В доколониальном Бенине не существовало письменности, однако была выработана оригинальная система хранения и передачи информации посредством условных значков и рисунков, представлявших собой фразограммы. Разработка этой системы не обусловливалась общественными потребностями, связанными с ростом хозяйственной и торговой деятельности или появлением четких представлений о государственной и частной собственности. Своим возникновением фразография была обязана стремлению верховной власти и при Первой династии (огисо), и при Второй (оба) к укреплению своих идеологических основ. Официозная обработка истории страны и внедрение идеологемы о связи правителей с духами предков и божествами являлись важнейшими средствами достижения этой цели. В результате практически вся информация, которую несли бенинские условные значки и рисунки, имела не узкопрактический, но исторический и культурный (религиозно-мифологический) характер.
В середине XVIII в. датский купец Людевиг Фердинанд Рёмер записал рассказ некоего англичанина о королевстве Бенин, задолго до того созданном народом бини (в наши дни эти земли - часть территории Нигерии): "Бенинские черные очень смышлены и умны. Они также в некотором смысле учены. Их ученость проистекает из многочисленных иероглифических значков и каменных портретов, так как с их помощью они в состоянии рассказывать свою личную историю, как и историю всей страны" [Romer, 1769, р. 16; подробно см: Roese et al., 2001].
Содержание данного фрагмента не вполне ясно. Под "многочисленными иероглифическими значками" информант Рёмера мог иметь в виду резные изображения на слоновьих бивнях, которые вставляли в отверстия на верхушках металлических голов (ухув-элао), помещавшихся на алтарях (аро) предков верховного правителя (оба). В то же время неизвестны какие-либо бенинские "каменные портреты". Вероятно, англичанин принял за них мемориальные головы, изготавливавшиеся из металла. Такое вполне могло произойти, если учесть, что до него почти наверняка лишь доходили слухи об ухув-элао: ни иностранец, ни простой бенинец не имели возможности свободно посещать священные алтари предков оба. Всемирно знаменитые ныне шедевры так называемой бенинской бронзы стали легко доступны европейцам только после разрушения и разграбления ими королевских алтарей в ходе британской "карательной экспедиции" 1897 г., положившей конец независимому существованию Бенина.
Однако процитированный фрагмент может указывать и на то, что бенинские придворные историки-хронисты (ихогбе) в своей работе опирались не только на бивни с изображениями исторических сцен времен правления усопшего оба (например, его встреч с европейцами), но и на некоторые другие предметы, также находившиеся на королевских алтарях до их разрушения и выполнявшие коммеморативные функции.
стр. 5
Разумеется, с одной стороны, остаются вопросы: почему, в отличие от бивней, на эти предметы нет более конкретных указаний в доколониальных источниках и они не сохранились до наших дней? С другой стороны, в любом случае важнейшим средством хранения и передачи из поколения в поколение памяти об исторических событиях для бини всегда была устная традиция. Ныне она служит исследователям важным историческим источником, пусть и исключительно сложным с точки зрения верификации, а зачастую и интерпретации ее сообщений.
Алтари создавались из красной латеритной глины, широко распространенной в Бенине. По форме алтарь представлял собой полукруг с диаметром 120 - 150 см и высотой от 40 до 80 см, со стороны "среза" прислоненный к стене святилища (угла). На самом алтаре и по обеим сторонам от него, вдоль стены и стояли многочисленные металлические головы ухув-элао со вставленными в их "макушки" резными бивнями-повествованиями о деяниях того, чьему духу данные святилище и алтарь были посвящены. Именно голову бенинцы считали вместилищем сакральной силы правителя.
Также на алтаре помещались ритуальные жезлы (ухурхе) и колокольчики (эгого). В центре алтаря располагалась скульптурная композиция, ключевое место в которой занимало изображение оба. На алтарь и перед ним клались каменные топоры-кельты (угхаван), по преданию, некогда сброшенные на землю с небес.
Бенинский вождь Акитола Акпата так раскрывал семантику предметов, находившихся на алтаре или подле него: "Бюст с коралловыми шапочкой и воротником, представляющие умершего оба. Слоновьи бивни, символизирующие богатства оба. Несколько деревянных бюстов, изображающих вождей... Колокольчики из меди и бронзы, при помощи которых совершаются заклинания. Длинные резные шесты, известные как ухурхе, с которыми жрецы возносят молитвы, символизирующие душу. Ада (меч) и эбен (символы власти) и т.д." [Akpata, 1937, р. 5 - 6].
Придворные историки ихогбе появились очень рано; не исключено, что первые из них пришли в Бенин из города Ифе вместе с основателем династии оба принцем Оранмияном в конце XII - первой половине XIII в. Они делятся на две группы: собственно ихогбе и угбока. Среди первых наиболее высоким статусом обладал носитель титула ихама, за ним следовал летема. Среди угбока же старшими были эзехурхе и легема. Насколько позволяют судить источники, единственным наследственным среди них был титул ихама, носителями которого были члены клана оба (умогун). Ихогбе являлись не только хронистами, но и жрецами культа головы (ухунмвун) здравствующего правителя и культа предков оба. В связи с последним обстоятельством они играли важную роль при отправлении обрядов похорон верховных правителей и считались хранителями их святилищ [Egharevba, 1949, р. 30; 1960, р. 79].
Итак, во времена оба (XIII-XIX вв.) существовала специальная категория придворных историков-хронистов. Но они были известны еще в эпоху первой династии, огисо (X-XII вв.). Тогда их именовали угхорон. Они проживали неподалеку от дворца огисо и покинули Бенин после свержения последнего правителя династии - Оводо. О дальнейшей судьбе этой категории придворных ничего не известно [Egharevba, 1956, р. 2]. Ф. А. Игбафе реконструировал метод работы угхорон следующим образом: "Используя глиняные модели фигур различных огисо и отмечая на них символическими значками вехи их правлений, они создавали довольно обширную запись". Временные же интервалы фиксировались так: "Период между одним и другим возрастным классом составлял примерно 20 - 25 лет, т.е. поколение или более того. Это побуждало угхорон мерить правления огисо годами и поколениями" [Igbafe, 1974, р. 6]. К сожалению, Ф. А. Игбафе не указывает источники, обращение к которым позволило ему прийти к подобным выводам.
Некоторые исследователи попытались представить бенинские условные значки как полноценную слоговую иероглифическую письменность и даже датировали древ-
стр. 6
нейшие сохранившиеся значки, а следовательно, и возникновение письменности, временем, предшествующим первому появлению в Бенине европейцев, т.е. до последних десятилетий XV в. [см., например: Ольдерогге, 1953, р. 375 - 376; 1957(2), р. 72; Hau, 1959; 1967; Кобищанов, 1967, с. 179 - 185; Falola et al., 1989, vol. I, p. 4]. В действительности же, как указывает Н. Б. Кочакова, бенинские условные значки представляли собой не иероглифы, а фразограммы: "Каждый такой знак передавал целое сообщение, он применялся изолированно, без связи с другими аналогичными знаками. Подобные знаки не образовывали систему письма: более того, в отличие от пиктограмм они редко служили исходным материалом и для формирования более высоких, чем фразография, логографических систем письма, т.е. таких, в которых знаки (логограммы) передают отдельные слова" [Кочакова, 1986(2), р. 164]. Например, Б. У. Блэкман проанализировала каждый рисунок на резных бивнях с алтарей бенинских правителей как отдельный "мотив" [Blackmun, 1984, vol. II]. Так же много ранее подошла Б. И. Шаревская к рассмотрению символики изображений на ритуальном жезле и на основаниях ухув-элао [Шаревская 1947; 1957, с. 199].
Таким образом, хотя у бини не сформировалась собственная система письма в строгом смысле слова, у них тем не менее была эффективная система сохранения и передачи информации, прежде всего исторического характера. Сама же история в сознании бини была неотрывна от истории правящей династии [Bradbury 1973, р. 19; Afolayan, 1986; Picton, 1997]. Как было подчеркнуто выше, в бенинском королевстве едва ли не с момента его появления существовала традиция сохранения и передачи информации исторического характера усилиями придворных хронистов. Весьма вероятно, что овладение "грамотой" было доступно представителям лишь узких социальных слоев, в первую очередь придворным - "историкам", а также состоявшим при дворе резчикам и литейщикам. Именно в данном обстоятельстве, как представляется, заложен правильный ответ Э. Изичей, которая, возражая исследователям, склонным видеть в значках на бивнях надписи в полном смысле слова, отмечает, что, если это было так на самом деле, то "... странно, что память о них в Бенине полностью исчезла" [Isichei, 1983, р. 335].
Историческая информация сохранялась и передавалась придворными хронистами в официозной трактовке, в том числе посредством условных значков и изображений на предметах, находившихся в святилищах усопших правителей. Но были ли эти предметы единственными историческими "справочниками" и "энциклопедиями" для все новых и новых поколений бенинских хронистов? Ведь известно большое количество бронзовых рельефов (ама), образцов резьбы по дереву, слоновой кости, скорлупе кокосовых орехов и т.д., изображающих сцены сражений и охоты, правителей и их придворных, европейцев, животных и многое другое.
Бронзовые рельефы с XVII в. украшали стены зданий дворцового комплекса (огбе), занимавшего западную часть города Бенина и включавшего святилища усопших правителей. После его разрушения в 1897 г. восстановить последовательность расположения рельефов на стенах, увы, не представляется возможным. Тем не менее изображения на многих ныне разрозненных рельефах не позволяют усомниться в том, что и они выполняли историко-коммеморативную функцию. Например, сохранилось несколько рельефов, на которых запечатлены европейцы, либо держащие в руках, либо в окружении маниллас - металлических брусков изогнутой формы, использовавшихся в качестве обменного эквивалента. Очевидно, что эти рельефы были призваны отразить и увековечить историю торговых связей бини с европейцами.
Другой характерный пример - "мальтийские" и прямые кресты, сопровождающие изображения некоторых приближенных оба. Едва ли приходится сомневаться в том, что перед нами - рассказ о том же, о чем писали европейцы: в XVI в. - Дуарте Пашеку Перейра и Жоао Де Барруш [Pacheco Pereira, 1956 [1505 - 1508], p. 139; De Barros, 1988
стр. 7
[1552], p. 83 - 84], а в начале XVII в. - Мануэль де Фигейредо, Дирик Руйтерс и Алонсо де Сандоваль [см.: Bascom, 1973, р. 34, f. 4]. Они же сообщали, что недалеко от Бенина находилась страна, которой правил великий властелин, носивший титул хоогуане, или огане. (Подавляющее большинство ученых убеждено в том, что речь идет о верховном правителе - они Ифе [см.: Бондаренко 2001, с. 158 - 160].) Огане был почитаем во всем регионе. В соответствии с очень древней традицией, сразу после восшествия на престол "король Бенина" отправлял к огане посланников. В их задачу входило: передать огане дорогие подарки от оба, проинформировать его о кончине предыдущего бенинского монарха и испросить подтверждение прав на наследование трона новым сувереном. В знак признания этих прав огане передавал оба через его посланников, в числе прочих символов власти, медный крест, который правитель Бенина был обязан носить на шее. Без него (как и без других символов власти) он не мог считаться законным правителем. Очевидно, что приближенные оба с крестами - его посланники к огане, возвратившиеся с подтверждением прав своего патрона на престол.
В то же время на некоторых рельефах из бенинского дворца можно видеть и абстрактные значки, разгадать значение которых, увы, не удается, во всяком случае, пока [Hagen, 1918, II, р. 12, Tafel 1, Fig. 1].
Интересно, что, хотя рельефы размещались на стенах дворца оба и их обратная сторона не была видна зрителю, условные значки и рисунки иногда наносились и на ней. Одному из авторов данной статьи удалось обнаружить их на обратных сторонах двух рельефов, ныне хранящихся в Британском музее в Лондоне. Одно изображение идентифицировать не удалось, в другом же легко узнать церемониальный меч ада. Вообще следует отметить, что лишь очень малая часть бенинских рельефов была изучена на предмет наличия на них условных значков и рисунков (в частности, авторами настоящей работы - по альбомным публикациям и коллекции Британского музея). Вполне вероятно, что более масштабное исследование рельефов может дать ученым обильный и чрезвычайно интересный материал для дальнейшего анализа проблемы хранения и передачи информации в доколониальном Бенине.
В 1950-е гг. К. Хау исследовала 11 предметов из Бенина (слоновые бивни, бронзовые рельефы, статуэтку, ритуальный нож, чашку и браслет) и обнаружила на них в общей сложности 51 значок и рисунок, определенный ею не как исключительно "художественные формы". К. Хау предположила, что в дальнейшем количество открытых значков и рисунков такого рода может увеличиться, но незначительно [Hau, 1959, р. 126 - 130, 141 - 142 (table 1)]. В те же годы Д. А. Ольдерогге изучил изображения на основаниях ухув-элао и вставлявшихся в них резных бивней [Ольдерогге, 1953; 1955; 1957(1)]; уникальное по охвату материала рассмотрение последних в начале 1980-х гг. осуществила Б. У. Блэкман [Blackmun, 1984]. Наше исследование позволило выявить еще целый ряд объектов, на которых бенинцами наносились значки и рисунки, несущие, как мы считаем, в числе прочих и историко-коммеморативную нагрузку. Анализ культурного и символического контекста, в который были вписаны эти предметы, дает возможность понять и семантику нанесенных на них изображений.
В этой связи показательна, в частности, группа предметов, на которые значки наносились мелом. Кстати, понятно, что нанесенные мелом значки практически и не могли сохраниться до наших дней, а потому и не изучались современными исследователями. В начале XX в. Р. И. Деннетт писал: "Аке. Куски коры, с одной стороны держащиеся на двух палках, образуя подобие навеса, под которым находятся горшок с водой, бананы и ямс. Обычно [аке] сооружаются под деревьями, а перед ними мелом рисуются различные значки" [Dennett, 1906, р. 221]. О нарисованных мелом на земле значках перед аке Р. И. Деннетт сообщает и в другом фрагменте своей книги [Dennett, 1906, р. 215]. Очевидно, что речь идет о святилищах Аке, божества стрельбы из лука [Melzian, 1937, р. 6].
стр. 8
Действительно, мел (орхуэ) играет большую роль в системе символов бини. Символическое значение мела связано с его белым цветом. Так, когда будущий оба Обаноса отправил своему отцу, оба Акенгбуда, правившему более полувека, прядь своих седых волос, намекая на то, что пришло время уступить трон ему, Акенгбуда послал в ответ смесь мела с солью. Такое послание должно было означать, что старый оба еще не утратил интерес к этому миру и не готов покинуть его [Egharevba, 1960, р. 43 - 44].
У бини белый цвет символизирует мир, радость, здоровье, удачу, плодородие, чистоту и т.д. [Omijeh, 1971, р. 118; Blackmun, 1984, I, p. 31]. Поэтому мел - наиболее важный объект, связанный с культом Олокуна, "отвечающего" за плодородие и богатство. Олокун, безусловно, был наипопулярнейшим и фактически самым могущественным божеством бенинского пантеона. Его ритуальный цвет - именно белый. Тот же Р. И. Деннетт писал: "В Эвези (населенном пункте к югу от города Бенина. - Д. Б., П. Р.)... стоит храм Олокуна... Посередине открытого пространства в этом храме находились три коровьи головы, окруженные нанесенными мелом значками" [Dennett, 1906, р. 223 - 224]. Р. И. Деннетт упоминал и о другом алтаре Олокуна, перед которым на земле мелом были нанесены значки [Dennett, 1906, р. 225].
Р. И. Деннетт также видел значки, нанесенные на земле мелом по полукругу, у входа (омей) в священную рощу Аровиа, посвященную Овиа, божеству одноименной реки [Dennett 1906, р. 192]. Сам же омей представлял собой пальмовые листья, которыми оплетались ворота. Омей обновлялся каждый год во время совершения жертвоприношений божеству [Melzian, 1937, р. 144]. Очевидно, одновременно заново наносились мелом и значки перед ним. Значки, нанесенные мелом, использовались и при отправлении обрядов верховного божества Оса (или Осанобуа) и культа предков, поскольку в более общем смысле орхуэ олицетворяет присутствие в мире трансцендентного, божественного начала [Talbot, 1926, II, fig. 1 [facing p. 20], p. 35, 37, 55; Omijeh, 1971, p. 118- 119; Rosen, 1989].
Еще один небожитель, с культом которого связано использование условных значков, пусть и не наносившихся мелом, - Осун, божество медицины (а точнее, знахарства). В прежние времена посвященный ему алтарь был в каждом бенинском доме [Melzian, 1937, р. 149]. На одном из алтарей Осун Р. И. Деннетт видел металлическую плиту с выгравированными на ней значками [Dennett, 1903, р. 202]. Судя по тому, что плита была изготовлена из дорогого материала - металла, алтарь, упоминаемый Р. И. Деннеттом, не был рядовым. Логично и то, что значки наносились на металлические ритуальные предметы (например, на особые жезлы), связанные с культом Огуна - божества железа и войны, покровителя кузнецов, воинов и вообще всех тех, чья работа связана с металлом [Lippmann, 1939, pl. 26].
В предыдущей части нашей статьи речь шла об изображениях в святилищах и на алтарях различных божеств. Однако и они имели непосредственное отношение к сохранению и передаче исторической информации, поскольку в Бенине идеология королевской власти, а следовательно, и официозная история династии и страны, была тесно связана с религиозными культами. Не случайно главные святилища многих из них располагались на территории огбе [Boisragon, 1898, р. 186 - 187; Ben-Amos, 1980, р. 70 - 93; Picton, 1997, р. 24]. Уже упоминавшийся нами бенинский вождь Акитола Акпата писал в этой связи: "Польза от (размещения. - Д. Б., П. Р.) таких... алтарей во дворце обнаруживается в их влиянии при управлении на лояльных вождей и людей оба" [Akpata, 1937, р. 7]. Историческая же информация оказывалась, таким образом, неразрывно переплетенной с информацией культурной.
Тесную связь, существовавшую в Бенине между условными значками, верховной властью, историей, религией и символизмом, хорошо отражает свидетельство К. Хау, относящееся к концу 1950-х гг. прошлого века. Однажды в ее присутствии старик рассказывал молодому бини, что "традиционно в далеком прошлом знахари "писали"
стр. 9
большими черными мелками конической формы на пластинах из слоновой кости или дерева. Они не только записывали повеления божеств, важные события, связанные с войнами, и названия профилактических и лечебных медицинских средств, но и время от времени читали эти документы королям и начальникам охраны (окакуо). Эти чтения представляли собой важное церемониальное действо" [Hau, 1959, р. 110].
Особенно сильной и значимой бенинцам представлялась связь оба с Олокуном. Наиболее широко известная история об Олокуне связана с оба Эвуаре Великим, правившим в середине XV в. Рассказывают, что он похитил коралловые ожерелья, один из важнейших атрибутов власти в Бенине, из подводного дворца Олокуна, божества не только богатства и плодородия, но и водной стихии. Примечательно, что в конце XIX в. С. Панч писал, что центром культа Олокуна ("Малаку", как он его называет) является Гвато [см.: Roth, 1968 [1903], р. 53, 55] - прибрежное поселение, основанное оба Эвуаре как порт и сыгравшее важнейшую роль в истории торговых связей бенинцев с европейцами.
Однако еще одно предание связывает Олокуна с другим оба, Эзигие (первая половина XVI в.). В нем повествуется о том, что коралловые ожерелья были обретены Эзигие в битве с Олокуном в одном из притоков Нигера. В любом случае культ Олокуна был многочисленными нитями прочно связан с институтом верховного правителя и обслуживавшими его культами [см., например: Кочакова, 1986(1), р. 355]. Не случайно иконография их образов столь схожа, что искусствоведам бывает крайне трудно определить, кто - Олокун или оба - изображен на том или ином памятнике искусства Бенина.
С верховным правителем был связан и культ Осун [Шаревская, 1947], поскольку в Бенине, архаическом по типу культуры, в том числе политической, только физически полноценный человек имел право на обладание властью [Egharevba, 1951, р. 18; 1960, р. 26; также см.: Кочакова, 1986(2), р. 204, 210]. Для бенинцев физическая крепость правителя являлась гарантом не столько его реальной дееспособности, сколько наделенности сакральной силой. Она же была необходима ему для того, чтобы выступать залогом и символом могущества страны и благосостояния народа.
Так же естественно и логично, что общей в немалой степени была символика сакральной верховной власти и религиозных культов. В частности, мел был ритуально связан не только со многими божествами, но и с оба. Люди верили в то, что мел служит верховному правителю пищей. Когда же оба умирал, один из крупнейших сановников, ийасе, объявлял, что "мел оба сломался". С этими словами он ударял о землю большой кусок мела. Немедленно после этого начинался траур по усопшему суверену. Главного отправителя траурных ритуалов наследного принца эдайкена покрывали мелом от плеч до груди, мелом красили также его правую руку и ступни [Nevadomsky, 1984, р. 41, 44]. После восшествия на престол новый правитель посылал по куску мела всем находившимся под его верховной властью вождям как символ мира. Те, кто принимал дар оба, выражали тем самым свою лояльность ему. Отвергшие же присланный им мел объявлялись мятежниками со всеми вытекавшими отсюда последствиями [Omijeh, 1971, р. 118].
Не лишенным оснований выглядит и предположение о том, что некоторые значки на бивнях представляют собой королевские тамги - знаки принадлежности данных предметов оба [Roth, 1968 [1903], р. 96, fig. 96; Ольдерогге, 1957(1), р. 345 - 346]. Однако подобный взгляд нуждается в существенном уточнении: в данном случае речь должна идти о собственности оба не в политико-экономическом, а в социокультурном смысле. Примечательно, что эти тамги ставились на бивнях, находившихся в святилищах предков правителей, т.е. на предметах, представлявших собой социальную и культовую, но не непосредственно материальную ценность. Знаки обладания ими оба были призваны символизировать прочность связей ныне властвующего суверена с трансцендентным
стр. 10
миром, и прежде всего - с духами его предков; именно культ предков оба лежал в основе официальной идеологии.
Помимо предметов, о которых с уверенностью можно сказать, что они находились на алтарях божеств, предков верховного правителя или во дворце, условные значки и рисунки можно видеть и на предметах, связь которых с идеологией сакральной верховной власти - в ее историческом или же религиозном преломлении - не столь самоочевидна. На некоторых предметах (например, на глиняной скамеечке из Британского музея), в частности, обнаруживаются значки, выполненные в своеобразном геометрическом стиле. В таком же стиле были вырезаны значки и на описанной С. Х. Ридом крышке сосуда, сделанной из слоновой кости (по его предположению, в начале XVII в.). На ней значки разделяли изображения голов европейцев. Отметив, что геометрический орнамент в целом нетипичен для бенинского искусства и встречается только на предметах, ассоциируемых с высшими социальными слоями, С. Х. Рид далее пишет об образующих его значках на рассмотренной им крышке сосуда: "Он, вне всякого сомнения, связан с плетеным орнаментом, обычным для бенинских резных и литых изделий, и, конечно, близкородствен узелковому орнаменту того же общего облика на скамеечке из коллекции генерала Питта-Риверса" [Read, 1918, р. 129 - 130].
К написанному С. Х. Ридом можно добавить сообщение Н. У. Томаса. За восемь лет до С. Х. Рида он писал, что в Бенине частные дома обычно украшались геометрическим орнаментом [Thomas, 1910]. Это сообщение не выглядит вполне ясным, поскольку, с одной стороны, каждый бенинский дом был "частным" в том смысле, что его могла населять только одна большая семья, но, с другой стороны, большинство домов являлось составными частями архитектурных комплексов, образовывавших обнесенные стенами компаунды. Кроме того, частная собственность в новоевропейском смысле слова вообще не была известна бини [см., например: Бондаренко, 1995, р. 149 - 152]. Можно предположить, что под "частными домами" англичанин имел в виду отдельно стоящие жилища, а лучше сказать дворцы, высокопоставленных аристократов. Если наше допущение верно, то утверждение С. Х. Рида о том, что геометрический орнамент, включая стилизованные под него условные значки, отличал предметы и объекты, связанные с высшими слоями бенинского общества, получает дополнительное подтверждение.
Интересна и семантика значков, обнаруживаемых на другой скамеечке, на сей раз латунной. На ней можно видеть значки, явно символизирующие луну и солнце, а также "мальтийский" крест [Ben-Amos, 1980, p. 30 - 31, pl. 30, 31]. Уже наличие креста указывает на связь скамеечки с институтом верховного правителя (см. выше). Не случайно устная традиция приписывает заказ на ее изготовление оба Эресойену (первая половина XVIII в.). Но и космическая символика луны и солнца имеет прямое отношение к идеологии сакральной власти бенинских верховных правителей. Одним из ее краеугольных камней был постулат о том, что оба воплощает, сочетает и непротиворечиво объединяет в себе противоположности, которые в своей совокупности охватывают все сущее в мире. Верховный правитель виделся подданным как одновременно "за и против, правое и левое, человек и божество; он соединял в себе противоположности, он существовал во имя этого соединения" [Palau Marti, 1964, p. 218]. Значки же, обозначающие солнце и луну, были призваны выразить идеологему о воплощении сакрализованным монархом дня и ночи [Dark, 1973, р. 105].
В широкий контекст семантики образов солнца и луны как идеологем сакральной власти оба были вписаны и их более частные и не связанные друг с другом значения. Так, по-видимому, солнце должно было символизировать неустранимость правящей династии, естественность и неизбежность ее существования, подобно неотменимости и регулярности восхода солнца, так как у бини популярна следующая поговорка: "Солнце никогда не пропускает день" [Ben-Amos, 1980, р. 28]. Семантика же образа луны в связи с идеологией сакральной власти оба раскрывается на одном из рельефов из двор-
стр. 11
ца верховного правителя. На нем запечатлены две коровьи головы, поставленные одна на другую, а рядом с ними - шесть полумесяцев [Dark, 1973, pi. 56, ill. 119]. Думается, в данном случае архаическое мышление бини продуцировало те же ассоциации, что хорошо известны историкам религий и культур Древнего мира: и коровьи рога, и напоминающий их по форме полумесяц увязывались с культом плодородия. Ритуальное обеспечение плодородия считалось одной из наиважнейших задач правителей архаических земледельческих обществ, в том числе бенинского [см., например: Бондаренко, 1995, с. 213].
Таким образом, хотя о существовании письменности в доколониальном Бенине говорить не приходится, следует, безусловно, признать, что в нем была выработана оригинальная система хранения и передачи информации посредством условных значков и рисунков, представлявших собой фразограммы. Разработка этой системы не обусловливалась общественными потребностями, связанными с ростом хозяйственной и торговой деятельности в стране, появлением четких представлений о государственной и частной собственности как политико-экономических категориях, как это обычно происходило при создании письменности в странах Древнего мира. В Бенине возникновение фразографии было предопределено неизменной заботой верховной власти - и при Первой династии (огисо), и при Второй (оба) - об укреплении своих идеологических основ. Официозная обработка истории правящего дома и всего народа, с одной стороны, и выдвижение на первый план идеологемы о связи правителей с их предками и божествами, с другой, являлись важнейшими средствами достижения властью этой цели.
Именно в силу вышесказанного практически вся информация, которую содержали бенинские условные значки и рисунки (и сами по себе, и как фрагменты социокультурной среды, в которую были вписаны несшие их на себе объекты), имела исторический и культурный (религиозно-мифологический) характер. История и мифология, неразрывные в сознании бини и призванные властью служить ей, выполняя единую - идеологическую - задачу, здесь переплетаются: миф историзируется и политизируется, в него вводятся реальные исторические личности (правители страны), а история мифологизируется и одновременно подтасовывается в угоду все той же верховной власти. Если исходить из специфики предпосылок и условий возникновения и существования в Бенине фразографии, логичным представляется и то, что слой "грамотных" в стране был весьма узок, как и то, что его составляли именно придворные - хронисты и мастера художественных ремесел, а также жрецы культов ряда божеств.
В то время как немало условных значков и рисунков, прежде всего на бронзовых рельефах, еще ждет своего исследователя, совершенно очевидно, что их большая часть утрачена безвозвратно. Ведь большинство значков наносилось мелом на земле, слоновой кости или дереве. Такие "надписи" требовали частого подновления, а в колониальный период эта традиция пресеклась. Данное обстоятельство наводит на определенные мысли: может быть, условные значки и рисунки использовались более широко? Ведь хорошо известно, что помимо всемирно знаменитого ныне придворного изобразительного искусства в доколониальном Бенине существовало и развитое народное искусство. Однако поскольку произведения последнего чаще всего выполнялись из менее дорогих и долговечных материалов (например, дерева), памятников доколониального народного искусства бини сохранилось крайне мало; настолько мало, что общая картина художественного процесса в Бенине оказалась совершенно искаженной. Не могла ли аналогичная ситуация сложиться и с фразографией? Может быть, условные значки и рисунки знали и не вхожие во дворец и главные святилища бенинцы, но они наносили их на недолговечные предметы, которые не могли сохраниться до наших дней?
Скорее всего для эпохи оба подобное предположение все же оказалось бы не только спекулятивным, но и ошибочным. Памятуя о том, что фразография в Бенине не бы-
стр. 12
ла необходима в хозяйственно-торговой сфере, а могла найти применение лишь в сфере идеологической, зададимся вопросом римских юристов: "кому это выгодно?", т.е., кто, кроме верховных правителей, мог бы попытаться использовать фразографию для укрепления собственной власти? В бенинском королевстве власть осуществлялась на четырех уровнях: больших семей, общин (чаще всего объединявших несколько семей), вождеств и всей политии. Едва ли к фразографии могли прибегать главы семей и общин, в том числе потому, что их власть не была наследственной. Сложнее обстоит дело с оногие - наследственными главами вождеств, более крупных образований в рамках бенинского королевства.
Оногие явно должны были быть заинтересованы в идеологическом укреплении своей власти над составлявшими их вождества общинами. Но если памятники народного искусства, пусть и немногочисленные, пусть и только позднего периода, все же сохранились, то никаких предметов с нанесенными на них условными значками или рисунками, которые происходили бы не из-за стен дворца оба или святилищ, обнаружить не удается. Прямые указания на знакомство с "грамотой" простых бенинцев отсутствуют в местных фольклоре, мифологии, устной исторической традиции и т.п. Никаких подтверждений не дает археология. В этнографических источниках также не найти свидетельств распространения "грамотности" среди бини, если не считать приведенного в самом начале данной статьи сообщения неизвестного англичанина, приведенного в труде Л. Ф. Рёмера. Однако анонимный информант не указал прямо, кого из бенинцев он имеет в виду, говоря об их "учености". Судя же по тому, что побывал он именно в городе Бенине - столице, да и судя по его описанию, речь идет все о тех же самых придворных хронистах и одновременно жрецах культов предков оба и головы здравствующего суверена.
Почему же мы не располагаем свидетельствами об использовании условных рисунков и значков в вождествах бини? Ответ на этот вопрос следует искать в истории возникновения и укрепления в Бенине института верховной надвождеской власти. Обозначение огисо как династии условно и в основе своей неверно. Дело в том, что лишь несколько первых (примерно четыре) и последних (около восьми) правителей, носивших этот титул, образовывали династические линии (причем не связанные друг с другом). В промежутке же между ними лежало время правления приблизительно двух десятков огисо, каждый из которых был главой сильнейшего на тот конкретный момент вождества и приходил к власти, не будучи связан родственными узами со своим предшественником. Эпоха огисо была периодом борьбы различных вождеств бини за гегемонию во всей стране, и ни одному из них не удалось установить эффективную надвождескую власть. В целом бенинская полития той поры может быть охарактеризована как сложное вождество [подробно см.: Бондаренко, 2001, с. 72 - 135]. Вполне вероятно, что в это время главы вождеств, по крайней мере некоторые из них, прибегали к фразографии в "идеологической войне" с соперниками, в то время как угхорон обслуживали верховную власть как таковую, "переписывая" историю и политическую мифологию в зависимости от того, кто ее в данный момент персонифицировал.
То, что в сложном вождестве могут существовать условные средства хранения и передачи информации, как и то, что в таких случаях сохраняемая информация имеет преимущественно цельный исторический, мифологический и генеалогический характер, подтверждают, в частности, примеры многих социумов доколониальной Полинезии. Однако там подобные свидетельства относятся к намного более позднему времени, чем эпоха огисо в Бенине. Как не сохранилось образцов "письмен" угхорон, так с еще большей вероятностью могло не остаться следов творчества идеологов правителей многочисленных вождеств бини X-XII вв. В то время бини еще не была известна техника бронзового литья, а фразограммы, нанесенные на дереве, слоновой кости и т.п.,
стр. 13
могли погибнуть как от времени, так и в ходе войн и переворотов, сопровождавших историю Бенина времен огисо и смены династий.
Оба же удалось к середине XIII в. установить эффективную, достаточно жесткую надвождескую власть и образовать династию в подлинном смысле этого слова. Победа над сепаратизмом и престольными амбициями отдельных вождеств не могла не выразиться и в пресечении "самодеятельности" их глав в сфере идеологии, т.е. в "монополизации", "присвоении" официальных истории страны и политической мифологии народа (а следовательно, и средств хранения и передачи информации данного характера) верховной властью. Таким образом, тот факт, что дошедшие до нас (непосредственно или в описаниях) фразографические значки и рисунки неизменно оказываются связанными с историко-мифологическими аспектами официальной идеологии, свидетельствует о силе центральной власти в Бенине эпохи правления династии оба.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бондаренко Д. М. Бенин накануне первых контактов с европейцами: Человек. Общество. Власть. М., 1995.
Бондаренко Д. М. Доимперский Бенин: формирование и эволюция системы социально-политических институтов. М., 2001.
Кобищанов Ю. М. Африканские системы письма // Африка еще не открыта / Отв. ред.: Ю. М. Кобищанов. М., 1967.
Кочакова Н. Б. Религия бини // Традиционные и синкретические религии Африки / Отв. ред.: А. А. Громыко. М., 1986(1).
Кочакова Н. Б. Рождение африканской цивилизации (Ифе, Ойо, Бенин, Дагомея). М., 1986(2).
Ольдерогге Д. А. Древности Бенина (по коллекциям Музея антропологии и этнографии) // Сборник Музея антропологии и этнографии. Т. 15. Л., 1953.
Ольдерогге Д. А. Древности Бенина, II (ухув-элао бенинских царей) // Сборник Музея антропологии и этнографии. Т. 16. Л., 1955.
Ольдерогге Д. А. Древности Бенина, III (Условные значки и рисунки на бенинских бивнях) // Сборник Музея антропологии и этнографии. Т. 17. Л., 1957(1).
Ольдерогге Д. А. Следы существования письменности у народов Верхней Гвинеи до европейской колонизации // Краткие сообщения Института этнографии Ан СССР. N 28. М. -Л., 1957(2).
Шаревская Б. И. Памятник жертвенного культа древнего Бенина // Советская этнография. 1947. N 3.
Шаревская Б. И. Религии древнего Бенина (очерк верований и культов африканского государства доколониального периода) // Ежегодник Музея истории религии и атеизма. 1957. Т. 1.
Afolayan S. F. Pre-Colonial Concept of History in Nigeria // On West African History. Selected Papers (Africana Marburgensia, Sonderheft 11). Marburg, 1986.
Akpata A. Benin: Notes on Altars and Bronze Heads // Ethnologica Cranmorensis. 1937. Vol. 1.
Bascom W. The Early Historical Evidence of Yoruba Urbanism // Social Change and Economic Development in Nigeria I Ed. by U. G. Daraachi and H. D. Seibel. N. Y. etc, 1973.
Ben-Amos P. The Art of Benin. N. Y., 1980.
Blackmun B. W. The Iconography of Carved Altar Tusks from Benin, Nigeria. Vol. I-III. Ph. D. thesis. University of California Los Angeles. Ann Arbor, MI, 1984.
Boisragon A. The Benin Massacre. L., 1898.
Bradbury R. E. Chronological Problems in the Study of Benin History // Bradbury R. E. Benin Studies. L. etc., 1973.
Dark P. An Introduction to Benin Art and Technology. Oxford, 1973.
De Barros J. Asia de Joao De Barros: Dos Feitos que os Portugueses fizeram no descobrimento e conquista dos mares e terras de Oriente. Dec. I. Coimbra, 1988 [1552].
Dennett R. E. At the Back of the Black Man's Mind Or Notes on the Kingly Office in West Africa. L. -N. Y., 1906.
Egharevba J. U. Benin Law and Custom. Port Harcourt, 1949.
Egharevba J. U. Benin Games and Sports. Sapele, 1951.
Egharevba J. U. Bini Titles. Benin City, 1956.
Egharevba J. U. A Short History of Benin. Ibadan, 1960.
Falola T., Mahadi A., Uhomoibhi M., Anyanwu U. History of Nigeria. Vol. I-II. Ikeja etc., 1989.
Hagen K. Altertilmer von Benin im Hamburgischen Museum fiir Volkerkunde. Teil I-II. Hamburg, 1918.
Hau K. Evidence of the Use of Pre-Portuguese Written Characters by the Bini? // Bulletin de l'Institut Francais d'Afrique Noire. 1959. Ser. B. Vol. 21. N 1 - 2.
Hau K. The Ancient Writing of Southern Nigeria // Bulletin de l'Institut Fondamental d'Afrique Noire. 1967. Ser. B. Vol. 29. N 1 - 2.
стр. 14
Igbafe P. A. Benin in the Pre-Colonial Era // Tarikh. 1974. Vol. 5. N 1.
Isichei E. A History of Nigeria. L. etc., 1983.
Lippmann M. Westafrikanische Bremen. Inaugural-Dissertation.... Friedrich-Wilhelms-Universitat zu Berlin. B., 1939.
Melzian H. A Concise Dictionary of the Bini Language of Southern Nigeria. L., 1937.
Nevadomsky J. Kingship Succession Rituals in Benin. Pt. 2: The Big Things // African Arts. 1984. Vol. 17. N 2.
Omijeh M. E. A. The Significance of Orhue in Bini Symbolism // Nigeria Magazine. 1971. N 107 - 109.
Pacheco Pereira D. Esmeraldo de Situ Orbis. Bissau, 1956 [1505 - 1508].
Palau Marti M. Le Roi-dieu au Benin. Sud Togo, Dahomey, Nigeria occidentale. P., 1964.
Picton J. Edo Art, Dynastic Myth, and Intellectual Aporia // African Arts. 1997. Vol. 30. N 4.
Read C. H. On a Carved Ivory Object from Benin in the British Museum // Man. 1918. Vol. 18. N 72.
Roese P. M., Bondarenko D. M., Roese T. M. L. Ludewig Ferdinand Romer's "Nachrichten von der Kuste Guinea" (Mid-18th Century) as a Source on the Benin Kingdom History and Culture // Tribus. 2001. Vol. 50.
Romer L. F. Nachrichten von der Kiiste Guinea. Kopenhagen-Leipzig, 1769.
Rosen N. Chalk Iconography in Olokun Worship // African Arts. 1989. Vol. 22. N 3.
Roth H. L. Great Benin. Its Customs, Art and Horrors. L., 1968 [1903].
Talbot P. A. The Peoples of Southern Nigeria. A Sketch of Their History, Ethnology and Languages. Vol. I-IV. L., 1926.
Thomas N. W. Decorative Art Among the Edo-Speaking Peoples of Nigeria: I. Decoration of Buildings //Man. 1910. Vol. 10. N 37.
New publications: |
Popular with readers: |
News from other countries: |
![]() |
Editorial Contacts |
About · News · For Advertisers |
![]() 2014-2025, LIBRARY.EE is a part of Libmonster, international library network (open map) Keeping the heritage of Estonia |