М.: Центр "Сэфер"; Ин-т славяноведения РАН, 2014. 136 с.

Грузинские евреи - одно из территориальных подразделений галута - обладают рядом уникальных культурно-бытовых черт, которые выделяют их среди других групп еврейского рассеяния. Между тем известно о них крайне мало, во всяком случае в русской этнографической литературе, в которой грузино-еврейская тема практически не освещена. М. Членов объясняет это лингвистическими причинами, связанными с необходимостью исследователю непременно овладеть грузинским языком, чтобы общаться с представителями этой якобы тотально грузиноязычной группы. Объяснение не во всем корректное: как правило, большинство грузинских евреев были двуязычны и полевые исследования можно было вести и на русском, при всей, конечно, неполноте открывающихся при этом познавательных возможностей и перспектив.

Другая названная М. Членовым причина более убедительна - общая неблагоприятная политико-идеологическая атмосфера в СССР, препятствовавшая занятиям иудаикой, которая в послевоенные годы "оказалась под фактическим запретом" (с. 7). Соответственно запрет действовал и в Грузии, где к этому времени был разгромлен основной исследовательский центр по изучению грузинского еврейства - тбилисский Историко-этнографический музей грузинских евреев. Тем не менее, как отмечает М. Членов, "именно Грузия демонстрировала лояльность еврейской тематике, немыслимую в других советских республиках" (с. 7). Так, в Тбилисском государственном университете (ТГУ) даже в самые глухие годы борьбы с космополитизмом не прекращалась преподавательская и исследовательская работа по гебраистике, грузино-еврейская проблематика разрабатывалась такими исследователями, как Б. Гапонов, Н. Бабаликашвили, Дж. Аджиашвили, Ш. Бостанашвили и др. В постсоветский период исследовательская работа интенсифицировалась: с 1992 г. была возрождена деятельность Историко-этнографического музея грузинских евреев им. Давида Баазова, в 1998 г. при АН Грузии создана Ассоциация грузино-еврейских отношений, начал работу Фонд изучения и охраны материальной культуры евреев Грузии, в 2000 г. в Тбилисском университете был учрежден кабинет еврейской культуры и иудаики.

Интерес к феномену грузинского еврейства стал зарождаться и в российской науке. В мае 2013 г. Центр научных работников и преподавателей иудаики в вузах "Сэфер" организовал экспедицию для изучения истории, культуры и этнографии грузинских евреев. Исследовательские итоги этой экспедиции отражены в статьях рассматриваемой книги, которая свидетельствует, сколь успешными могут быть итоги тщательно продуманной и хорошо организованной научной экспедиции.

Книга открывается статьей К. Лернера (Иерусалим) "Евреи Грузии: аккультурация без ассимиляции", в которой дан обзор основных этапов истории еврейской общины в Грузии. Указывая на месопотамское происхождение первопоселенцев II в. до н.э., автор рассмотрел дальнейшую динамику их расселения вплоть до прошлого столетия, показал основные социально-экономические ниши, занимаемые еврейским населением.

М. Куповецкий (Москва) "Евреи Кахетии в XIV-XVII веках", анализируя имеющийся в научном обороте весьма скудный источниковый материал, тем не менее дал объемную демографическую и социально-экономическую характеристику общины, проследив за судьбами этой группы грузинского еврейства на фоне бурных исторических событий XIV-XVII столетий в Закавказье и Передней Азии.

Между тем отмеченная скудость источников серьезно препятствует дальнейшему изучению истории и культуры грузинских евреев. Поэтому важно, что рассматриваемая книга значительно расширяет исследовательские возможности на этом направлении. Так, в публикации Г. Лорткипанидзе (Тбилиси) представлены "Новые архивные материалы по еврейской диаспоре в Грузии", выявленные в Государственном историческом архиве Грузии и в Институте рукописей им. К. Кекелидзе. Весьма плодотворным может стать привлечение эпиграфического материала,

АНЧАБАДЗЕ Юрий Дмитриевич - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН, anchabadze@list.ru.

поэтому неудивительно, что одной из научных задач экспедиции было изучение эпиграфического наследия грузинского еврейства.

В статье Н. Кашовской (Санкт-Петербург) "Эпиграфическая экскурсия в горное селение Лайлаши" дан анализ сделанных фиксаций старых еврейских надгробий из высокогорного селения Лайлаши (регион Лечхуми). Еще одно направление источниковедческого поиска обозначено М. Вонсом (Хильдесхайм) в очерке "Образ евреев в польских описаниях Кавказа".

Значительный исследовательский блок посвящен этнокультурным проблемам грузинского еврейства. Ранее, анализируя соответствующие процессы и пытаясь определить их главную специфику, К. Лернер предложил формулу, которую даже вынес в заглавие своей статьи - "аккультурация без ассимиляции": евреи полностью интегрировались в грузинский социум, сохраняя лишь религиозную автономность, остававшуюся единственным источником и основанием этнической идентичности группы.

Последующие материалы книги во многом это подтверждают. В этнографическом очерке Э. Мамиствалишвили (Гори) "Грузинские евреи: этнография (поселения, образование и воспитание)" даны конкретные описания бытовой культуры грузинских евреев: поселения, жилища, утварь и др. Автор усматривает в ней определенные различия, связанные с территориальными и социальными факторами, однако неизменно отмечает воздействие местной традиции, практически полностью адаптированной еврейским населением. В очерке содержатся разнообразные сведения о системе образования и воспитания еврейского юношества в хедерах.

Наследие иудаизма сохранялось, естественно, в артефактах материальной и духовной культуры, связанных с религией и культовой практикой. Ш. Бостанашвили представил историко-архитектурный обзор "Синагоги Грузии".

Л. Цицуашвили (Тбилиси) обратилась к проблеме "Еврейское культурное наследие Грузии. Экспонаты еврейского историко-этнографического музея Грузии". Музей функционировал в 1933-1951 гг. и собрал большую и ценную коллекцию - предметы религиозно-ритуального назначения, образцы одежды, тканей, утвари, значительный изобразительный материал. Л. Цицуашвили подробно останавливается на творчестве художника-самоучки Шолома Кобошвили (1876-1943), запечатлевшего в картинах выразительные сценки еврейского быта.

В конце книги приведены рассказы информантов о евреях Грузии: С. Амосова (Москва), М. Вятчина (Казань), Е. Сабанцева (Санкт-Петербург) "Евреи... или врачи были, или продавцы"; А. Чижова (Санкт-Петербург) "Взаимоотношения христианской и иудейской общин Грузии". Красной нитью практически во всех статьях сборника проходит мысль об уникальном историческом положении еврейской общины, которая за два тысячелетия своего пребывания на грузинской земле не знала преследований, ненависти и антисемитизма, а ее существование в среде коренного населения было крайне благоприятным и комфортным. Одно из объяснений этого обстоятельства М. Членов находит в грузинских культурных мифах, согласно которым "целый ряд грузинских святых еврейского происхождения... стоят у истоков истории принятия христианства в Грузии" (с. 8). Можно добавить, что в культурном обиходе грузин наличествовали и другие мифы. Так, по генеалогической легенде, к Дому Давидову восходит сама царская династия Багратиони, и это давало основание ее представителям, например, утверждать, что Страстная пятница является днем их семейного траура. Однако вряд ли историческая мифология являлась столь уж мощным механизмом социальной регуляции. Истории известны многие "наихристианнейшие" страны, в которых почитали Библию и пророков, поклонялись евангелистам и обращались с молитвами к Богородице, но это не спасало местных евреев от преследований и погромов.

Другое объяснение связывается с аккультурацией евреев, которую М. Членов определяет как "глубокое погружение в грузинский мир", принятие евреями "всего комплекса бытовой грузинской культуры, включая даже музыку и особенности миропонимания, а также отношение к окружающему миру" (с. 8). На глубокие последствия аккультурации указывает и К. Лернер: "грузинский еврей говорил, как грузин, одевался, как грузин, и во многом воспринимал грузинский образ жизни" (с. 13).

Действительно, в данном случае культурная дистанция была минимальной. Однако, как и всякие категорические утверждения, вышеприведенные нуждаются в некоторой корректировке. Так, из материалов книги следует, что в грузинских населенных пунктах евреи проживали в отдельных убани-кварталах, что можно трактовать как известную форму территориальной сегрегации. Важную информацию можно извлечь из фольклорных материалов: пословица "Микеладзе (т.е. грузин. - Ю. А.) провинился, с еврея взыскали" весьма выразительно свидетельствует

о некоторых особенностях социального статуса еврейского населения. Мрачными страницами истории евреев Грузии являются немногочисленные, но имевшие место случаи "кровавых наветов", первым и наиболее резонансным из которых был Кутаисский процесс 1879 г., когда на скамье подсудимых оказалась группа местных жителей-евреев, обвиненных в ритуальном убийстве христианской девочки Сары Модебадзе. Вырываясь из замкнутого круга местечковой провинциальной жизни, урбанизированные представители еврейской общины (например, в Тбилиси) не столько вливались в равностатусную грузинскую среду, сколько проявляли склонность к интеграции с ашкеназами - немыслимую в условиях традиционного грузино-еврейского быта. Это свидетельствует, на мой взгляд, о том, что проблема реального положения еврейской общины нуждается в более подробном и детальном изучении.

В то же время это не отрицает и не умаляет действительно уникального исторического факта толерантности и приязни, которыми евреи были окружены в Грузии, где из-за своей этнической принадлежности они практически никогда не испытывали притеснений, социальных и идеологических унижений, попрания своих групповых прав. История Грузии не запятнана ужасами антисемитизма, целенаправленными преследованиями и кровавыми погромами еврейского меньшинства. Во все века Грузия оставалась для евреев гостеприимным домом. Сами грузинские евреи осознавали уникальность положения своей группы, поэтому, даже покинув Грузию, они сохраняют к ней духовную привязанность и благодарность. "Десятки тысяч грузинских евреев, отмечает М. Членов, - постоянно посещают Грузию, болеют за нее, продолжают изъясняться в своей среде на грузинском языке" (с. 6).

В феномене грузинского семитофильства, несомненно, проявлены некие духовные и мировоззренческие константы этической идентичности грузинского народа, социально-исторические корни которых еще подлежат изучению. При этом интересно отметить, что феномен семитофильства с определенного периода занял весьма значительное место в общественном сознании грузин, будучи одним из источников представления о себе как о едва ли не единственном в мире народе, не знавшем антисемитизма. Распространение этих идей особенно усилилось в позднесоветский период конца 1960-1980-х гг. К этому времени однозначная внешнеполитическая ориентация СССР на арабские страны привела к разрыву дипломатических отношений с Израилем, нагнетанию антиизраильской пропаганды, усилению борьбы с мировым "сионизмом". Внутри СССР начались гонения на правозащитное движение, сопровождавшиеся сворачиванием возможностей для еврейской эмиграции, подавлением подпольных очагов еврейского просветительства и религиозного возрождения.

В этих условиях демонстративное семитофильство стало для грузин своеобразной формой утверждения своего культурно-цивилизационного статуса, культивации своих исторических традиций, подчеркивания их толерантных и гуманистических истоков, противопоставленных ксенофобской мифологии антисемитизма. Был еще один немаловажный аспект: для оппозиционно настроенного большинства грузинской элиты семитофильство стало одной из форм антисоветизма, неявного протеста против идеологии и практики КПСС, против советского строя, кризис которого, впрочем, был многим очевиден и за пределами Грузии.

Политические и идеологические аспекты грузинского семитофильства особенно ярко проявились в 1998 г., когда вся страна торжественно отмечала 2300-летие пребывания евреев на грузинской земле, при этом демонстративное и активное участие в торжествах главы государства - Эдуарда Шеварднадзе - должно было перед "всем миром" подчеркнуть уникальность исторического феномена грузино-еврейских отношений.

Впрочем, как бы то ни было, исторический опыт грузино-еврейской диаспоры нуждается в дальнейшем изучении. Выход в свет рассмотренной книги вселяет надежду, что в выполнении этой исследовательской задачи весомое участие примут и российские специалисты

Permanent link to this publication: