ФОНОЛОГИЧЕСКИЕ И ЭТНОЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ ХАРАКТЕРИСТИКИ ЯЗЫКА-ИСТОЧНИКА "ЧУВАШСКИХ" ЗАИМСТВОВАНИЙ В МАРИЙСКОМ1

В статье рассмотрен вопрос о том, с каким из реально засвидетельствованных языков можно отождествить источник марийских заимствований. Предком чувашского языка традиционно считается язык волжских булгар, зафиксированный в эпитафиях XIX в. Автор провела сравнение систем вокализма и консонантизма в марийских заимствованиях и в волжско-булгарских эпитафиях. В результате сопоставления лингвистических и археологических материалов было выявлено, что язык-источник марийских заимствований является предком языка волжско-булгарских эпитафий. Из этого следует, что изучение марийских заимствований дает новый богатый материал для изучения булгарской ветви тюркских языков.

Чувашские заимствования в марийском языке уже неоднократно привлекали внимание ученых [Мудрак, 1994; Федотов, 1968; 1920; Веке, 1933; Веке, 1935; Bereczki, 1992 - 1994; Räsänen, 1920]. Традиционно считается, что в основном в марийский язык заимствования попали из современного чувашского языка [см.: Мудрак, 1994; Bereczki, 1992 - 1994] или из позднебулгарского, фонетическая система которого была во многом идентична современной чувашской [Räsänen, 1920]. Однако развитие гласных фонем в марийских заимствованиях, по мнению ряда ученых [см., в частности: Bereczki, 1992 - 1994], не поддается системному описанию. Обычно это объясняется позднейшими марийскими инновациями в системе вокализма. Приведем лишь один пример, иллюстрирующий неоднозначность соответствий фонем в словах чувашского языка и в словах, заимствованных из него, в марийском языке. Чувашская редуцированная фонема е в заимствованных словах может соответствовать любому прамарийскому редуцированному гласному:

мар. л. küvar 'мост'; 'пол'; мар. г. 'мост' < чув. 'мост' [Федотов, 1996, I, с. 276];

мар. г. инзык, 'сосать' < чув. 'сосать' [Федотов, 1996, I, с. 149];

мар. л. šuпаš; мар. г. šinаš 'предлагать, потчевать' < чув. 'понуждать, навязывать' [Федотов, 1996, II, с. 43].

На основании этого Г. Берецки делает вывод, что марийские редуцированные фонемы возникли после распада прамарийского языка и притока чувашских заимствований. По его мнению, как раз проникновение чувашских заимствований в марийский язык и спровоцировало появление в последнем редуцированных или сверхкратких гласных фонем.

Но важно то, что не только редуцированные фонемы, но и гласные полного образования в марийских заимствованиях неоднозначно соответствуют современным чу-

1 Работа выполнена при поддержке Программы Президиума РАН "Адаптация народов и культур к изменениям природной среды, социальным и техногенным трансформациям" и гранта РГНФ 08 - 04 - 00201а. Пользуясь случаем, выражаю глубокую благодарность А. В. Дыбо за консультации по тюркским этимологиям. Хочу также поблагодарить "Фонд содействия отечественной науке" за грант в номинации "Кандидаты наук РАН" за 2008 г.

стр. 42
вашским фонемам, например чувашское i может соответствовать прамарийскому *е или

Представлется вероятным, что источником заимствований был не современный чувашский, а язык, в котором система фонем отличалась от современной чувашской. Она реконструируется как бы на стыке пратюркской (ПТ) и чувашской фонетических систем, а надежность ее реконструкции подтверждается марийскими заимствованиями. Ниже представлен инвентарь гласных фонем этой системы.

ПТ *е, булг. *а > мар. чув. а.

ПТ *а, *о > булг. *о > мар. чув. о.

ПТ булг. мар. чув.

ПТ *и, *й, *о, *-ö- > булг. *и > мар. чув.

ПТ *-ö-, *-ö-, *ü, *о > булг. *ü > мар. чув.

ПТ *-ö-, *ü > булг. *ö > мар. *ö, чув. *ü.

(ПТ *ö- > булг. *vi > мар. *vi, чув.

ПТ *е > булг. *i > мар. *i, чув. i.

ПТ *а > булг. *а > мар. *е, чув. i,

ПТ *ej > булг. *е > мар. *е, чув. i.

Далее приводятся иллюстративные примеры слов с указанными фонемами в первом слоге. Подчеркну, что мною была проанализирована полная выборка слов по словарю [Федотов, 1996]. Из анализа были предварительно исключены следующие группы слов, которые хотя и имеют в словаре помету: "чув. заимствовано в мар.", но в проведенном мною анализе эти слова учтены не были:

1) Очевидные случаи, когда чувашское слово не является рефлексом пратюркского слова, которое приводится в соответствующей статье в словаре [Федотов, 1996], а заимствовано из татарского, что видно по фонетическим рефлексам, например: чув. аш-'идти по воде, снегу, грязи' [Федотов, 1996,1, с. 75], заимствованное из чувашского в марийский: мар. л. ашаш 'бежать рысью' - не является рефлексом ПТ: *el- 'ходить, брести, ехать иноходью': др.-тюрк. еš-; кар. еš-; тат. äšt-; як. is- [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 316; Clauson, 1972, с. 255; Stachowski, 1993, с. 129]. Правильным рефлексом пратюркского *е является чувашское i, которое представлено в чувашском глаголе i;š- 'ходить, брести', которое и является рефлексом ПТ: *el- 'ходить, брести'; чув. аш- 'идти по воде, снегу, грязи', вероятно, заимствовано из татарского äšt- (диал.) 'ходить, брести'.

Количество таких примеров легко умножить. В настоящей работе в целях экономии места кажется нецелесообразным приводить их полный список. Суммарно эта группа слов, которые из татарского были заимствованы в чувашский, а затем, вероятно, из чувашского, - а, может быть, и напрямую из татарского - в марийский, насчитывает порядка сорока лексем.

2) Группа слов, в которых в чувашском языке представлен абсолютно незакономерный рефлекс пратюркского гласного3. Приведем несколько примеров таких этимологии (всего их порядка двадцати):

2 Существование отдельной фонемы для этого ряда соответствий кажется маловероятным, поскольку такие соответствия встречаются исключительно в начале слова и дополнительно распределены с инлаутными рефлексами ПТ *ö.

3 Принимая решение о незакономерности чувашского рефлекса пратюркской гласной, мы руководствовались в первую очередь работами [Мудрак, 1994; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006]. Кроме того, именно для данной работы особенно важен следующий аспект этой проблемы: если какое-либо пратюркско-чувашское соотношение гласных встретилось три и более раз, слова с таким соотношением подвергались дальнейшему анализу. Если оно встретилось менее трех раз и позиции появления такого рефлекса неясны, представлялось нерациональным для одного, редко двух исключений постулировать особую булгарскую фонему. Кажется более вероятным, что подобные случаи являются поздними собственно чувашскими инновациями.

стр. 43
Мар. л. тутынаш 'заикаться'< чув. тыт- 'держать' [Федотов, 1996, II, с. 268] < ПТ: *tut- 'держать, хватать': др.-тюрк, tut-; кар. tut-; тат. tot-; турк. tut-; як. tut-; тув. tu't-; тоф. tu't- [Егоров, 1964, II, с. 268 - 269; Федотов, 1996, II, с. 268 - 269; Clauson, 1972, с. 451; Räsänen, 1969, с. 502; Stachowski, 1993, с. 233].

Мар. г. šajlánaš 'бредить во сне' < чув. суйлан [Федотов, 1996, II, с. 54] < ПТ: *söb- 'говорить': тат. süjlä-, диал. sövle-, sevle-; турк. söjle-; як. ülä-; тув. sögle- [Федотов, 1996, II, с. 54 - 55; Räsänen, 1969, с. 429].

3) Третья группа слов, которые не привлекались к анализу, - это лексемы, предположительно заимствованные из чувашского языка в марийский, но для которых не восстанавливается марийская праформа4, т.е. диалектные формы не сводимы между собой, например:

Мар. л. 'яркий; бойкий, лихой, расторопный'; мар. малм. 'сверкающий, яркий'; мар. г. 'яркий'; 'бойкий, расторопный'; мар. коз. 'молния'; < ? чув. 'ярко гореть, блестеть' [Федотов, 1996, 1, с. 182].

Суммарно таких случаев по словарю [Федотов, 1996] не более десяти. Как их проинтерпретировать? Есть несколько возможностей: во-первых, возможно, мы имеем дело с поздними заимствованиями непосредственно не в прамарийский, а в отдельные марийские диалекты из чувашского языка. Во-вторых, кажется вероятным, что в одном из диалектов имелись какие-либо еще не изученные поздние фонетические переходы, которые и привели к невозможности реконструировать марийскую праформу.

Анализ остальных марийских заимствований из чувашского языка по словарю [Федотов, 1996] (порядка 400 слов) дал удивительный результат: они с минимальным количеством исключений (19 слов) по рефлексам гласного первого слога в пратюркском, чувашском и прамарийском языках распределяются по вышеперечисленным девяти рядам, которые предположительно соответствуют девяти булгарским фонемам.

Девятнадцать исключений приблизительно в половине случаев могут быть объяснены 1) как заимствования в марийский язык не из языка чувашского типа, а из татарского языка; 2) в пратюркском языке в их этимоне реконструируется особое сочетание гласных первого слога, которое специфическим образом отразилось в ряде современных тюркских языков.

ПТ *е, булг. *а > мар. чув. а.

Мар. л. кавулем 'жую' < чув. кавле- 'жевать' [Федотов, 1996, I, с. 210] <5 ПТ: *geb-'жевать': кар. kev; тат. küšä-; турк. 'cud'; як. тув. тоф. [Ceвортян, 3, с. 5 - 7; Clauson, 1972, с. 687; Räsänen, 1969, с. 244].

Мар. л. 'согнуть; придать изогнутую форму' < чув. ав- 'гнуть' [Федотов, 1996, I, с. 24] < ПТ: *eg- 'гнуть': др.-тюрк, eg-; кар. eg-; турк. eg-; як. iex- [Севортян, 1974 - 1980, 2, с. 19; Clauson, 1972, с. 99; Räsänen, 1969, с. 37; Stachowski, 1993, с. 122]. (як. iex- < *eg-ik-.)

Мар. л. 'омут' < чув. 'омут' [Федотов, 1996,1, с. 27] < ПТ *egir- 'крутить, прясть'; уйг. egir-; чаг. egir- [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 227 - 231; Федотов I, с. 27; Clauson, 1972, с. 112; Doerfer, 1965, 2, с. 192; Stachowski, 1993, с. 122].

Мар. л. аká 'старшая сестра; младшая тетка по матери'; мар. г.: 'старшая сестра' < чув. ака 'старшая сестра' [Федотов, 1996, I, с. 31] < ПТ: *еке 'старшая сестра': др.-тюрк. еkе; кар. eke; ege-t 'female servant of bride'; турк. [Егоров, 1964, 2, с. 91 - 92;

4 Инвентарь прамарийских фонем взят из работ [Bereczki, 1992 - 1994].

5 Здесь и далее для экономии места мы цитируем рефлексы не во всех тюркских языках, а в древнетюркском, караханидском, туркменском, якутском, тувинском, тофаларском, татарском, чувашском.

стр. 44
Севортян, 1974 - 1980, I, с. 222 - 224; Clauson, 1972, с. 100, 102; Doerfer, 1963, 1, с. 190; Räsänen, 1969, с. 38].

Мар. л.: kaván 'кладь'; 'скирда хлеба'; мар. г. 'кладь' < чув. капан 'стог, скирда' [Федотов, 1996, I, с. 225] < ПТ: *gepen 'стог': тат. [Севортян, 5, с. 15].

ПТ *а, *о > булг. *о > мар. чув. о.

Мар. л. pojáš 'разжиться, разбогатеть'; poján 'богатый'; 'богач'; Мар. v. pájaš 'богатеть'; pájan 'богатый' < чув. пуй-, пой- 'богатеть' [Федотов, 1996, 1, с. 440] < ПТ: (1) 'богатый, знатный' (2) 'много, многочисленный': др.-тюрк, baj (1); кар. baj (1); тат. baj (1), bajtaq (2); турк. (1); як. baj (1); тув. baj (1) [Севортян, 1974 - 1980, 2, с. 27 - 29, 36; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 304, 332; Федотов, 1996, I, с. 440; Clauson, 1972, с. 384; Doerfer, 1965,2, с. 259; Räsänen, 1969, с. 56; Stachowski, 1993, с. 55, 56].

Мар. л. šojá 'ложь, вымысел; сказка, небылица'; мар. г. šája 'речь'; 'молва'; 'рассказ'; 'предложение'; 'пустой разговор, вымысел' < чув. суе, суя 'ложь' [Федотов, 1996, II, с. 54] < ПТ: *saj- (1) 'клеветать, лгать' (2) 'клевета, ложь': хак. (1) [Севортян, 7, с. 150; Räsänen, 1969, с. 395].

Мар. л. šólo 'плот' < чув. 'плот' [Федотов, 1996, II, с. 59] < ПТ: 'плот': кар. sal; тат. sal; турк. sal; як. тув. sal [Севортян, 7; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 537; Федотов, 1996, II, с. 59; Clauson, 1972, с. 824; Räsänen, 1969, с. 397].

ПТ булг. мар. чув.

Мар. л. 'ковыль' < чув. калкан 'ковыль' [Федотов, 1996, I, с. 250] < ПТ: qan- 'ость колоса': тат. 'ковыль' [Федотов, 1996, I, с. 250].

Мар. в. ýrут 'суеверие' < чув. 'наговор' [Федотов, 1996, I, с. 86] < ПТ: 'знамение; суеверие': тат. турк. тув. 'плохое самочувствие' [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 666; Федотов, 1996, I, с. 86; Clauson, 1972, с. 197; Räsänen, 1969, с. 166].

ПТ *и, *о, *-д- > булг. *и > мар. *й, чув.

Мар. л. kúmyl 'настроение; вдохновение, воодушевление; желание, пожелание; расположение (к кому-л.); нрав'; мар. г. kúmyl 'настроение; вдохновение, воодушевление; желание, пожелание; расположение (к кому-либо); нрав' < чув. камал 'сердце' [Федотов, 1996, I, с. 251] < ПТ: 'сердце, дух': др.-тюрк, кар. тат. турк. gövün; як. 'желание, свобода'; тоф. [Севортян, 1974 - 1980, 3, с. 75 - 77; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 274; Clauson, 1972, с. 731; Räsänen, 1969, с. 291; Stachowski, 1993, с. 156].

Мар. л. сукаш 'встать на колени' < чув. 'упасть' [Федотов, 1996, II, с. 91] < ПТ: (1) 'опускаться на колени', (2) 'оседать, тонуть', (3) 'присесть, сесть на корточки': др.-тюрк, (2); кар. (1); тат. (1); турк. (1, 2) [Егоров, 1964, 2, с. 205; Федотов, 1996, II, с. 90 - 91; Clauson, 1972, с. 413 - 414; Doerfer, 1967, 3, с. 120 - 122; Räsänen, 1969, с. 117].

Мар. л. sur 'серый'; 'седой'; мар. в. сурий 'трутень'; мар. г. шыре 'трутень' < чув. 'серый', 'трутень' [Федотов, 1996, II, с. 29] < ПТ: 'серый, бурый'; тат. [Севортян, 7; Doerfer, 1967, 3, с. 287].

Мар. л. tuvrúš 'подволока, чердак под крышей' < чув. 'земля' [Федотов, 1996, II, с. 194] < ПТ: *topr-Ak 'земля, почва': др.-тюрк, topraq; кар. topraq; тат. tufraq; турк.

6 Огубление гласного первого слога, наблюдаемое в ряде языков, авторы [Севортян, Левитская, т. 5] связывают с последующим губным согласным, но не исключают и генетическую связь с каз. köbe 'копна'.

7 В чувашском в этой позиции пратюркский *и первого слога в трех случаях представлен рефлекс в двух случаях перед сив ПТ: 'протягивать'.

стр. 45
topraq; як. toburax; тув. dovuraq; тоф. to'praq [Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 99; Clauson, 1972, с. 443, 444; Räsänen, 1969, с. 489].

ПТ *-ö-, *ü, *о > булг. *ü > мар. чув.

Мар. л. 'толстая веревка' (для привязи скота на пастбище и т.п.); мар. г. veran 'толстая веревка' < чув. верен 'толстая веревка' [Федотов, 1996, I, с. 117] < ПТ 'плести, вязать': турк. 'вязать'; тат. ür 'плести'; тув. örü [Федотов, 1996, I, с. 117; Севортян, 1974 - 1980, I, с. 544].

Мар. л. küvár 'мост; пол'; мар. г. 'мост' < чув. 'мост' [Федотов, 1996,1, с. 276] < ПТ: *köpür, -üg 'мост': др.-тюрк, köprüg; кар. köprüg; тат. küper, küpre; турк. köpri; тув. kö'vürüg; тоф. köprig [Севортян, 5, с. 112 - 114; Федотов, 1996, I, с. 276; Räsänen, 1969, с. 292].

Мар. л. küréп 'коричневый, бурый'; мар. г. 'коричневый' < чув. 'розовый' [Федотов, 1996,1, с. 278] < ПТ: 'масть лошадей, оттенки коричневого, переходящего в красноватый': тат. körеп; як: [Севортян, 5, с. 146; Федотов, 1996, I, с. 278].

Мар. л. tÿlnäš 'грезить, мечтать' < чув. 'сон, призрак' [Федотов, 1996, II, с. 214] < ПТ: 'сон': др.-тюрк, tül; tü šе- 'мечтать'; кар. tüš; tüše- 'мечтать'; тат. töš; турк. 'мечтать'; тув. düš; тоф. düš [Севортян, 1974 - 1980, 3, с. 323 - 324; Clauson, 1972, с. 559, 561, 490; Doerfer, 1967,3, с. 211; Räsänen, 1969, с. 507; Stachowski, 1993, с. 234, 236].

ПТ *-ö-, *ü > булг. *ö > мар. *ö, чув. ü.

Мар. л. tör 'равный'; 'ровный, прямой'; 'правдивый, справедливый'; мар. г. 'сразу, тотчас; 'прямо' < чув. тÿр, тöр, 'прямой' [Федотов, 1996, I, с. 263] < ПТ: (1) 'ровный', (2) 'упорядочивать': др.-тюрк. тат. тоф. düs [Севортян, 1974 - 1980, 3, с. 309 - 312; Clauson, 1972, с. 571, 572; Räsänen, 1969, с. 508].

Мар. л. öркé 'ропот, недовольство'; мар. г. éрkаlaš 'обижаться' < чув. 'обида' [Федотов, 1996, II, с. 300] < ПТ: *öрке 'легкое; гнев': др.-тюрк. öрkе; кар. öрkе, öfke; тат. üрkä; турк. öjken; тув. окре; тоф. ökре [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 540 - 541; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 276 - 277; Clauson, 1972, с. 9; Räsänen, 1969, с. 373].

ПТ *ö- > булг. *vi > мар. *vi, чув.

Мар. л. 'падаль' < чув. виле, 'мертвец, покойник, мертвый' [Федотов, 1996, I, с. 122] < ПТ: *öl- (1) 'умирать', (2) (*öl-tür-) 'убивать': др.-тюрк. öl - 1, ölür- 2; кар. öl - 1, öldür- 2; тат. ül- 1, üter- 2; турк. öl- 1, öldür- 2; як. öl - 1, ölör- 2; тув. öl - 1, ölür- 2; тоф. öl - 1, ölür- 2; [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 525 - 527; Doerfer, 1965, 2, с. 112, 162 - 3; Clauson, 1972, с. 125 - 126, 133 - 134, 151; Räsänen, 1969, с. 371; Stachowski, 1993, с. 199].

Мар. л. visá 'весы'; visáš' 'вешать, взвешивать; мерить, измерять' < чув. 'вешать, взвешивать' [Федотов, 1996,1, с. 126] < ПТ: 'мерить': тат. турк. [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 529,632; Clauson, 1972, с. 142; Räsänen, 1969, с. 371; Stachowski, 1993, с. 250].

Мар. л. vitaráš 'пронимать, пронять; донимать', vitaryšán 'пристальный'; мар. г. vitäräš 'пронять, пронимать' < чув. вит- 'проникать, врезываться' [Федотов, 1996, I, с. 127] < ПТ: *öt- 'проходить мимо, проходить через': др.-тюрк. öt-; кар. öt-; тат. tüt-; турк. öt-; як. öt-; тув. öt-; [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 554 - 555; Clauson, 1972, с. 39; Räsänen, 1969, с. 376].

ПТ *е > булг. *i > мар. *i, чув. i.

Мар. л. sitáš 'быть достаточным, хватать' < чув. 'достигать, доходить' [Федотов, 1996, II, с. 123] < ПТ *jet-8 'достигать': др.-тюрк. jet-; кар. jet-; тат. турк. jet-; як. sit-;

8 По уйгурскому умлауту следует реконструировать i во втором слоге.

стр. 46
тув. [Севортян, 1985, 4, с. 193 - 194; Clauson, 1972, с. 884 - 885, Räsänen, 1969, с. 199; Stachowski, 1993, с. 105].

ПТ *а > булг. *а > мар. *е, чув. i,

Мар. г. 'сходить, слезать (о коже); лезть, падать, выпадать (о волосах, шерсти, перьях)' < чув. 'брать, взять, снять' [Федотов, 1996, I, с. 164] < ПТ: *al- 'брать': др.-тюрк, al-; кар. al-; тат. al-; турк. al-; як: тув.: al- [Егоров, 1964, с. 68; Севортян, 1985, I, с. 127 - 128; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 336, 337; Clauson, 1972, с. 124 - 125; Räsänen, 1969, с. 14 - 15; Stachowski, 1993, с. 259].

Мар. л. séryp 'увесистый, тяжелый'; мар. г. 'увесистый, тяжелый' < чув. 'крепкий, прочный' [Федотов, 1996, II, с. 123] < ПТ: *jarpV- 'прочный, крепкий': др.-тюрк. jarp 'прочный, крепкий' [Федотов, 1996, II, с. 123].

Мар. л. šeklanáš 'наблюдать, надзирать, следить; остерегаться, опасаться; подозревать' < чув. сых, 'осторожный' [Федотов, 1996, I, с. 77] < ПТ: (1) 'осторожный, бдительный', (2) 'быть осторожным, беречь(ся)': кар. sag (1), (2); тат. sag (1); турк. saq (l, 2); тув. (2) [Räsänen, 1969, с. 395 - 396].

Мар. л. eré 'чистый'; ernáš 'чиститься'; мар. г. 'чистый' < чув. 'добрый' [Федотов, 1996, II, с. 474] < ПТ: *ari- (1) 'чистый, быть чистым', (2) 'чистить': др.-тюрк. (2); кар. тат. am (1); турк. (1), art- (2); як. 'перебирать ягоды'; тув. (2) [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 184- 186; Мудрак, 1994, с. 182; Clauson, 1972, с. 198, 213; Räsänen, 1969, с. 27; Stachowski, 1993, С 261].

Исключения9:

Мар. л.: 'мялка для конопли, льна; ручной насос для качания жидкости'; tuláš 'мять (коноплю, лен); качать, нагнетать насосом (воду)' < чув. тыл, тыла, тыла [Федотов, 1996, II, с. 266] < ПТ: *talkX- 'мялка для выделки кожи': тат. [Федотов, 1996, II, с. 266].

Мар. л. tuná 'телка; нетель' < чув. тына, тынашка 'телка' [Федотов, 1996, II, с. 267] < ПТ: 'телка' (< ир. dhaenu): туркм. диал. тат. *tana- [Федотов, 1996, II, с. 267].

ПТ *еj10> булг. *е > мар *е, чув. i.

Мар. л. éryk 'воля, свобода; раздолье, приволье'; érkyn 'тихий, медленный, неторопливый'; мар. в. еrká 'неженка'; érkyn 'вольготно, свободно'; мар. г. iryk 'воля, свобода; раздолье, приволье' < чув. 'свобода, воля' [Федотов, 1996, I, с. 170] < ПТ: *ejrVk 'воля, желание': др.-тюрк, erk 'воля'; турк. erk 'воля' [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 295; Федотов, 1996, I, с. 170].

Мар. г. kéral 'нужный, необходимый' < чув. 'нужный' [Федотов, 1996, I, с. 298] < ПТ: *gejr- (1) 'нуждаться', (2) 'необходимость, необходимый', (3) 'не осмеливаться': др.-тюрк, kerge- 1, kergek 2; кар: kerge- (l), kerek (2); тат. kiräk (2); турк. gerek (2); як. kerej- (3), kerex (2); тув. xerek (2); тоф. xerek (2) [Севортян, 1974 - 1980, 3, с. 25 - 26; Clauson, 1972, с. 742, 743; Räsänen, 1969, с. 256; Stachowski, 1993, с. 145].

Мар. л. em 'лекарство'; етláš 'лечить' < чув. им 'исцеление' [Федотов, 1996, I, с. 166] < ПТ: *ejm 'лекарство': др.-тюрк, äm; турк. ет; тув. ет; як. ет; тат. im [Севортян, 1974 - 1980, I, с. 270; Федотов, 1996, I, с. 166].

Мар. в. сектырма 'ухаб, яма' < чув. сик- 'прыгать' [Федотов, 1996, II, с. 49] < ПТ: *sejk- 'прыгать, скакать': кар. sekri-; тат. siker-; турк. segre-, 'галопировать'; як.

9 Исключения из этого соответствия однотипны. Возможно, речь идет не об исключениях, а о более поздних заимствованиях.

10 Вслед за А. В. Дыбо [Дыбо, 2007] здесь постулируется пратюркское сочетание *ej для объяснения особого ряда соответствий в тюркских языках: огузское *е, якутское а, чувашское i-; халаджское ä.

стр. 47
ekkirie- [Севортян, 7; Федотов, 1996, II, с. 48 - 49; Clauson, 1972, с. 822; Räsänen, 1969, с. 408; Stachowski, 1993, с. 44].

Возникает вопрос, с каким из реально засвидетельствованных языков можно отождествить источник марийских заимствований.

Предком чувашского языка традиционно считается язык волжских булгар, зафиксированный в эпитафиях XIV в. В книге М. Эрдаля [Erdal, 1993] подробно проанализирован язык этих эпитафий, история их изучения. Однако, как отмечает и М. Эрдаль, система гласных фонем в языке волжских эпитафий изучена недостаточно, поскольку надписи сделаны арабицей, где краткие гласные системно не отмечаются.

Таким образом, для идентификации языка волжских булгар и источника марийских заимствований необходим анализ системы консонантизма.

Нами был проведен полный анализ этой системы на материале заимствований в марийском языке, собранных в словаре [Федотов, 1996].

В результате проделанной работы был получен следующий результат. Система согласных в марийских заимствованиях весьма сходна с системой консонантизма как в волжско-булгарском, так и в современном чувашском языке11. Исключение составляет развитие пяти пратюркских фонем: ПТ *-g-, *j-, *q-, *s.

На основании изучения рефлексов этих фонем в языке эпитафий, в современном чувашском языке и в заимствованиях в марийском языке мы пришли к следующему выводу.

В булгарско-марийских заимствованиях предлагается выделять два этапа:

Мар. 1 - заимствования в XIV в. одновременно с созданием волжско-булгарских эпитафий;

Мар. 2 - заимствования позже XIV в.

Сравнение согласных в марийских заимствованиях из булгарского языка с волжско-булгарскими эпитафиями

Из таблицы видно, что булгарские заимствования в марийском языке целесообразно разделять на два этапа на основании отражения в их языке-источнике ПТ *j-, *К-, *s. В языке-источнике более ранних заимствований в марийском языке рефлексы этих фонем, вероятно, были практически идентичны рефлексам ПТ *j-, *К-, *s в языке волжско-булгарских эпитафий. В более позднем слое заимствований рефлексы указанных фонем в языке-источнике сходны с их аналогами в современном чувашском языке.

Рассмотрим эти случаи более подробно.

Рефлексом ПТ *j- являются волжско-булгарские фонемы а в языке-источнике более раннего слоя марийских заимствований рефлексом ПТ *j-, вероятно, также бы-

11 Очень подробный анализ рефлексов чувашского консонантизма в марийских заимствованиях см.: [Räsänen, 1920].

стр. 48
ли что отразилось в марийском как š (необходимо принять во внимание отсутствие в марийском языке звонкого анлаутного

ПТ *j-

Мар. 1 š -

Мар. л. шÿтлаш 'продырявиться' < чув. 'рвать' [Федотов, 1996, II, с. 114] < ПТ: 'разрывать': тур. [Севортян, Левитская, 1989, т. 4, с. 203 - 204; Федотов, 1996, II, с. 114; Clauson, 1972, с. 955; Räsänen, 1969, с. 198].

Мар. л. 'звезда'; мар. г. 'звезда' < чув. 'звезда, метеор' [Федотов, 1996, II, с. 93] < ПТ: 'звезда': др.-тюрк, jultuz; кар. julduz; тат. турк. як. sulus; тув. [Clauson, 1972, с. 922 - 923; [Севортян, Левитская, 1989, т. 4, с. 279 - 280; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 53; Doerfer, т. 3, 1967, с. 260 - 261; Räsänen, 1969, с. 210; Stachowski, 1993, с. 111].

В более позднем слое заимствований представлено марийское s12:

Мар. 2 s

Мар. л. солым; мар. г. sálym 'пламя' < чув. 'пламя' [Федотов, 1996, II, с. 133] < ПТ: *jal-(Xn) (1) 'гореть, пылать', (2) 'пламя': др.-тюрк, jal- (1), (2); кар. jal- (l), (2) [Севортян, Левитская, 1989, т. 4, с. 106 - 107; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 23, 356 - 357, 363; Федотов, 1996, II, с. 133 - 134; Clauson, 1972, с. 918, 929; Doerfer, 1967, 3, с. 187; Räsänen, 1969, с. 181].

Мар. л. solkém 'плаха, обрубок бревна'; мар. г. cárkem 'расколотая плаха' < чув. сур, сор 'разрывать надвое' [Федотов, 1996, II, с. 139] < ПТ: (1) 'рассекать, раскалывать', (2) 'щель, трещина': др.-тюрк, jar (1); кар. jar- (1); тат. jar- (1); турк. (1); тув. (1) [Севортян, Левитская, 1989, т. 4, с. 135 - 137; Федотов, 1996, II, с. 139; Clauson, 1972, с. 954 - 955; Räsänen, 1969, с. 188 - 189; Stachowski, 1993, 209].

Мар. л. 'воротник; женское украшение из монет (вешают на грудь раздвоенным концом книзу)' < чув. [Федотов, 1996, II, с. 146] < ПТ: *jaka 'воротник; край': др.-тюрк. jaga; кар. jaqa; тат. jaqa; турк. jaqa; як. [Севортян, Левитская, 1989, т. 4, с. 82 - 84; Федотов, 1996, II, с. 146 - 147; Clauson, 1972, с. 898; Räsänen, 1969, с. 180, 82 - 83].

Рефлексом ПТ *s является волжско-булгарская фонема s, а в языке-источнике более раннего слоя марийских заимствований рефлексом ПТ *s, вероятно, также была фонема s, что отразилось в марийском как š, аналогично финноугорскому *s > мар. š13.

ПТ *-s-.

Мар. 1 š.

Мар. л. kašká 'кряж (толстое бревно)'; 'лежачее, загнивающее бревно'; мар. г. 'кряж, бревно' < чув. кас- [Федотов, 1996, I, с. 233] < ПТ: *kes- 'резать': др.-тюрк, kes-; кар. kes-; тат. kis-; турк. kes-; чув. kas-; як. тув. ke's- [Севортян, Левитская, 1989, т. 5, с. 55 - 57, 58; Räsänen, 1969, с. 257].

Мар. г. äшнаш 'помнить' < чув. (ас 'память') [Федотов, 1996, I, с. 61] < ПТ: *es (1) 'память, рассудок', (2) 'жалеть, сожалеть': др.-тюрк, es (1); кар. es (1), esirge- (2); тат. is (1); турк. es (1) [Севортян, 1974 - 1980, т. I, с. 310; т. 2, с. 33, 61; Clauson, 1972, с. 252; Räsänen, 1969, с. 49 - 50].

Мар. л. šólo 'плот' < чув. 'плот' [Федотов, 1996, II, с. 59] < ПТ: 'плот': кар: sal; тат. sal; турк. тув. sal [Севортян, Левитская, т. 7; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 537; Федотов, 1996, II, с. 59; Clauson, 1972, с. 824; Räsänen, 1969, с. 397].

12 Аналогичное хронологическое деление на два слоя заимствований в зависимости от рефлексов чув. š в марийском предлагается в [Räsänen, 1920, с. 33].

13 К аналогичному выводу приходит в своей работе М. Рясянен [Räsänen, 1920, с. 28].

стр. 49
А в более позднем слое марийских заимствований, когда, вероятно, процесс перехода *s > мар. š был завершен, булгарское s отражалось как s:

Мар. 2 s.

Мар. л. саплык 'латка, заплатка' < чув. сапла- 'чинить, пришить заплатку' [Федотов, 1996, II, с. 14] < ПТ: *sep- (1) 'прибавлять, снаряжать', (2) 'добавка, приданое': др.-тюрк. sep- (1); кар. sep (2); тат. sip (2); турк. sep-li 'with a dowry'; як. ер- 1, 'больше, дополнительно' [Clauson, 1972, с. 783 - 784; Räsänen, 1969, с. 410; Stachowski, 1993, с. 43].

Мар. л. сога 'жабры' < чув. суха, саха [Федотов, 1996, II, с. 68] < ПТ: *sakak (1) 'место между шеей и подбородком', (2) 'жабры', (3) 'бородка (топора)': кар. saqaq 1; тат. (3); турк. saqaq (1) [Севортян, Левитская, т. 7, с. 147; Сравнительно-историческая грамматика..., 2006, с. 220 - 222; Федотов, 1996, II, с. 68; Clauson, 1972, с. 807 - 808].

Рефлексом ПТ *К- в заднерядных словах является волжско-булгарские фонемы х-. В марийском языке есть три типа рефлексов 1) мар.л. 0-/г. 0-, 2) мар.л. 0-/г. х-, 3) мар. л. к-/г. х-.

ПТ *К-.

мар. 1 л. 0-/г. 0-

Мар. л. ólno 'калым; выкуп за невесту'; мар. г. álny 'выкуп за невесту, калым' < чув. 'калым' [Федотов, 1996, II, с. 354] < ПТ: 'выкуп за невесту': др.-тюрк, qalan; кар. [Севортян, Левитская, т. 5, с. 239 - 240; Федотов, 1996, II, с. 354; Doerfer, т. 3, 1967, с. 399, 488; Räsänen, 1969, с. 226].

Мар. л. 'скалица, скально (для навивания ниток на цевку для утка); блок (для поднятия тяжестей)'; мар. г. 'скалка'; (тех.) 'блок' < чув. [Федотов, 1996, II, с. 356] < ПТ: *KaltXra- 'дрожать': кар. kaldra- 'шелестеть'; тат. kaltra [Федотов, 1996, II, с. 356].

В более поздних заимствованиях в марийском языке наблюдаются два типа рефлексов мар. л. 0-/г. х-.

Таким образом, в результате анализа рефлексов ПТ *j-, *q-, *s видно, что источник более раннего слоя марийских заимствований с точки зрения рефлексов этих согласных фонем был идентичен волжско-булгарскому.

ПТ также в языке-источнике марийских заимствований и в волжско-булгарском языке эпитафий отражается идентично как в отличие от чувашского п.

ПТ

Мар. л. 'совет'; мар. г. < чув. канаш 'совет' [Федотов, 1996, I, с. 223] < ПТ: (1) 'советовать(ся)', (2) 'совет': др.-тюрк. ‘tо settle one's affairs with someone', keneš (2), (1), (2) [Севортян, 1974 - 1980, т. 3, с. 21 - 22; Clauson, 1972, с. 727, 734; Doerfer, 1967, т. 3, с. 613 - 614; Räsänen, 1969, с. 253].

Единственное серьезное различие рефлексов пратюркских согласных в волжско-булгарском языке эпитафий и языке-источнике марийских заимствований касается ПТ *-g-. В волжско-булгарском языке, по М. Эрдалю, оно отражается как j_Vпер, w_Vзад.

14 В работе М. Стаховского отмечается, что в подавляющем большинстве случаев рефлексом чув. п, m < ПТ является мар. г/, приводится пять этимологии слов, которые, по его мнению, представляют собой позднейшие заимствования из чувашского в марийский, и в них чув. п, т< ПТ соответствует мар. n, m [Stachowski, 1993, с. 42]. Не приводя полного разбора этих сравнений, отмечу, что большинство этих примеров представляются неубедительными, поскольку в ряде случаев чувашское слово не имеет надежной тюркской этимологии, в других случаях под сомнение должно быть поставлено происхождение марийского слова из чувашского, поскольку для него в специальной литературе предлагается надежная уральская этимология [Redei, 1986 - 1988].

стр. 50
В языке-источнике марийских заимствований - как у. (В современном чувашском языке это v.)

ПТ *-g-.

Мар. л. 'согнуть'; 'придать изогнутую форму' < чув. ав- 'гнуть' [Федотов, 1996, I, с. 24] < ПТ: *eg- 'гнуть': др.-тюрк, eg-; кар. eg-; турк. eg-; як. iex- [Егоров, 1964, 2, с. 19; Севортян, 1974 - 1980, т. I, с. 330 - 332; Clauson, 1972, с. 99; Räsänen, 1969, с. 37; Stachowski, 1993, с. 122]. (Як. iex- < *eg-ik-.)

Мар. л. 'омут' < чув. 'омут' [Федотов, 1996, I, с. 27] < ПТ: *egir- 'крутить, прясть': уйг. egir-; чаг. egir- [Севортян, 1974 - 1980, т. I, с. 227 - 231; Федотов, 1996, I, с. 27; Clauson, 1972, с. 112; Doerfer, т. 2, 1965, с. 192; Stachowski, 1993, с. 122].

Таким образом, с точки зрения лингвистического анализа оказывается, что язык-источник марийских заимствований и волжско-булгарский язык эпитафий были весьма похожи.

Представляется интересным обратиться к материалам археологии и попытаться найти ответы на ряд вопросов, которые возникают при изучении контактов марийцев с волжскими булгарами. Существуют ли специфические характеристики волжско-булгарского этноса с точки зрения археологии? Есть ли доказательства контактов волжских булгар и марийцев с XI - XIV вв. (в период создания волжско-булгарских эпитафий)?

В работе К. А. Руденко [Руденко, 2005] показано, что для большей части булгарских памятников XI - XIV вв. характерен общебулгарский вещевой комплекс, в который входит:

1) круговая общебулгарская посуда;

2) традиционная керамика (лепная или подправленная на круге) в виде своего рода триады: посуда с примесью шамота салтово-маяцких истоков, с примесью толченой раковины со штампо-гребенчатой и веревочной орнаментацией, крупного песка - тип "джукетау";

3) железные навесные замки "булгарского типа";

4) железные наконечники стрел;

5) ювелирные украшения: серебряные свободного плетения проволочные браслеты и гривны, а также филигранные украшения - трехбусинные височные подвески.

К. А. Руденко подчеркивает, что общебулгарский вещевой комплекс не был монолитным. Он выделяет волжскую (район Танкеевки-Булгара), камскую, шешминскую, свияжскую и казанско-вятскую провинции, имеющие специфику археологического материала.

Проблемы взаимодействия финно-угров и тюрок в Поволжье и Приуралье неоднократно привлекали внимание археологов. Они исследованы в работах С. Г. Кляшторного, А. П. Смирнова, М. Г. Ивановой, Э. А. Савельевой, А. Х. Халикова, Т. А. Хлебниковой, М. А. Белавина, В. А. Иванова, Е. П. Казакова.

Но показательно, что вопрос о контактах волжско-булгарского этноса и марийцев лишь в последние годы был подробно изучен Т. Б. Никитиной и А. П. Руденко.

По мнению этих авторов, контакты булгар и марийцев были очень активными, более того, именно марийцы стали одним из культурообразующих этносов северо-западных районов Волжской Булгарии. Скорее всего, через марийцев к булгарам попадали и распространялись некоторые виды украшений, в частности бронзовые пластинчатые браслеты, а также витые браслеты с "завязанными" концами.

В некрополях Марийского Поволжья XI - XII вв. обнаружен ряд предметов, которые маркируют булгарско-марийские общие связи: находки бронзовой поясной гарнитуры, шумящих коньковых подвесок, дротовых браслетов с циркульным орнаментом, "усатых" перстней, подтреугольных проволочных серег, поясных сумочек с металлическими накладками.

стр. 51
В целом в отношениях булгар с финно-угорскими племенами по степени интенсивности контактов К. А. Руденко [Руденко, 2005] выделяет три этапа.

Первый соотносится со временем существования Хазарского каганата и датируется IX - началом X в. Это период этнического смешения в пределах государственных границ Хазарии, особенно в южных, лесостепных районах.

По мере ослабления Хазарии к середине - второй половине X в. происходит обособление волжских булгар и начало этноконсолидационных процессов у марийцев и мордвы, стимулированное торгово-экономической деятельностью булгарских купцов и активными процессами государственного строительства в булгарской области, ознаменовавшими второй этап. Марийская субстратная основа Поволжского региона обозначается в археологических материалах распространением универсальных украшений поволжского облика (шумящих украшений, ряда типов браслетов и т.д.).

Третий период XI - XII вв. характеризуется ослаблением связей булгарского и марийского этносов.

Таким образом, оказывается, что археологические материалы прямо подтверждают высказанную нами гипотезу об активных лингвистических контактах волжских булгар и марийцев.

Археологические данные о разной степени интенсивности контактов марийцев и булгар на протяжении XI - XIV вв. позволяют нам вернуться к интерпретации различного отражения ПТ *-g- в языке эпитафий и в языке-источнике марийских заимствований. С точки зрения лингвистики представляются равновероятными две гипотезы: 1) заимствования имели место ранее XIV в., язык-источник древнего слоя марийских заимствований был предком волжско-булгарского языка эпитафий; 2) по М. Эрдалю, волжско-булгарский язык эпитафий был языком городских булгар, а настоящим предком современного чувашского был очень близкий диалект лесных булгар, который письменно зафиксирован не был. Можно предположить, что марийские заимствования как раз происходили из языка лесных булгар, в котором был представлен рефлекс ПТ *-g- в качестве

Однако данные археологии, по которым наиболее интенсивные контакты марийцев и булгар имели место в XI в., т.е. раньше периода создания волжско-булгарских эпитафий, позволяют предпочесть первую гипотезу о том, что язык-источник древнего слоя марийских заимствований был предком волжско-булгарского языка эпитафий.

В заключение отметим, что изучение волжско-булгарских заимствований в марийский язык, число которых по словарю [Федотов, 1996] превышает 400, дает новый материал для истории становления чувашского языка, значение которого трудно переоценить. Чувашский язык - самый архаичный и наиболее рано отделившийся из тюркских языков, а данные по его истории до сих пор ограничивались весьма небольшим количеством волжско-булгарских эпитафий. Предложенная нами гипотеза о том, что язык-источник марийских заимствований был предком волжско-булгарского языка эпитафий, находится в полном соответствии с археологическими данными и открывает новую страницу в изучении булгарской ветви тюркских языков.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ.

Дыбо А. В. Лингвистические контакты ранних тюрок. Лексический фонд. М., 2007.

Егоров В. Г. Этимологический словарь чувашского языка. Чебоксары, 1964.

Мудрак О. А. Обособленный язык и проблема реконструкции праязыка. Дис. ... докт. филол. наук. М., 1994.

Норманская Ю. В. Реконструкция булгарской системы фонем на основании чувашских заимствований в марийском языке // Сборник материалов конференции "Источники и периодизация истории чувашского языка". Чебоксары, 2006.

стр. 52
Руденко К. А Процессы этнокультурного взаимодействия в Волго-Камье в конце X - XIV в. по археологическим данным. Дис. ... докт. филол. наук. Казань, 2005.

Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Пратюркский язык-основа. Картина мира пратюркского этноса по данным языка. М., 2006.

Федотов М. Р. Чувашско-марийские языковые взаимосвязи в историческом освещении. Таллин, 1968.

Федотов М. Р. Этимологический словарь чувашского языка. В 2-х т. Чебоксары, 1996.

Севортян Э. В. Этимологический словарь тюркских языков. Т. I - III. М., 1974 - 1980. [Севортян Э. В., Левитская Л. С] Этимологический словарь тюркских языков (ЭСТЯ): общетюркские и межтюркские основы на буквы "Ж," "Ж", "Й" / Авт. ел. статей Э. В. Севортян, Л. С. Левитская. М., 1989; дальнейшие тома - в рукописи. При ссылке на том ЭСТЯ указывается год выхода тома в свет. Отсутствие указания на год выхода тома в свет (нередко при этом указывается номер тома) свидетельствует о том, что читатель отсылается к материалам томов, еще не опубликованных).

Веке Ö. Zu den tschuwassischen Lehnwörtern der tscheremissischen Sprache //MSFOu 67, 1933.

Веке Ö. Zur lautgeschichte der tschuwassischen Lehnwortern im Tscheremissischen // FUF 23, 1935.

Bereczki G. Grundzüge der tscheremissischen Sprachgeschichte I, II // Studia Uralo-altaica, 34, 35, 1992 - 1994.

Clauson G. An Etymological Dictionary ofPre-Thirteenth-Century. Oxford, 1972.

Erdal M. Die Sprache der wolgabolgarischen Inschriften. Wiesbaden, 1993.

Rédei K. Uralisches Etymologisches Worterbuch. Budapest, 1986 - 1988.

Räsänen M. Die tschuwassischen Lehnworter im Tscheremissischen. Helsinki 1920. (MSFOu 48).

Räsänen M. Versuch eines etymologisches Worterbuchs der Türksprachen. Helsinki, 1969.

Stachowski M. Geschichte des Jakutischen Vokalismus. Krakow, 1993.

Doerfer G. Tuerkische und mongolische Elemente im Neupersischen. Wiesbaden, 1963. I; Wiesbaden, 1965. II; Wiesbaden, 1967. III.

СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ

аз. - азербайджанский

баш. - башкирский

булг. - булгарский

диал. - диалектный

др.-тюрк. - древнетюркский

ир. - иранский

кар. - караханидский

мар. - марийский

мар. в. - восточный диалект марийского языка

мар. л. - луговой диалект марийского языка

мар. г. - горный диалект марийского языка

мар. малм. - диалекты округа Малмыж марийского языка

мар. коз. - диалекты округа Козьмодемьянск марийского языка

ПТ - пратюркский

тат. - татарский

тоф. - тофаларский

тув. - тувинский

тур. - турецкий

турк. - туркменский

уйг. - уйгурский

хак. - хакасский

чув. - чувашский

як. - якутский

Permanent link to this publication: