Отв. ред. А. Д. Воскресенский. М: Восток-Запад, 2006. 688 с.

С удовольствием представляю читателям новую коллективную монографию, посвященную политическим процессам в странах Востока. Мне уже давно не приходилось встречать оптимистических оценок текущей международной политической ситуации и ее перспектив. Подозреваю, что экспертное сообщество во все времена не было склонно делать благоприятные оценки и прогнозы. И вместе с тем последние 15 лет - если судить по реальным событиям - действительно дают повод для серьезных раздумий, прежде всего о том, насколько политика современных государств - лидеров на международной арене оснащена адекватной концептуальной базой. Речь в первую очередь идет о действиях "обобщенного Запада", базирующихся на неоэволюционистской политической концепции, восходящей к социологическим теориям модернизации.

Особую интенсивность эволюционистские акценты в международной политике приобрели в связи с крахом биполярной глобальной конструкции и в связи с девальвацией альтернативной (коммунистической) универсалистской концепции. В новейшей политической философии идеологом "универсальной истории" стал, конечно, Ф. Фукуяма, который в 1992 г. писал о "нестабильности авторитарных форм правления и полном отсутствии непротиворечивых теоретических альтернатив либеральной демократии" [Фукуяма, 2004, с. 123; курсив Ф. Фукуямы].

Но вот что обращает на себя внимание. И сам Ф. Фукуяма, и его академические соратники/соперники в последнее десятилетие существенно сместили исследовательские акценты. Теперь, как мне кажется, в фокусе интереса западных социологов/политологов стоят такие проблемы, как реконструкция собственно западного общества и достижение его членами определенного уровня идентичности (П. Бьюкенен, С. Хантингтон, Ф. Фукуяма), различия и взаимодействия внутри "обобщенного Запада" (У. Хаттон), противостояние иноцивилизационным вызовам (С. Хантингтон), эффективная организация мирового сообщества (А. Этциони). В последнее направление внес свою лепту и "певец американского империализма" З. Бжезинский. Иными словами, исследователи и теоретики международной политики по существу отказываются от универсалистских подходов (симптоматично, что после событий 11 сентября 2001 г. Ф. Фукуяма признался, что поторопился с идеей "конца истории" [Фукуяма, 2006]).

Вместе с тем "реальной политике" свойственна существенная инерция, поэтому в настоящее время экспорт "демократии и прав человека" разворачивается. Речь идет и о неудачных попытках "освободить" Афганистан от талибов (с 2001 г.), и о силовой "демократизации" Ирака (с 2003 г.), и о проведенных по настоянию Запада демократических выборах в Египте (2005 г.) и в Палестинской национальной автономии (2006 г.), в результате чего в первом случае фундаменталистское движение "Братья-мусульмане" заняло 20% парламентских мест (и это в условиях, когда демократичность выборов была весьма относительной), а во втором случае победа на выборах вообще досталась экстремистам из ХАМАСа, сформировавшим правительство. На очереди - "демократизация" Ирана. Более того, в 2005 г. президент США предложил создать при госдепортаменте Управление по реконструкции и развитию (имеются в виду "отставшие" страны). Дж. Буш аргументировал эту идею якобы удачным, свидетельствующим о стремлении народов к свободе примером мирных революций в ряде стран СНГ.

На мой взгляд, подобная противоречивая ситуация объясняется рядом причин. Одна из них заключается в том, что силовые методы "распространения демократии" и других универсалистских концепций устарели еще в середине прошлого века. Примеры локальных войн во Вьетнаме, в Афганистане (в прошлом и сейчас) и в Ираке показывают: можно победить правительства и армии, можно поставить во главе этих стран компрадорские элиты и имитировать "демократические институты", но победы в виде достижения заявленной цели "перехода к демократии и соблюдению прав человека" не будет. И особенно в том случае, если иметь дело с международной террористической сетью.

Международная политика стран Запада, и особенно США, является заложницей фразеологии их руководства. Чего стоит только одна концепция "оси зла", в рамках которой была развязана совершенно бесперспективная война в Ираке. Особый вопрос: можно ли целью междуна-

стр. 182

родной политики вообще считать борьбу с абстрактным "злом"? Мессианские идеи подобного рода присущи не только руководству США, но и руководителям исламских террористических организаций. Следует признать, что аналитический аппарат экспертов и политиков нуждается в серьезном совершенствовании. Многие понятия, бывшие в прошлом вполне эвристичными, приобретают расширительный (например, "национальная безопасность", "национальные интересы"), размытый (например, "демократия", "свобода") или чисто пропагандистский ("права человека") характер.

Наконец, как кажется, совершенно недостаточен уровень рефлексии по поводу прошлых политических решений. Например, насколько известно, ввод советских войск в Афганистан был результатом провокации американских спецслужб. Но логическим завершением этих событий стало бурное развитие исламского экстремизма, нанесшего чувствительный, а главное, символический удар по США 11 сентября. При этом З. Бжезинский, один из авторов этой провокации, высказывается следующим образом: "Тайная операция была превосходной идеей. В результате ее реализации русские попали в афганский капкан..." [Грачева, 2004, с. 355]. Из этого примера видно, что современная международная политика в большинстве случаев работает в рамках краткосрочных проектов, мало заботясь о средне- и дальнесрочной перспективе. Забывается такое важное афористичное определение политики, как "искусство возможного".

Разумеется, "не-Запад" имеет более или менее успешные, но весьма специфичные примеры заимствования европейского политического опыта (в первую очередь можно говорить о Японии, Индии, а также в какой-то мере о Южной Корее и Тайване). Но примеры эти прямо не подтверждают возможность непосредственного и быстрого заимствования восточными странами чужеродной политической культуры.

Несомненно, современное экспертное политологическое сообщество вполне сознает пределы эволюционистской трактовки политического процесса для принятия адекватных решений. В России, на мой взгляд, в этом смысле характерны и представляют чрезвычайный интерес два проекта. Для меня как профессионального этнолога, стоящего на позициях культурного релятивизма, особое значение имеет рецензируемый труд, подготовленный на кафедре востоковедения МГИМО(У) МИД России (в работе над ним участвовало более 20 высококлассных специалистов).

Конечно, в отечественной и зарубежной историографии вопрос о специфике политических культур разных регионов и народов уже поднимался. Но рецензируемая фундаментальная работа имеет по крайней мере три важных преимущества. Во-первых, в книге систематически изложены теоретические основы исследуемой проблемы. При этом самостоятельное значение имеют как методологическая конструкция, так и библиографический аппарат. Во-вторых, в монографии скрупулезно исследованы варианты политической культуры во всех странах и регионах Востока (государства Азии и Африки, за исключением стран Закавказья1). Так что книга может быть использована и в качестве прекрасного справочного пособия. Наконец, в-третьих, рецензируемое издание - это не только коллективная монография. Это еще и прекрасное учебное пособие, необходимое для подготовки российского дипломатического корпуса. Можно даже сказать, что это учебное пособие нового типа, сочетающее фундаментальность и инновационность с дидактичностью.

Обратимся к теоретическим аспектам исследования. В аксиоматической части работы авторы постулируют тесную связь между четырьмя следующими переменными: 1) историческим развитием, культурной самобытностью и цивилизационными особенностями общества; 2) спецификой современной политической культуры; 3) наличной политической системой и развивающимися политическими процессами; 4) международными политическими отношениями. Эта исследовательская позиция была бы слишком абстрактной, если бы она не исходила "из определения международно-политического региона как привязанной к территориально-экономическому и национально-культурному комплексу... региональной совокупности явлений жизни, объединенных общей структурой и логикой таким образом, что эта логика и историко-географические координаты ее существования являются взаимообусловленными" (с. 7).

Данные посылки предполагают, что взаимодействие может осуществляться лишь между единицами, имеющими системный характер. Это очень сложный - и спорный - маршрут, который проходят авторы на пути своего исследования. Потому что, как мне кажется, использован-

1 Надо сказать, что странам Африки уделено минимальное внимание, и это может быть компенсировано работами отечественных африканистов [Косухин, 1999; Гевелинг, 2001].

стр. 183

ные в книге идеи Т. Парсонса, а особенно его последователей-политологов, не во всем отвечают реалиям восточных обществ. Парсонс пишет: "Мы определяем общество как такой тип социальной системы, который обладает наивысшей степенью самодостаточности относительно своей среды, включающей и другие социальные системы" [Парсонс, 1997, с. 20]. Модель Т. Парсонса, Д. Истона, Дж. Алмонда и других социологов/политологов явно происходит от образцов западного национального государства, обладающего необходимыми системными характеристиками. В большинстве случаев среди объектов исследования необходимым системным характером обладают лишь единицы: Израиль, Турция, Япония, Китай, Монголия, возможно, Египет, Иран, Индия, Казахстан и некоторые другие страны. Большинство "единиц исследования" можно отнести к так называемым "региональным государствам"2, чей "системный характер" вызывает большие сомнения3. Типичный пример: распадется ли Ирак на курдскую, суннитскую и шиитскую части?

Однако с авторами можно согласиться в следующем: "Системный подход оказал такое сильное влияние на политическую науку, что в ее современном виде категория политической системы стала вытеснять соотносящиеся с ней категории государства, государственного института, государственного управления и т.п." (с. 13 - 14). Политический анализ и даже политический прогноз может опираться только на данности. Мы вынуждены рассматривать международные отношения как взаимодействие системных объектов, т.е. на одном уровне обобщения, учитывая, что взаимодействуют не только разные страны и народы, но и политические системы. Вместе с тем не следует забывать о разных интенсивности и характере связей между системой-обществом и ее элементами, допустим, между государством и племенной структурой в Афганистане (с. 342 - 373) или кланово-региональной системой в Центральной Азии (с. 384).

Если на значительной части территории Востока пока не сложились национальные государства, эта ситуация может иметь амбивалентный характер. Возможны различного рода политические "перестройки и реорганизации", которые будут отвечать не нынешнему, а последующему типу политической организации человечества. Ведь очевидна тенденция к формированию более крупных, чем государства, политических единиц. С. Хантингтон назвал их "цивилизациями". Российский эксперт В. Иноземцев полагает, что в обозримом будущем "важнейшими центрами принятия решений станут региональные союзы государств...; от их прочности будет зависеть влияние того или иного региона в мире" [Иноземцев, 2007, с. 37]. Возможно, нынешняя некая "аморфность" ряда государств Востока будет способствовать ускоренному преодолению суверенитета и формированию региональных союзов.

Несколько разделов рецензируемой монографии посвящены теоретическому осмыслению политической культуры Востока. Я полагаю, что для "поискового" издания было просто необходимо дать сразу нескольким авторитетным авторам высказаться по основному вопросу. В книге понятие "политическая культура" определяется следующим образом: "совокупность смысловых схем и нормативного отношения к политике, задача которых, по существу, сводится к приданию (навязыванию) акторам политических ролей и ориентации соответственно сложившимся в данном обществе субъективным представлениям. Помимо когнитивных (разумных) и ценностных (моральных) она также включает в себя аффективные (инстинктивные) компоненты, которые могут быть объединены в различных комбинациях" (с. 93).

Это определение описывает любые локальные варианты политической культуры как на Востоке, так и на Западе. На мой взгляд, вопрос заключается в том, насколько жестко задана данная модель политической культуры, т.е. в какой степени она детерминирует поведение политических акторов (в число которых входят не только собственно политики, но и "граждане", "избиратели", "улица"). По существу, выяснение "граничных параметров"4 политического действия,

2 Под региональными государствами обычно понимают государства, обладающие формальными признаками суверенитета (допустим, членство в ООН), но не обладающие фактическими признаками единства: политической идентификацией граждан, властью центрального правительства над всей территорией.

3 Конкретные подробности прекрасно изложены в эмпирической части исследования. Известный английский социолог Э. Гидденс пишет, что есть тенденция считать "государства-нации" типичными формами общества и что "системность" подобных обществ определяется: (1) связью между социальной системой и определенной локальностью, или территорией, (2) наличием нормативных элементов, определяющих законность пользования локальностью, (3) ощущением членами общества особой идентичности [Гидденс, 2003, с. 242 - 243].

4 Этот общенаучный термин означает характеристики мер, в рамках которых система может функционировать эффективно или по крайней мере стабильно.

стр. 184

заданных политической культурой, является сутью работы экспертного сообщества. Данная работа ближе не к политической науке, а к политическому искусству. Вся эмпирическая часть исследования как раз и представляет собой попытку установить соответствующую систему граничных параметров.

Огромный интерес представляет проведенный в монографии анализ различий между политическими культурами Запада и Востока и причин, породивших эти различия. Нет смысла пересказывать содержание данной части книги. Здесь, однако, следует привести описание политической культуры, относящееся к большинству исследуемых в книге стран (оно принадлежит классику западной политологии Л. Паю). Это интересно хотя бы с той точки зрения, что демонстрирует различия в политической ментальности между Западом и Востоком, напрямую не связанные с понятиями "демократия" и "авторитаризм".

Итак, политическую культуру большинства стран Востока можно охарактеризовать по следующим признакам. Здесь политическая сфера нечетко отделена от общественных и личных взаимоотношений. Политические партии обычно выступают представителями не определенной идеологии, а определенного образа жизни. Особенности политической лояльности предоставляют лидерам большую степень свободы в выборе политической тактики и стратегии. Оппозиция склонна к радикальным действиям. Кстати, этим объясняется повышенная роль армии в политическом процессе (с. 320 - 341). Так как в восточных обществах отсутствует единая система коммуникаций, невысока и интеграция участников политического процесса. А поэтому и мала численность организованных групп интересов. Высока роль межпоколенческих различий в политических пристрастиях граждан. Политики в восточных странах стремятся к росту своей популярности во всем обществе, не разделяя его на группы. Главенствующим типом лидерства является харизматический, а потому в политике сильно выражены эмоциональный и экспрессивный аспекты. Я бы назвал это "политической культурой общинного типа", или, еще лучше, "политической культурой общества, в котором отсутствуют профессиональные политики". На мой взгляд, эрозия политической культуры этого типа неминуема по мере того, как политика будет становиться занятием профессионалов.

Основную часть объема книги составляют конкретные исследования и описания политической культуры отдельных стран и регионов. Признаться, я не сразу понял, с каким изяществом авторский коллектив выполнил эту работу. Описание политической культуры стран Востока осуществляется одновременно по трем принципам: проблемному, региональному и страновому. И это делается так, чтобы все три подхода создавали полную картину ситуации. Так, есть раздел, описывающий политические системы арабских стран. Но он дополняется сведениями о функционировании монархий Аравийского полуострова, особенностями мусульманского права, ролью армии в политической жизни стран. Политическая эволюция мусульманской цивилизации на Ближнем Востоке рассматривается на трех совершено разных примерах: шиитского теократического Ирана, светской Турции, стремящейся в Евросоюз, и Египта, среди населения которого весьма распространены фундаменталистские настроения.

Конкретные страновые и региональные исследования не менее концептуальны. Так, Израиль реализует вполне определенный тип политической культуры, близкий к европейским демократиям. Афганистан представляет собой наиболее яркий образец трайбализма, вообще свойственного восточным сообществам. Государства Центральной Азии - это типичный пример переходной политической ситуации: от советской к неизвестно какой. Будут ли местные сообщества деградировать, заражаясь трайбализмом, религиозным экстремизмом и авторитарным стилем руководства, или будет найден другой путь политического развития (напомню, что эти государства - члены ОБСЕ)? Такой вопрос неизбежно возникает после знакомства с соответствующим материалом. Япония и Индия демонстрируют два разных варианта в становлении и развитии на Востоке политических систем и политических культур западного типа. Китай, как мне кажется, воплощает в жизнь идеи Дж. К. Гелбрейта и А. Д. Сахарова о конвергенции социалистических и капиталистических обществ. Подобная концептуализация в изложении материала оказалась более интересной, чем обычные страновые описания.

Нужно отметить, что рецензируемое издание имеет важный контекст в виде других исследовательских проектов последних лет. Речь в первую очередь идет о работе "Политический атлас современности", осуществленной группой специалистов МГИМО при содействии Института общественного проектирования и Информационной группы "Эксперт" [Мельвиль, 2006; Рогожников, 2006; Быков, 2006]. Это более формализованное исследование, но оно опирается на те же

стр. 185

посылки, что и рецензируемая монография: "Современное политическое развитие носит нелинейный характер, у него различные модели и разнонаправленные траектории..." [Мельвиль, 2006, с. 25]; "Нравится ли это кому или нет, но все страны не одинаковы" [Быков, 2006, с. 52]. Ссылка на проект "Политический атлас современности" нужна была мне в первую очередь для того, чтобы лучше охарактеризовать насыщенность интеллектуальной атмосферы, характерной для современной отечественной политологии. Оба проекта, и особенно рецензируемая книга, дают хорошее концептуальное вооружение для российской внешней политики.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Африка: особенности политической культуры / Под ред. Н. Д. Косухина. М.: Ин-т Африки РАН, 1999. Быков П. От империи к глобальному кондоминиуму // Эксперт. 2006. 20 - 26 нояб. Гевелинг Л. В. Клептократия. М., 2001.

Гидденс Э. Устроение общества: Очерк теории структурации. М.: Академический Проект, 2003. Грачева Т. В. Постижение войны: мятеж как состояние души, цель и способ воевания // Месснер Е. А. Всемирная мятежевойна. Жуковский-Москва: Кучково поле, 2004.

Иноземцев В. What will be? // Мир в 2020 году / Под ред. М. Б. Ходорковского. М.: Алгоритм, 2007.

Мельвиль А. Россия в мировых рейтингах: перезагрузка // Эксперт. 2006. 20 - 26 нояб.

Парсонс Т. Система современных обществ. М.: Аспект Пресс, 1997.

Рогожников М. Инструмент анализа современности // Эксперт. 2006. 20 - 26 нояб.

Фукуяма Ф. Сильное государство. Управление и мировой порядок в XXI веке. М.: ACT, 2006.

Permanent link to this publication: