.

Введение

Архипелаг Рюкю представляет собой цепочку небольших островов, протянувшихся с северо-востока на юго-запад от о-ва Кюсю. До начала XVII в. здесь существовало независимое государство, которое было окончательно присоединено к Японии лишь в 1879 г. Длительный период автономного развития обусловил значительное своеобразие материальной и духовной культуры коренного населения архипелага Рюкю; многие особенности, несмотря на сильное культурное и политическое влияние японского государства, сохранились до наших дней.

До недавнего времени все вопросы популяционной истории коренного населения Рюкю представлялись решенными. Еще в 1911 г. Э. Бельц на основании анализа соматологических признаков выдвинул гипотезу о родстве современного населения островов Рюкю с айнами [Baelz, 1911]. К признакам, свидетельствующим о большем сходстве рюкюсцев с айнами, чем с японцами, он отнес значительное усиление третичного волосяного покрова, более темную пигментацию, ослабление монголоидных особенностей глазной области, малую высоту лица и низкий рост. Данная точка зрения доминировала в японской физической антропологии до конца XX в. Она хорошо вписывается в общепризнанную в настоящее время т.н. дуальную структурную модель формирования населения Японских островов [Hanihara, 1991]. Модель предполагает, что популяционное разнообразие Японского архипелага возникло в процессе взаимодействия двух основных групп древнего населения.

Первая группа восходит к верхнепалеолитическому населению, проникшему на территорию Японского архипелага ок. 35 - 30 тыс. л.н. по сухопутному мосту, соединявшему в то время Юго-Восточную Азию и Японские острова. Архипелаг Рюкю представляет собой остаток этого моста. Именно здесь, на стоянке Минатогава (о-в Окинава), были собраны самые представительные для Японии палеоантропологические материалы верхнепалеолитического времени. Останки, древность которых составляет ок. 18 - 16 тыс. лет, принадлежат трем индивидуумам. Лучше всего сохранился мужской скелет (Минатогава 1). Данная находка является ключевой для рекон-

Таблица 1. Источники использованных данных

* Данные дополнены измерениями автора (высота лица и угол выступания носа).

струкции ранней популяционной истории Японии. По своим морфологическим особенностям череп Минатогава 1 сходен с предположительно верхнепалеолитическим черепом из Люцзяна (Южный Китай), что указывает на направление миграций верхнепалеолитического населения на территорию Японии. Вместе с тем отмечается сходство черепа Минатогава 1 с черепами носителей неолитической культуры дзёмон, которая демонстрирует отчетливо преемственную связь с верхним палеолитом Японии [Baba, Narasaki, 1991; Suzuki, Hanihara, 1982].

Вторая группа популяций, отличных по происхождению от дзёмонцев, начала проникать на территорию Японии, а именно на о-в Кюсю, ок. 300 г. до н.э. из Северного Китая и с Корейского полуострова. Мигранты принесли с собой новую культуру - яёй. Основу хозяйственной стратегии яёйцев составляло рисовое земледелие; дзёмонцы были преимущественно охотниками-собирателями. Носители культуры яёй резко отличались от дзёмонцев по краниологическим признакам: у них были более выражены монголоидные черты. Предполагается, что в результате ассимиляции носителями культуры яёй аборигенного дзёмонского населения сформировались современные японцы; айны же являются потомками вытесненных на север дзёмонцев, лишь немного затронутых японским влиянием. В рамках "дуальной структурной модели" рюкюсцы рассматриваются как потомки древнего дзёмонского населения, причем их отличие от айнов состоит в большей доле монголоидного компонента.

Изложенная концепция нашла свое подтверждение при анализе различных систем антропологических признаков и генетических маркеров [Левин, 1961; Kozintsev, 1992a; Higo et al., 2003], однако в конце XX в. она была поставлена под сомнение рядом исследователей, отрицавших наличие дзёмонского компонента в составе рюкюсцев [Dodo, Doi, Kondo, 1998, 2000; Manabe et al., 1999; Pietrasewsky, 1999; Hatta et al., 1999].

Цель настоящей работы - проверить гипотезы происхождения современного населения островов Рюкю путем интеграции данных о двух системах антропологических признаков - краниометрии и краниоскопии.

Материал и методика

Основой для анализа послужили сведения о краниологических сериях, представляющих культуры дзёмон, яёй и кофун, черепах токийцев эпохи Эдо (XVIII в.) и близких к современности японцев (в т.ч. островитян Рюкю), айнов Хоккайдо и Сахалина, китайцев (в основном северных) и индонезийцев. Все серии были краниоскопически исследованы А. Г. Козинцевым по предложенной им программе [Kozintsev, 1992a]. Мною проводился анализ значений пяти признаков - частоты клиновидно-верхнечелюстного шва (КВШ), заднескулового шва (ЗСШ), подглазничного узора типа II (ПГУII) и надглазничных отверстий (НО), а также индекс поперечного небного шва (ИПНШ). Затылочный индекс (ЗИ) не учитывался: предварительный анализ показал, что данный признак не влияет ни на один из первых трех векторов, в которых концентрируется наиболее важная информация о межгрупповой изменчивости анализируемых групп. Это подтверждает вывод об отсутствии заметных градиентов в распределении ЗИ на территории Северной Азии [Козинцев, 1988], вследствие чего его применение в данном случае не оправдано.

В ходе исследования учитывались также 14 краниометрических показателей - длина, ширина и высота черепной коробки, ширина и высота лица, минимальная ширина лба, ширина и высота орбит и носа, назомалярный и зигомаксиллярный углы, симотический указатель и угол выступания носа. Использовались опубликованные данные различных исследователей. При отсутствии в публикациях некоторых признаков использованы мои собственные измерения (табл. 1).

Методы интеграции данных различных систем антропологических признаков были описаны мною в ряде работ [Моисеев, 2001, 2004].

Результаты

На первом этапе анализа, кроме данных о древних и современных группах с территории Японии, а также айнов Сахалина были использованы значения, характеризующие серию черепов северных китайцев, поскольку именно Северный Китай, а также Корея в настоящее время рассматриваются как территории, с которых происходила массовая миграция предков носителей культуры яёй на Японские острова.

Результаты изучения краниоскопических и краниометрических признаков оказались довольно сходными. Первый канонический вектор (I KB), a также первая главная компонента (I ГК) противопоставляют дзёмонскую и северокитайскую серии (рис. 1). Первый из указанных векторов получен при анализе краниометрических, второй - краниоскопических данных. Дзёмонцы характеризуются уникальным сочетанием как краниоскопических, так и краниометрических признаков. В краниоскопическом отношении их отличает сочетание крайне высоких значений ЗСШ с низкими II ПГУ, НО и КВШ (табл. 2).

Краниометрическое своеобразие дзёмонцев определяется большой по азиатскому масштабу шириной лба и лица, довольно сильным выступанием носа при малой его высоте (табл. 3). Корреляция между I ГК и I KB высока и статистически достоверна (r = -0,70; p < 0,05). Это свидетельствует о высоком уровне антропологического своеобразия дзёмонцев, для формирования которого потребовался, вероятно, весьма длительный период изоляции. Статистически значимые коэффициенты корреляции между другими ГК и KB отсутствуют (табл. 4).

На противоположном полюсе I KB и I ГК находится северокитайская серия, в то время как древние и современные серии с территории Японского архипелага занимают промежуточные позиции. Такое расположение групп в пределах рассматриваемых векторов хорошо соответствует гипотезе о формировании населения Японии на базе двух основных компонентов - носителей культуры дзёмон и мигрантов из Северного Китая и с Корейского полуострова. К сожалению, в моем распоряжении нет данных о древних и современных корейских сериях.

Рис. 1. Расположение групп в пространстве I ГК (по краниоскопическим признакам) и I KB (по краниометрическим признакам). Северокитайская модель.

Таблица 2. Коэффициенты корреляции между краниоскопическими признаками и первыми двумя главными компонентами

* Достоверно при p < 0,05.

Таблица 3. Коэффициенты корреляции между исходными краниометрическими признаками и первыми тремя каноническими векторами

* Достоверно при p < 0,05.

Таблица 4. Коэффициенты непараметрической корреляции Спирмена между первыми тремя ГК и КВ

* Достоверно при p < 0,05.

Наибольшее сходство с дзёмонцами по обеим системам признаков проявляют айны, что еще раз подтверждает широко распространенное мнение о том, что айны - потомки дзёмонцев. Впрочем, разрыв между дзёмонской и ближайшими к ней айнскими сериями довольно велик по обеим системам, причем айны проявляют довольно выраженную северокитайскую тенденцию, что объясняется монголоидной примесью. Источником последней могут быть не только японцы, но и иные монголоидные группы, особенно носители ранне средневековой охотской культуры Южного Сахалина и Хоккайдо [Моисеев, 2008]. Некоторую роль в формировании различий между айнами и дзёмонцами, возможно, сыграли эпохальные микроэволюционные изменения.

Остальные группы с территории Японии образуют в пространстве I КВ и I ГК довольно плотную группу, которая занимает промежуточное положение между дзёмонцами и айнами, с одной стороны, и северными китайцами - с другой. Различия между ними невелики и неустойчивы на межсистемном уровне. Так, яёйская серия оказалась ближе всего к северным китайцам по краниометрической характеристике (I КВ) и наиболее далека от них - по краниоскопической (I ГК). Положение рюкюсцев так же неустойчиво. По краниоскопическим признакам они превосходят японцев и кофунцев по степени выраженности дзёмонских особенностей, но по краниометрическим наблюдается обратное. Однако, каково бы ни было реальное положение рюкюсцев в пределах дзёмонско-северокитайской шкалы, наличие дзёмонской тенденции у них, как и у всех близких к современности японских серий, а также у носителей культур яёй и кофун, не подлежит сомнению. На мой взгляд, вопрос состоит лишь в величине этой примеси у рюкюсцев и прочих японцев. При интеграции результатов анализа краниоскопических и краниометрических признаков рюкюсцы, в частности, по первой интегральной ГК (ИГК), которая определяется в основном описанными выше I ГК и I КВ, несколько превосходят современных японцев и серию эпохи Эдо по степени выраженности дзёмонских особенностей (рис. 2, табл. 5). Впрочем, различие невелико и может объясняться случайными факторами.

Рис. 2. Расположение групп в пространстве I и II ИГК. Северокитайская модель.

Таблица 5. Коэффициенты корреляции исходных векторов и первых двух интегральных главных компонент (северокитайская модель)

* Достоверно при p < 0,05.

Рис. 3. Расположение групп в пространстве I ГК (по краниоскопическим признакам) и I KB (по краниометрическим признакам). Индонезийская модель.

Таблица 6. Коэффициенты корреляции исходных векторов и первых трех интегральных главных компонент (индонезийская модель)

* Достоверно при p < 0,05.

Смысл II ИГК состоит в противопоставлении айнов Сахалина рюкюсцам. Прочие серии на данной ИГК занимают промежуточное положение. Их отрыв от обеих групп достаточно велик и свидетельствует о нейтральности по данному вектору изменчивости. Иными словами, II ИГК указывает на присутствие в составе айнов Сахалина и рюкюсцев каких-то антропологических компонентов, отсутствующих в остальных группах. Что касается айнов Сахалина, то их уклонение от айнов Хоккайдо можно уверенно связывать с наличием у них существенной сибирской (скорее всего, тунгусо-маньчжурской) примеси [Kozintsev, 1992б]. Антропологическое своеобразие рюкюсцев теоретически можно объяснить либо микроэволюционными процессами в условиях островной изоляции, либо включением в их состав какого-то отличного от всех анализируемых групп антропологического компонента. Значимые коэффициенты корреляции с данной ИГК имеют II ГК и II KB (табл. 5).

К сожалению, у меня нет краниологических данных по аборигенам Тайваня и Филиппин; а именно с ними островитяне Рюкю, скорее всего, поддерживали контакты. Для оценки возможности наличия у рюкюсцев южной примеси использовалась серия черепов индонезийцев. Был проведен повторный анализ, в котором эта группа заменила северокитайскую. Индонезийская модель оказалась несколько хуже северокитайской: коэффициент корреляции между новым I КВ и новой I ГК снизился с 0,70 до 0,68, оставаясь, впрочем, достоверным на 5%-м уровне. Индонезийская серия несколько сильнее удаляется от межгрупповой линии регрессии, чем северокитайская (рис. 3). Как и в случае с северокитайской моделью, новая I ИГК определяется в основном первыми векторами, полученными при внутрисистемном анализе (I KB и I ГК), однако коэффициенты корреляции между этими векторами и I ИГК существенно ниже (табл. 6). Исходя из вышесказанного, мне представляется нецелесообразным останавливаться на детальном описании расположения групп в пределах I ИГК.

Видимо, северокитайская модель более пригодна для объяснения источника монголоидной примеси в большинстве японских групп. Это не исключает возможности того, что для каких-то групп с территории Японии индонезийская модель может оказаться более адекватной. К тому же нельзя исключить наличия в антропологическом составе рюкюсцев нескольких компонентов. Для выяснения такой возможности я воспользовался приемом, предложенным А. Г. Козинцевым для определения пары наиболее вероятных предковых популяций какой-либо метисной группы [Kozintsev, 1992б].

В основе предложенного критерия RD (Relative Difference) - предположение о том, что отношение суммы евклидовых расстояний между метисной группой (В) и каждой из предполагаемых предковых групп (А и С) к расстоянию между последними может служить показателем степени пригодности той или иной метисационной модели. Критерий вычисляется по следующей формуле:

RD = (АВ+ВС)/АС - 1, где АВ и ВС - расстояния между метисной группой и двумя предполагаемыми родительскими группами, АС - расстояние между последними. Чем меньше RD, тем ближе метисная группа к прямой линии, соединяющей предковые группы и, следовательно, тем пригоднее эта модель.

В данном случае одной из предковых групп считались дзёмонцы, а другой - китайцы и индонезийцы. Величина RD при использовании индонезийской

Рис. 4. Расположение в пространстве II и III ИГК. Индонезийская модель.

модели оказалась почти вдвое меньше, чем при использовании северокитайской (0,23 и 0,40 соответственно). Видимо, монголоидный компонент в составе рюкюсцев ближе к тому, который представлен у индонезийцев. Таким образом, полученные результаты позволяют предположить наличие у рюкюсцев южномонголоидной примеси. Следует лишь повторить, что, скорее всего, речь идет о родстве не с индонезийцами, а с населением Тайваня и Филиппин.

Несомненный интерес для обсуждаемой темы представляют II и III ИГК, полученные при проверке индонезийской модели (рис. 4). Так, II ИГК отделяет древние группы яёй и кофун от остальных групп. Данные группы несомненно имеют единое происхождение; они являются потомками мигрантов с территории Кореи и Северного Китая. Крайнее положение занимают яёйцы, кофунская же серия несколько смещена в сторону остальных групп, вероятно, ввиду наличия у кофунцев большей, по сравнению с носителями культуры яёй, дзёмонской примеси. Из остальных групп именно рюкюсцы характеризуются наиболее выраженной яёйской тенденцией. По значениям данной ИГК к рюкюсцам близки также дзёмонцы, что позволяет интерпретировать II ИГК как вектор, отделяющий наиболее древние группы. Очевидно, рюкюсцы сохранили антропологическую специфику, характерную для ранних мигрантов с территории Кореи и Северного Китая. Вторая ИГК определяется в основном II ГК и III KB, полученными при внутрисистемном анализе (табл. 6).

Смысл III ИГК состоит в фиксации южной тенденции у рюкюсцев, при этом основное значение для ее определения сыграли краниометрические данные (табл. 6). На отрицательном полюсе этой ИГК находятся рюкюсцы и индонезийцы, на положительном - японские группы, кроме серий яёй и кофун.

Таким образом, индонезийская модель позволяет конкретизировать источники недзёмонской примеси у населения островов Рюкю, тогда как северокитайская модель лишь указывает на антропологические отличия рюкюсцев от других японских популяций.

Выводы

1. Современное население архипелага Рюкю, так же как айны и японцы, имеет в своем составе единый антропологический компонент, который по происхождению связан с носителями неолитической культуры дзёмон.

2. Величина дзёмонского компонента у рюкюсцев близка к таковой у современных японцев.

3. Монголоидный компонент в составе рюкюсцев, вероятно, связан по происхождению с носителями культуры яёй.

4. Рюкюсцы обладают выраженным антропологическим своеобразием, которое может быть следствием наличия в их составе южно-монголоидной примеси.

Благодарности

Выражаю искреннюю благодарность профессору Т. Амано (Университет Хоккайдо), доктору Х. Оно (Университет Хоккайдо) и доктору Х. Мацумуре (Медицинский колледж Саппоро) за возможность изучить краниологические коллекции. Особая благодарность - профессору Х. Исиде (Университет Окинавы) за предоставление неопубликованных данных. Я также глубоко признателен А. Г. Козинцеву за критические замечания и помощь в работе.

Список литературы

Алексеев В. П. Материалы по краниологии Новой Гвинеи, Зондских и Молуккских островов, Малайского полуострова. Ч. II // Сб.МАЭ. - 1984. - Т. 39. - С. 26 - 60.

Дебец Г. Ф. Антропологические исследования в Камчатской области. - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951. - (Тр. Ин-та этнографии АН СССР. Нов. сер.; Т. 17).

Козинцев А. Г. Этническая краниоскопия (расовая изменчивость швов черепа). - Л.: Наука, 1988. - 168 с.

Левин М. Г. Некоторые проблемы этнической антропологии Японии // СЭ. - 1961. - N 2. - С. 63 - 75.

Масафуми Н. Нихон минзоку (Японцы и их культура). - Токио: Рокко, 1988 - Т. 2. - 320 с. (на яп. яз.).

Моисеев В. Г. Северная Евразия: языковая дифференциация и данные физической антропологии // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2001. - N4. - С. 154 - 159.

Моисеев В. Г. Опыт интеграции различных систем антропологических признаков // Палеоантропология, этническая антропология, этногенез. - СПб.: Изд-во МАЭ РАН, 2004. - С. 186 - 200.

Моисеев В. Г. О происхождении населения охотской культуры Северного и Восточного Хоккайдо (по краниологическим данным) // Археология, этнография и антропология Евразии. - 2008. - N 1. -С. 133 - 140.

Чебоксаров Н. Н. Этническая антропология Китая. - М.: Наука, 1982. - 301 с.

Baba H., Narasaki S. Minatogawa man, the oldest type of modem Homo sapience in East Asia // Quarter Results. - 1991. -Vol. 30. -P. 221 - 230.

Baelz E. Die Riu-Kiu-Islunaner, die Aino und andere kaukasierahnliche Reste in Ostasien // Korrespondenz-Blatt der Deutschen Gesellschaft fur Anthroplogie, Ethnologie und Urgeschichte. - 1911. - Bd. 42. - S. 187 - 191.

Dodo Y., Doi N., Kondo O. Ainu and Ryukyuan cranial nonmetric variation: evidence which disputes the Ainu-Ryukyu common origin theory // Anthropological Science. - 1998. -Vol. 106. - P. 99 - 120.

Dodo Y., Doi N., Kondo O. Facial flatness of Ryukyuans // Anthropological Science. - 2000. - Vol. 108 (2). - P. 183 - 198.

Fukumine T., Doi N., Ishida H., Zukeran C., Sensui S., Saso A., Higa T. Human skeletal remains from the Yacchino-Gama and Kanjinbaru grave sites // Okinawa Prefectural Archaeological Center Research Report. - 2001. - N 6. -P. 345 - 385.

Hanihara K. Dual structure model for population history of the Japanese // Japan Review. - 1991. - N2. - P. 1 - 33.

Hatta Y., Ohashi J., Imanishi T., Kamiyama H., Iha M., Simabukure Т., Ogawa A., Tanaka H., Akaza T., Gojobori T., Juji T., Tokunaga K. HLA genes and haplotypes in Ryukyuans suggest recent gene flow to the Okinawa Islands // Human Biology. - 1999. -Vol. 71. -P. 353 - 365.

Higo Т., Hanihara Т., Sukawa H., Ishida H. Dental variation of Ryukyu Islanders: a comparative study among Ryukyu, Ainu, and other Asian populations // Amer. J. of Physical Anthropology. - 2003. - Vol. 15. - P. 127 - 143.

Kozintsev A.G. Ethnic epigenetics: A new approach // Homo. - 1992a. - Vol. 43 (3). - P. 213 - 244.

Kozintsev A.G. Prehistoric and recent populations of Japan: multivariate analysis of cranioscopic data // Arctic Anthropology. - 1992б. - Vol. 29(1). - P. 104 - 111.

Manabe Y., Kitagawa Y., Oyamada J., Kato K., Ito R., Kobayashi S., Rokutanda A. Genealogical positioning of the Okinawa main islanders in East Asian populations based on nonmetric tooth crown traits // Anthropological Science. -1999. - Vol. 107. - P. 85.

Pietrusewsky M. A multivariate craniometric study of the inhabitants of the Ryukyu Island and comparisons with cranial series from Japan, Asia, and the Pacific // Anthropological Science. - 1999. - Vol. 107. - P. 255 - 281.

Suzuki H., Hanihara K. The Minatogawa Man: The Upper Pleistocene Man From the Island of Okinawa // University of Tokyo Bulletin. - Tokyo: University Museum, 1982. - N 19. -P. 7 - 49.

Материал поступил в редколлегию 29.05.08 г.

Permanent link to this publication: