Спокойствие, лояльность и возможность эксплуатации туземцев в интересах нидерландской Ост-Индской компании (далее - ОИК) были главными условиями, которые пытались, но так и не смогли до конца обеспечить голландцы в течение всех 38 лет владения островом. Данная статья посвящена политике ОИК в отношении коренных формозцев в первые годы голландского правления (1624 - 1636).

Ключевые слова: Ост-Индская компания, Китай, Минская империя, Формоза, Тайвань.

Вскоре после своего основания в 1602 г. голландская Ост-Индская компания активизировала усилия по открытию новых торговых путей в Азии. Одной из главных целей ОИК была закупка товаров в Китае для перепродажи в Японию и, попутно, вытеснение из этой торговли испанцев и португальцев. В 1601 г. и 1604 г. голландцы дважды посылали свои миссии в Китай, чтобы наладить торговлю с Минской империей (1368 - 1644), но так и не добились согласия местных властей. Еще одна флотилия прибыла в Китай в 1607 г. Но минские чиновники предложили "гостям" перейти на архипелаг Пэнху, куда будут прибывать китайские джонки. Позднее они предложили голландцам покинуть Пэнху и отплыть на Тайвань. В итоге голландцы оставили Пэнху, но так и не появились на Тайване. С 1607 по 1622 г. они не вели активных действий по проникновению в Китай. Лишь в 1622 г. голландская флотилия вновь направилась к берегам Поднебесной, чтобы силой и угрозами склонить китайцев к торговле. После двух лет враждебных действий адмирал Мартин Сонк принял условия мира, по которым с 26 августа 1624 г. голландцы покидали захваченные ими острова Пэнху и уходили на Тайвань, чтобы заложить там постоянную базу для торговли с Китаем [Davidson, 1988, p. 10 - 12; Чигринский, 1975, с. 196 - 197].

Точных данных о составе, численности и территориальном расселении аборигенов на Тайване (Формозе) к моменту появления голландцев не существует1. Главным источником сведений об острове и его обитателях в этот период служат документы из архивов ОИК, значительная часть которых опубликована в книге У. Кэмпбэлла "Formosa under the Dutch" [Кэмпбэлл, 1903; Чигринский, 1968]. Из этих документов известно, что местное население включало десятки разных племен и народностей, ведущих неодинаковый образ жизни и говоривших на разных языках. Одни из них обитали в труднодоступных горах и были долго изолированы от прямых связей с китайцами, японцами и европейцами. Другие, так называемые равнинные аборигены (пинпу цзу), обитали на равнинах западного побережья Тайваня и неизбежно вступали в тесные контакты с новыми иммигрантами. Итогом этих контактов было либо вытеснение этих туземцев с

1 Чэнь Ди - первый китаец, составивший в 1603 г. "Записи о восточных варварах" ("Дун фань цзи"), где изложил личные впечатления об аборигенах Тайваня, утверждал, что "в целом их [число] на всех островах [Тайваня] близко к одному уезду Китая" (цит. по: [Чжань Суцзюань, 2007, с. 40]).

стр. 24
плодородных равнин в лесные горные районы, либо активная ассимиляция их доминирующим пришлым населением.

В "Сообщении об обитателях", записанном ван Рехтереном со слов первого голландского миссионера на Формозе Джорджа Кандиди (1527 - 1631, 1633 - 1637), последний отмечал: "Сей остров Формоза, на который нашему Господу Богу было угодно послать меня [Кандиди] для проповеди евангелия Христова... включает много деревень и чрезвычайно населен. Местные жители говорят не на одном, но нескольких языках, и не имеют ни короля, ни губернатора, ни вождя2. Они не живут в мире друг с другом. Одна деревня пребывает в постоянной войне с другой деревней" [Formosa..., 1903, p. 9].

Подтверждая факт многолюдности и разнородности аборигенов, шотландец Дэвид Райт, живший на острове через несколько лет после Кандиди, утверждал, что формозцы все же имеют вождей или правителей. При этом Формоза не находится под властью одного правителя, но разделена на 11 графств, или провинций, не считая многих менее известных владений в горных районах. Райт сообщает, что первая из этих провинций, лежащая к северу, находится под контролем голландцев и включает поселения Синьган, Тавакан, Баклоан, Суланг, Маттау, Теворанг, Фаворланг, Таккай, Торнап, Теренип и Ассок. Вторая провинция названа голландцами бухтой Кабеланг и включает 72 поселка и деревень. Все они управляются своими особыми законами и живут в согласии друг с другом. Так как голландцам не удавалось подчинить эту провинцию, они заключили мир с местными жителями и торговали с ними не только обычными товарами, но и подростками-рабами. "Третье владение принадлежит королю Миддагу, и лежит [оно] к северо-востоку от Тайюань... Правитель Миддага... никогда бы не позволил ни одному христианину поселиться в его владении, разрешая им только проезжать через него" [Formosa..., 1903, p. 6].

Эти известия подтверждают, что власть ОИК охватывала далеко не весь остров, а многие формозцы никогда не были подданными голландцев. С одними из них удавалось заключить мир, с другими - сохранять "осторожный нейтралитет" и "транзитные" соглашения, а с третьими приходилось воевать. Наконец, некоторые земли и племена остались вообще вне досягаемости голландцев на протяжении всех 38 лет их пребывания на Тайване. Что касается аборигенов, оказавшихся в прямом подчинении ОИК, то поначалу это были жители лишь нескольких равнинных сел в окрестностях главной голландской крепости в Тайюань (Аньпин, ныне г. Тайнань. - В. Г.). С первого дня появления на острове голландцы постарались наладить с ними дружественные отношения [Davidson, 1988, p. 13]. Окружавшие гавань земли принадлежали народности сакам, которую голландцы быстро привлекли на свою сторону милостивым отношением. Всего за 15 комплектов одежды Мартин Сонк, назначенный 20 января 1625 г. первым губернатором острова (1624 - 1625), приобрел у сакамцев большой участок земли, положив начало земельным владениям ОИК на острове [Formosa..., 1903, p. 37].

В уже упомянутом "Сообщении о жителях" Джорджа Кандиди содержится довольно точное описание системы самоуправления соседних аборигенов: "Эти деревни не имеют общего главы, который правит ими, но каждая деревня независима. Ни одна из деревень также не имеет главы, который правит ею, хотя она имеет номинальный совет, состоящий из двенадцати мужчин доброй репутации. Каждые два года члены совета складывают свои полномочия, и другие избираются на их место. Члены совета должны быть сорока лет, и все они ровесники... Хотя в действительности среди этих людей нет рангов, и потому нет ни начальников, ни подчиненных, ни слуг, ни хозяев - и, следовательно, нет слов для хозяина и слуги в их языке - однако, согласно их типичным обычаям, они относятся друг к другу с премногим уважением и любезностью.

2 Об отсутствии вождей у туземцев сообщают и "Записи о восточных варварах" [Чжань Суцзюань, 2007, с. 16].

стр. 25
Наибольшим знаком различия они считают возраст, и выказывают к нему большее уважение, чем просто в отношении чьего-либо общественного положения, власти или богатства..." [Formosa..., 1903, p. 15 - 17]3.

Позднее, уже установив в 1636 г. мир с рядом далеких племен на юге и в горных районах острова, голландцы обнаружили, что многие из них имеют более сложную, чем в Синьгане, социальную иерархию и сильных вождей, передававших власть по наследству старшему сыну [Formosa..., 1903, p. 112 - 115]. Но в целом большинство аборигенов, с которыми имели дело голландцы в начале XVII в., находились на стадии родоплеменных отношений, не имея ни наследственных правителей, ни постоянных органов управления, способных принимать решения, обязательные для всех и каждого. С одной стороны, такое положение было выгодно ОИК, так как отсутствие политических институтов, по сути, резко снижало личную роль местных вождей или должностных лиц, облегчая голландцам введение колониального режима и управление аборигенами. С другой стороны, анонимность многих коллективных действий аборигенов нередко лишала голландцев рычагов эффективного контроля, в частности возможностей подкупа или запугивания либо возложения на отдельных лиц персональной власти или ответственности за конкретные дела, включая преступления, бунты или случаи пассивного неповиновения властям. В ходе сложного становления своего режима на Тайване ОИК была вынуждена приспосабливаться ко всем этим обстоятельствам и нащупывать, методом проб и ошибок, более или менее оптимальные, наиболее экономные пути реализации своей колониальной политики.

3 Тут же дано подробное и яркое описание внешности и образа жизни аборигенов, с которыми имели дело голландцы: "...Теперь я опишу те места на Формозе, которые я хорошо знаю, и с чьими языком, манерами и обычаями я хорошо знаком. Их восемь по числу: Синьган, Маттау, Суланг, Баклоан, Таффакан, Тифулукан, Теопан и Тефуранг. Жители этих мест имеют одинаковые манеры, обычаи и верования, и говорят на одном языке. Их местоположение тоже во многом одинаково, простираясь от берега к горам, все они находятся в одном дне пути от форта Зеландия. Самой отдаленной является деревня Тефуранг, которая лежит между гор. Чтобы посетить это место и вернуться назад в форт требуется 3 дня. Жители очень варварские и дикие. Мужчины бывают обычно очень высоки и чрезвычайно крепки, фактически, почти гиганты. Их кожа имеет цвет между черным и коричневым, подобно большинству индийцев, но не такие черные как кафры (негры. - В. Г.). Летом они ходят почти совсем нагими, не ощущая никакого стыда. В отличие от них женщины очень малы и невысоки, но очень полные и сильные, цвет их кожи бывает между коричневым и желтым. Они носят кое-что из одежды и испытывают некую степень стыда, за исключением того, когда моются, что они делают дважды в день теплой водой. В такие моменты, если мужчина проходит мимо и смотрит на них, они не слишком обращают на это внимание, если обращают вообще.

В целом люди Формозы очень дружелюбны, преданы и добродушны. Они также очень гостеприимны к чужеземцам, предлагая им пищу и питье в самой любезной манере и по своим средствам.... Они совсем не склонны воровать, а скорее вернут владельцу все, что найдут не принадлежащего им. Деревня Суланг составляет заметное исключение из этого правила, так как тамошние люди хорошо известны как воры и грабители... Больше того, формозцы очень верны своим друзьям и союзникам. Они вовсе не коварны, но скорее умрут или сами пострадают от неудобств, чем причинят другим страдания из-за предательства. Они также понятливы и имеют отличную память, отчего все легко понимают и запоминают. Следует также добавить, что они великие попрошайки, и я могу спокойно сказать, что во всей Восточной Индии их наглость в этом отношении не может быть превзойдена. Однако, хотя они столь склонны к домогательствам и так назойливы в требовании того, что им хочется, их можно легко умиротворить пустяком.

Эти люди заняты преимущественно возделыванием своих полей и выращиванием риса. Но хотя они владеют таким изобилием отличной и плодородной земли, что те семь деревень могли бы легко поддерживать еще сто тысяч душ, они не культивируют больше того, что абсолютно необходимо. На самом деле, годовое производство иногда едва достаточно для их нужд... Пока женщины работают (в полях), мужчины бездельничают, особенно сильные молодые мужчины от семнадцати до 24 лет. Более старые мужчины - те, кому от 40 до 60 - в основном день и ночь находятся в полях со своими женами... Более молодые мужчины редко помогают своим женам в полях. Их главное занятие состоит в охоте и войне... Временами вся деревня нападает на другую в открытой войне. При своих войнах они не имеют командиров или вождей, но [их может возглавить] каждый, кто владеет многими головами, либо кто признан уже отрубившим голову [врагу]. Короче, каждый, кто чувствует склонность к войне, может легко собрать 10 или 20 мужчин, считающих его номинальным вождем и следующих за ним в ведении войны или в претензии на ее ведение..." [Formosa..., 1903, p. 9 - 13].

стр. 26
Главной целью голландцев, как и любых колонизаторов, было превращение Тайваня в источник доходов ОИК за счет эксплуатации природных и людских ресурсов острова. Для достижения этой цели им пришлось использовать стратегию постепенного проникновения и расширения сферы влияния, повышения и укрепления степени контроля над аборигенами острова. Основным принципом этой стратегии были отношения господств-подчинения, а обычным методом реализации - политика "кнута и пряника", "разделяй и властвуй", принудительная аккультурация и т.п.

Несмотря на первоначальный успех, отношения голландцев и аборигенов в целом складывались непросто. Установив союз с жителями окрестных деревень, ОИК оказалась невольной заложницей их давних отношений дружбы и вражды с другими племенами. Эта зависимость усугублялась неустойчивостью межплеменных и внутриплеменных отношений, а также сложностью отношений с китайцами, которые, как выяснилось позднее, ловко манипулировали ситуацией в своих интересах. С одной стороны, китайцы искали у ОИК экономические льготы и защиту от аборигенов. С другой стороны, они нередко злоупотребляли именем ОИК, тем самым скрытно настраивая аборигенов против голландцев. Кроме того, многие годы антиголландские настроения усугублялись и конфликтами с японцами. В итоге ОИК пришлось потратить более десяти лет на усмирение аборигенов и превращение их в относительно лояльных, эффективно контролируемых подданных. Для решения этой задачи голландцы применяли все доступные им мирные и немирные средства, включая дипломатию, военные действия, экономические меры и идеологию (просвещение и христианизация) [Чигринский, 1973; Чигринский, 1975; Головачёв, 2007 (1); Головачёв, 2007 (2)].

Своего рода генеральную программу умиротворения и христианизации формозцев мы находим в меморандуме Дж. Кандиди, адресованном в конце 1627 г. или начале 1628 г. губернатору Питеру Нойтсу. Многие из пунктов этого раннего меморандума так и остались благими мечтами голландского пастора. Однако многие из них оказались вполне практичным руководством к действию и широко использовались в колониальной политике ОИК [Formosa..., 1903, p. 83].

Исходя из того, что распространение христианства может сделать Тайвань "не только ведущей христианской общиной во всей Индии, но и той, которая будет соперничать с самой процветающей и великолепной Голландией", Кандиди отмечает отличные природные способности туземцев и уже названный выше благоприятный общественный фактор: "Даже предполагая, что эти люди настроены против нашей веры больше, чем любая другая нация в Индии, я все же остаюсь убежденным, что склонить их будет проще, чем многих других. И по очень ясной причине... Формозцы не имеют ни главы, ни правителя, ни вождя, которого они должны слушать, и каждый человек волен верить во все, что ему нравится". В результате Кандиди крайне оптимистично заявляет: "Я убежден, что во всей Индии не существует более сговорчивой нации, которая бы в большей степени хотела принять Евангелие" [Formosa..., 1903, p. 89].

В то же время, словно не полагаясь на одну лишь волшебную силу веры в деле покорения аборигенов, автор меморандума приводит целую систему наград и наказаний и даже перечень последовательных мер, призванных ускорить внедрение закона и порядка в подвластных деревнях. Так, Кандиди советует регулярно подкупать аборигенов при помощи подарков: "Было бы также желательно распределение среди этих людей, от случая к случаю, по нескольку комплектов одежд. А когда главные лица спускаются с гор, чтобы навестить нас, их следует хорошо развлекать едой и питьем, относиться к ним милостиво и цивилизованно, и одаривать их какой-либо одеждой" [Formosa..., 1903, p. 92].

Кроме того, Кандиди предлагает делегировать часть полномочий и придать большую значимость главам местных органов управления, полностью подконтрольным ОИК: "Если, однако, я должен выразить самые потаенные мысли моего сердца (очень серьезное и ответственное дело), я должен признать, что существует лучший и более

стр. 27
быстрый метод работы, который я еще не упомянул. Согласно ему, более высокое положение должны получить магистраты. Так как ни одна республика не может существовать без правителей и законов, равно как и эта местность, назначенные нами магистраты должны предоставлять защиту и помощь семи занятым нами деревням, и даровать такие же привилегии всем тем, кто желает подчиняться нашим законам" [Formosa..., 1903, p. 92 - 93].

В случае отказа аборигенов следовать политике ОИК Кандиди прямо предлагает сначала прибегать к угрозам, а затем к их реальному исполнению: "Но что, если этого подчинения законам не произойдет? В этом случае должны быть применены угрозы. Но что, если они не примут во внимание угрозы? Эти угрозы должны быть выполнены. А если они убегут в горы? Обитатели этих семи деревень не смогут и не будут убегать в горы все одновременно. И даже если они сделают это в ходе любой нашей попытки добиться повиновения в одной из них, [тогда] часть жителей укроется в горах, а другая часть - в прочих шести деревнях".

В случаях коллективного сопротивления туземцев Кандиди предлагает метод раскола общины и подкупа ее элиты, позднее действительно, часто применявшийся ОИК: "Однако если ко всем деревням относиться совершенно одинаково, жители не будут убегать. А если плохое обернется худшим, и они все же попытаются развязать против нас войну, тогда мы должны позаботиться, чтобы двое или трое из их главных людей в каждой деревне были с нами на дружеской ноге, так как они могут легко заставить народ следовать и подчиняться им. Но я полагаю, что они не окажут никакого сопротивления, так как очень сильно боятся голландцев" [Formosa..., 1903, p. 93].

Для укрепления связи с аборигенами автор меморандума рекомендует "поселение на этом острове от десяти до двенадцати сограждан, мирян доброго нрава и добродетельного поведения, желающих жениться на женщинах этой местности" [Formosa..., 1903, p. 92]. Миссионерам, не связанным узами брака или обета безбрачия, Кандиди также советовал жениться на аборигенках, и сам стал первым, кто на деле последовал этому демографически многообещающему совету. В целом указанная программа, заключает в конце своего меморандума Кандиди, поможет осуществить две главные цели: получение прибыли для ОИК и христианизацию Формозы: "Таким образом, я наметил путь, которым, как скромно полагаю, следует идти Компании. Действуя так, они не только извлекут из этой страны большую прибыль, но также уничтожат идолопоклонство и неугодные Богу дела, путем введения истинной веры. Я не имею в виду, что следует применять силу для того, чтобы заставить туземцев принять нашу веру. Это ни в коей мере не является моим мнением. Я лишь говорю, что следует ввести надлежащие законы против убийства, воровства и адюльтера. Что местные магистраты должны быть теми лицами [назначенными] для вынесения приговоров по всем преступным случаям, и что нужно заставить народ подчиняться им, как источнику всей власти. Таковы, засим, методы, которые кажутся мне подходящими для христианизации Формозы" [Formosa..., 1903, p. 93].

Знаменательно, что письмо Кандиди от 20 августа 1628 г., посланное в Батавию (Джакарту. - В. Г.) генерал-губернатору ОИК Коэну, содержит уже куда более трезвые оценки ситуации, чем строки его меморандума. В частности, в нем названы три основные помехи для реализации политики ОИК, а именно - ухудшение отношений с синьганцами из-за интриг японцев и китайцев, конкуренция шаманок и полное отсутствие политических структур, ранее упоминавшееся в меморандуме как благоприятный фактор: "К нашему великому сожалению, введение христианской веры и наставления в той спасительной правде, которая приносит искоренение идолопоклонства и всяких языческих злодеяний в настоящее время делают очень малый прогресс среди населения Синьган. Главными помехами являются следующие:

Первое. С момента прибытия японцев с теми синьганцами, которые отправились с ними в Японию год назад, т.е., в прошлом апреле, настроения синьганцев изменились

стр. 28
и стали озлобленными против нас... Когда эти японцы с синьганцами прибыли к местному побережью, много дней миновало, прежде чем им позволили сойти на землю... Позднее, когда губернатор заключил соглашение с японцами, что синьганцев следует отправить на берег, вместо этого их заковали в кандалы и заперли на борту судов. В связи с этим весь Синьган стал похож на львицу, у которой насильно отняли щенят... Возвратив теперь свою свободу, эти синьганцы проследовали с большим числом сопровождавших их китайцев (! - В. Г.) до деревни Синьган... расхваливая и превознося японцев, которые, по их словам, относились к ним великолепно не только во время путешествия, но и в Японии, где они преподнесли им много подарков деньгами и прочими вещами. В то же время они расписывали голландцев нелепыми цветами, говоря, что мы относились к ним очень плохо и, более того, отобрали у них те вещи, которые они получили от японцев. Таким способом сердца и умы местных жителей были отвращены и наполнены озлоблением против нас. Тем самым те плохие чувства, которые они испытывают по упомянутым выше причинам, стали помехой на моем пути, начиная с прошлого апреля, и которые существуют до сих пор" [Formosa..., 1903, p. 93 - 94].

"Второе. Их шаманки... преподают как раз обратное тому, чему учу я... Мне уже удалось обучить многих синьганцев молитвам... Они сами говорят мне, что их шаманки учат лишь лжи, что мое учение - хорошее и правильное, но они не будут его практиковать... Мои постоянные уговоры... вызывают лишь такие фразы: "Наши обычаи передаются нам из поколения в поколение и не могут быть отменены". "Наши жрицы, которые каждый день общаются с миром духов, знают, что это правильно, и учат нас сообразно". "Если мы не будем уважать этих жриц, наши боги рассердятся и не пошлют дождь. Вместо этого пошлют на нас наших врагов, которые выгонят нас из нашей страны и уничтожат нас".

Эти люди имеют еще другого рода суеверный страх, так как со времени, когда японцы прибыли в прошлом апреле, они не глядят на нас благосклонно, но думают, что мы пытаемся отдалить их от их религии, чтобы их боги рассердились на них. Поэтому они предложили, чтобы я начал с проповеди христианских наставлений лишь в одном доме, и чтобы все обитатели его отбросили свои привычки и обычаи и приняли наши. Если их боги будут и дальше благоволить этому дому, даруя много риса и прочих вещей в ходе следующих двух или трех лет, [то] они тоже охотно примут нашу религию. Они также явились ко мне, чтобы испытать мою силу, попросив меня сотворить чудеса, вызвать или прекратить дождь и ветер, предсказать будущие события или открыть, что на самом деле происходит где-либо. И поскольку я не мог сделать так, они стали презирать меня и сказали, что их жрицы умеют делать все эти вещи.

Третье. Еще одна особенность, которая сильно воспрепятствовала моей работе, состоит в том, что этот народ не имеет центральной власти или вождя, с которым я мог бы говорить как со всем народом. Каждый делает то, что пожелает... Если те, кто склонен слушать меня встречают тех, кто не склонен, первые ломаются и разрушают за один час больше, чем я могу сотворить за десять. Таким образом, не в силах сделать что-либо, если не будут задействованы другие меры, я отправился первого августа к Губернатору..." [Formosa..., 1903, p. 94 - 96].

По сути признав свое бессилие, Кандиди просит губернатора посетить Синьган, чтобы поддержать пошатнувшийся авторитет самого миссионера и всей ОИК. Во время такого визита губернатор мог бы объявить запрет на деятельность шаманок, призвать аборигенов следовать проповедям Кандиди и отдать приказ об обязательном обучении всех синьганцев (ежедневном для детей и по два часа в неделю для взрослых). Кандиди также напоминает губернатору, что жители деревень Маттау и Баклоан - заклятые враги Синьган и давно бы уничтожили всех синьганцев, если бы те не получили защиту со стороны голландцев. Однако подогреваемые недобрыми слухами местные жители боятся, что голландцы могут выгнать их из родных мест после инцидента с японцами либо даже просто оставить без защиты, на гибель от врагов-соседей. Поэтому, если

стр. 29
предложить синьганцам защиту и покровительство на том условии, что они покорятся и примут голландские манеры и обычаи, заключает Кандиди, "тогда я твердо верю, что они будут слушать нас и подчиняться нашим командам... Могу лишь сказать, что если предложенные мною ныне средства обернутся успехом, я преисполнюсь смелостью. Но если нет, то будет лучше прервать эту работу как можно скорее, чтобы больше не терять времени. Таково, засим, положение церковных дел среди народа Синьган". Словно подтверждая свое личное разочарование, Кандиди напоминает в постскриптуме, что срок его службы на острове подходит к концу, и горячо просит поскорее прислать на его место другого человека [Formosa..., 1903, p. 96 - 97].

После того как первые идеалистичные надежды миссионеров потерпели фиаско, стало ясно, что для реального подчинения аборигенов потребуется весь потенциал методов "кнута и пряника", "разделяй и властвуй" и других испытанных приемов. Очередное письмо Кандиди к генерал-губернатору Коэну от 1 февраля 1629 г. показывает, что власти ОИК приняли рекомендуемые им экстренные меры для нормализации отношений с синьганцами. В скором времени новый губернатор Формозы Ханс Путманс лично направился в Синьган. Как пишет Кандиди: "По прибытии в это место он обратился к жителям, самым теплым образом рекомендуя мою персону и мою миссию к ним, говоря, что они должны воспринять провозглашаемое мною учение и, кроме того, действовать сообразно. Он также сказал, что если они будут вести себя так, то у него будет сердечное желание защищать их, и что он с наибольшим желанием будет для них как отец для детей. Между тем, если они откажутся теперь слушать его, то и он не будет слушать их просьбы, а преисполнится гневом против них. По личным причинам губернатор не счел тогда нужным вмешаться в определенные незаконные обычаи этой местности, либо наказывать нарушителей. Он угостил первых среди них лиц мясом и питьем и выдал им тридцать cangans (вид одежды) не от своего, а от моего имени, говоря, что это Кандиди почтил их этими одеждами, чтобы они могли прилежно слушать его и устроить свою жизнь согласно его учению". В итоге, докладывает Кандиди: "После отбытия... губернатора люди прилежно слушали меня, так что у меня вовсе не было отдыха, ни днем, ни ночью, от великого числа людей, которые приходили увидеть меня... Результатом было то, что в последний день Рождества сто десять человек, молодых и старых, могли повторять молитвы, и могли с легкостью отвечать на главные вопросы, которые человек должен знать для своего спасения. Так обстояли дела на День Рождества 1628 г. В день Нового года Губернатор снова прибыл в селение... задал людям некоторые вопросы, выслушал их прошения и убеждал их продолжать в том же духе, в каком они начали слушаться меня во всех делах. Его милостивые манеры и вежливость произвели очень хороший эффект и вызвали большую любовь и уважение к голландской нации" [Formosa..., 1903, p. 98].

Однако Ханс Путманс не ограничился только проявлениями милости, так как голландцы не могли простить соучастие некоторых синьганцев в конфликте с японцами, которые пленили губернатора Питера Нойтса с сыном и добились от ОИК принятия всех унизительных требований за освобождение заложников. В полном согласии с духом политики "кнута и пряника" Путманс вновь навестил синьганцев, но уже с куда более суровыми целями. Вот что сообщает об этом очевидец Джордж Кандиди: "После отбытия губернатора он вернулся через несколько дней, но уже с отрядом вооруженных людей, чтобы арестовать - по известным ему лично причинам - синьганца по имени Дика, предводителя той банды, которая примерно год назад уже причинила столько вреда в Японии. Этот Дика ныне смог убежать и спрятаться в домах местных жителей. И их невозможно было уговорить никакими средствами - не подействовали ни угрозы, ни обещания - признаться в том, где он прятался. А поскольку с ним в Японии было еще десять синьганцев, губернатор перестал доверять им и полагал, что мне было бы целесообразно немедленно вернуться вместе с ним в Форт. Он объявил, что если Дика не будет доставлен к нему в течение шести дней, то больше не будет мира, но будет

стр. 30
война между нами и людьми Синьган. За эти шесть дней жители вывезли все свои пожитки, а затем бежали, чтобы укрыться в чаще и лесах. По истечении шести дней, так и не закончившихся выдачей Дики, губернатор снова появился со значительным числом солдат, надеясь сжечь деревню, если Дику все еще держат в укрытии. Но, по прибытии, он обнаружил, что деревня почти пуста, так как, кроме нескольких стариков, все жители исчезли и забрали с собой все свои пожитки. Так как Его Честь решил, что жители покинули это место, он изменил свои планы и, согласно местным обычаям, пошел на компромисс. Он сообщил присутствующим, что следующие меры будут наложены на их односельчан в виде наказания: они должны передать 30 голов свиней и по 10 снопов риса от каждой семьи. Они также должны построить еще один дом для голландцев, тогда как жилища тех одиннадцати лиц, которые побывали в Японии, должны быть разрушены и сравнены с землей. Получив согласие на эти условия, губернатор вновь убыл со своими солдатами" [Formosa..., 1903, p. 98 - 99].

Как видно из письма Кандиди, лишившись внешней поддержки в лице японцев, синьганцы уже не имели средств сопротивления, кроме двух последних - пассивного неповиновения и бегства в горы. Но бегство туземцев не отвечало колониальным интересам ОИК, из-за чего голландцам и пришлось пойти на компромисс. По просьбе формозцев 26 января 1629 г. Кандиди вернулся в Синьган и, с согласия губернатора, возобновил миссионерскую работу. "Однако, - признается Кандиди, - я обнаружил, что произошли огромные перемены. Многие беженцы так никогда и не вернулись. Некоторые из них не вернулись вообще, а другие, жившие в деревне, ни за что не приходили в мой дом, так как не доверяли мне и чувствовали большое подозрение. Было бы посему невозможно достичь много за один месяц. Но уверен, что многих удастся уговорить посредством доброты, чтобы они снова вернули мне свое доверие" [Formosa..., 1903, p. 99].

Разобравшись подобным образом с "дружественным" населением в Синьгане, голландцы перешли к расширению контроля на другие окрестные поселения. Но успешному обретению новых подданных по-прежнему мешали невыясненные отношения со старыми врагами. Поэтому ОИК была вынуждена перейти на этом этапе к "дипломатии войны", совершив ряд карательных рейдов в Баклоан, Маттау и другие села, открыто враждебные голландцам. Причины и цели этих кампаний, в которых участвовали нескольких сот хорошо вооруженных солдат, не считая аборигенов, подробно изложены в записи журнала от 17 ноября 1629 г. за подписью губернатора Путманса и других членов Совета ОИК на Формозе: "Получив запрос от священников Джорджа Кандиди и Роберта Юни о том, что мы сочли бы лучшим средством обеспечить подчинение этих людей и распространение среди них христианской религии, мы думаем, что самым лучшим средством для нас было бы захватить все имущество тех, кто был причастен к недавнему убийству и многим другим насильственным деяниям, а именно, тех, кто живет в деревнях Маттау и Баклоан. Благодаря принятию этого курса народ повсеместно будет так преисполнен ужасом, что они смиренно склонят свои шеи и самым жалким образом будут просить нашей дружбы. После этого они станут довольно цивилизованными и покорными нам. Так что... христианская религия сможет сделать больший прогресс, чем до сих пор. Мы полагаем так, потому что прежний опыт показывает, что простая доброта отброшена этими людьми и никогда не приведет к распространению среди них христианства.

Поэтому, после должных размышлений Совет находит целесообразным и постановил, что как только вернутся суда из Китая, они должны напасть на Баклоан, так как это место имеет наименьшее число жителей - около 300 душ - чтобы увидеть, могут ли они, путем таких средств, быть возвращены под наше правление и приведены в рамки цивилизации..." [Formosa..., 1903, p. 100].

Первая экспедиция против Маттау, активно поддержанная жителями Синьгана, состоялась в феврале 1631 г. После убийства жителями Маттау 63 подданных ОИК не

стр. 31
только Маттау, но также поселения Суланг и Баклоан восстали против голландцев, посулив выгнать их даже из Тайюаня. Дела приняли настолько серьезный оборот, что новый губернатор Путманс решил сразу же провести карательную экспедицию. Эта экспедиция не принесла большой военной победы, но позволила снова наладить отношения с синьганцами, которые, если верить голландским донесениям, всей деревней выразили готовность принять христианство и выбросить своих идолов. Жители Маттау не смели нарушать мир до 1635 г., но распускали ложные слухи, пытались установить связи с вновь появившимися японцами и все больше противились голландцам [Formosa..., 1903, p. 102 - 103, 105 - 107, 116].

28 октября 1634 г. Путманс сообщал генерал-губернатору ОИК в Батавию: "[Нужно, чтобы] жители Маттау, по причинам политическим и духовным, были должным образом наказаны за жестокое убийство там шестидесяти трех наших невинных людей. Как минимум четыре сотни людей необходимы для этой экспедиции, чтобы быть уверенным в том, что не последует поражения, и что эти враги могут быть наказаны согласно их заслугам..." [Formosa..., 1903, p. 109].

После прибытия подкреплений в августе 1635 г. Путманс решил сначала атаковать Маттау, так как его жители причинили ОИК наибольший вред, да и одержать первую военную победу было проще над одной из ближайших деревень. 23 ноября голландцы и союзные им синьганцы напали на Маттау, сожгли деревню и убили 26 местных мужчин, не встретив отпора и не потеряв ни одного человека. Уже 26 ноября люди Маттау прислали посредника-китайца на переговоры о мире. Итогом переговоров стал договор, обязавший маттаусцев вернуть сохранившиеся у них личные вещи убитых голландцев, выплатить контрибуцию, признать суверенитет Голландии над их землями, никогда не воевать против ОИК, не преследовать китайцев и выступать в роли союзников, если ОИК начнет войну против других аборигенных деревень [Кэмпбэлл, 1903, с. 117 - 119].

Договор о мире с Маттау был официально заключен 19 декабря 1635 г. на площади перед церковью в Синьгане, в присутствии губернатора Путманса и посланцев из деревень Маттау, Суланг, Магкиан и Баклоан. Все статьи договора были зачитаны и растолкованы участникам церемонии на голландском, китайском и синьганском языках, чтобы позднее никто из них не мог делать вид, что не понял или не знает их содержания. В присутствии свидетелей из других селений жители Маттау выразили согласие с пунктами договора. Как сообщает очевидец событий, миссионер Роберт Юни: "После этой части церемонии были назначены четыре персоны, чтобы быть представителями для них [аборигенов] во всех случаях. Эти четверо прежде имели очень большое влияние в их деревнях и, будучи великими воинами, пользовались высоким уважением. Дав обещание подчиняться нам, каждый из них получил в дар вельветовый костюм, который был должен носить, оранжевый флаг и жезл, последний как символ их звания высоких командиров. Значение этих символов власти было полностью объяснено им. Таким путем [селение] Маттау было унижено, попало в наши руки, и было вновь умиротворено, все в течение одного месяца" [Кэмпбэлл, 1903, с. 122].

После покорения Маттау голландцы продолжили карательный рейд по другим враждебным деревням, жители которых, прослышав о поражении Маттау, либо бежали без оглядки, либо заранее высылали посредников для переговоров о мире и капитуляции.

Стремясь дифференцировать карательные методы, голландцы прибегли в ряде селений не к массовому, но к выборочному наказанию преступников, как правило, руками либо их земляков, либо давних недругов из соседних сел. Так, вступив 8 января в селение Суланг, голландцы арестовали 8 аборигенов. Они также вынудили местных жителей указать и самим сжечь дома прочих бежавших преступников. 10 января семеро пойманных жителей Суланга были казнены в Синьгане, а в роли палачей выступили синьганцы. По мнению Роберта Юни, мотив подобных действий губернатора состоял

стр. 32
в том, чтобы еще больше привязать синьганцев к ОИК и отдалить их от людей Суланга [Кэмпбэлл, 1903, с. 126].

К 13 января 1636 г. военная экспедиция удачно завершилась, причем голландцы не потеряли в боях ни одного человека. Слух о полном военном поражении Маттау вызвал дипломатическую цепную реакцию. К концу февраля покорность голландцам выразили, считая Синьган, 28 сел4 в горах и равнинах к северу и югу от Тайюань [Кэмпбэлл, 1903, с. 130]. Апогеем этого процесса и всей "миротворческой" деятельности голландцев стала "церемония изъявления покорности" или коллективное заключение договоров о мире с посланцами всех селений, которое состоялось 22 февраля 1636 г.5 Но военные победы голландцев продолжали приносить плоды и после этого события. К осени 1636 г. покорность власти ОИК выразили еще 29 деревень, а их общее число достигло 57 деревень [Кэмпбэлл, 1903, с. 140]. В целом военная кампания зимы 1635 - 1636 гг. навсегда положила конец открытой вражде голландцев и аборигенов. В дальнейшем мир между ними сохранялся до самого падения голландского режима на Тайване в 1662 г., хотя общий мир вовсе не исключал разовых карательных акций против аборигенов.

Превращение Тайваня в колонию ОИК создало небывалые условия для зарождения новой коллективной идентичности аборигенов. Впервые за все времена они оказались тесно связаны друг с другом и выступали (пассивно, под влиянием внешней силы) в роли единой социальной группы, отличной социально-экономически, расово-этнически и культурно как от европейских властителей, так и от прочих иммигрантов (китайцев и японцев). Голландцы, заинтересованные в поддержании мира и порядка ради более эффективной эксплуатации острова, активно культивировали эту идентичность, пытаясь унифицировать и закрепить ее в виде идеи лояльного подданства по отношению к ОИК. Для этого они снабдили покоренные племена едиными атрибутами власти (европейские одежды, жезлы, флаги ОИК и др.), возложили на них общие пол-

4 Многие села были очень крупными. Селение Баклоан имело 910 душ и 176 домов [Кэмпбэлл, 1903, с. 139].

5 Вот как описывал это великое историческое событие его очевидец, преподобный Роберт Юни: "...Было радостно видеть дружелюбие этих людей, когда они встретились впервые, отмечать, как они целовали друг друга и глазели друг на друга. Такого никогда прежде не было видано в этой стране, так как одно племя почти всегда вело войну против другого... И если б мы не повлияли на них, они никогда бы не объединились взаимно, потому что в прошлом никто не смел обращаться к другому, никто не доверял другому, и применение обмана в наибольшей возможности было общим правилом...

Утром 22 февраля состоялась ратификация мирного договора. Все старшины, представлявшие свои соответствующие деревни, были построены в ряд. И мы обратились к ним очень обстоятельно по поводу мира, который предстояло теперь утвердить, говоря, как желателен был этот мир, как им следует стремиться к миру, а не убивать друг друга, как они делали до сих пор. Объяснив им значение одежд, жезла и государственного флага, мы переломили с ними маленькую соломинку, что было равнозначно принятию клятвы между нами. По команде губернатора их вызывали одного за другим, чтобы предстать перед ним. Каждому вручалось одеяние, каждый получил жезл, и каждый - по флагу. После этого каждый получатель возвращался на свое место и, таким образом, церемония продолжалась до тех пор, пока все не предстали перед губернатором. Приятным знаком выглядело то, как они шествовали в своих черных одеждах. Глядя издали, можно было представить, что они были папскими святошами, участвующими в процессии.

Люди из Баклоан, Такриан и Пансойи передали владение их землей и полями в ваши (ОИК. - В. Г.) руки. В знак этого они преподнесли деревца бетельной и кокосовой пальмы, которые несли на руках и поставили у ног губернатора. После этой церемонии к ним была обращена пространная речь о сохранении мира не только с нами, но также и друг с другом. Мы говорили, что если они будут действовать таким образом, им не придется сомневаться в том, что губернатор обеспечит им все причины быть довольными.

После полудня губернатор принял их как своих гостей, развлекал их с премногой любезностью и к их совершенному удовлетворению. Некоторые из них, будучи долгое время вдали от дома, попросили разрешения вернуться в свои деревни. После полудня они явились для прощания с губернатором, каждый пожимал руки и выражал много благодарностей за все хорошее, что они получили. По просьбе делегатов из Тиросен, губернатор позволил двум или трем из наших соотечественников сопроводить их к ним домой, потому что в этой деревне долгое время не видели ни одного голландца. Люди из Тиросена приняли их очень любезно, и после пребывания там некоторое время они снова вернулись в наше место" [Кэмпбэлл. 1903, с. 132].

стр. 33
номочия, права и обязанности (местное управление, налоги, участие в войнах на стороне ОИК и др.); ввели общие ритуалы (подносить мандариновые деревца в знак покорности, ежегодные ассамблеи вождей, пиры и пр.), навязали общие этические нормы (соблюдать договоры и указы ОИК, жить в мире, выдавать преступников и т.д.). Наконец, голландцы предложили аборигенам новый культурно-идеологический код (ношение одежды, образование, голландский язык и латинизированная азбука для местных языков, отказ от язычества и переход к христианству), следы которого сохранились до наших дней. В целом все эти перемены имели особое историческое значение и оказали огромное влияние как на формирование идентичности аборигенов, так и на политику в отношении последних новых колонизаторов Тайваня в XVII-XX вв.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Головачёв В. Ц. Предание об утерянных письменах тайваньских аборигенов и европейское правление на Формозе // Общество и государство в Китае. XXXVII н. к. М., 2007.

Головачёв В. Ц. Этапы и вехи языковой политики Тайваня // Проблемы Дальнего Востока. 2007. N 5.

Чигринский М. Ф. К вопросу об этническом составе Тайваня до образования государства Чжэней в XVII в. // Письменные памятники и проблемы истории и культуры народов Востока. Л., 1968.

Чигринский М. Ф. Ранние голландские известия о Пинпу - аборигенах Тайваня // Страны и народы Востока. Вып. 15. М., 1973.

Чигринский М. Ф. К истории европейской колонизации Тайваня // Страны и народы Востока. Вып. 17. М., 1975.

James W. Davidson. The Island of Formosa, Past and Present. History, People, Resources, and Commercial Prospects. Oxford, Hong Kong, New York, 1998 (first published: N.Y.-L., 1903).

"Formosa under the Dutch". Described from Contemporary Records with Explanatory Notes and a Bibliography of the Island By Rev. Wm. Campbell. L., 1903.

Чжань Суцзюань. Цзю вэньсянь синь фасянь. Тайвань юаньчжуминъ лиши вэньсянь цзеду (Старые документы, новые открытия. Расшифровка исторических документов о тайваньских аборигенах). Тайбэй, 2007.

Permanent link to this publication: