Н. В. Гоголь - один из самых живописных, "красочных" писателей XIX века. Он был первым в русской литературе, кто так умело использовал цвет в изобразительных целях. "Цветовая характеристика" присутствует у него почти обязательно, будь то описание какого-либо персонажа или просто предмета.

Гоголь изменил отношение к цвету, заметил В. В. Набоков, разрушил старые стереотипы и показал, что небо может быть не только голубым, "заря алой, листва зеленой, глаза красавиц черными, тучи серыми и т.д. До появления его и Пушкина русская литература была подслеповатой. Формы, которые она замечала, были лишь очертаниями, подсказанными рассудком; цвета как такового она не видела и лишь пользовалась истертыми комбинациями слепцов-существительных и по-собачьи преданных им эпитетов, которые Европа унаследовала от древних. <...> Только Гоголь (а за ним Лермонтов и Толстой) увидел желтый и лиловый цвета. То, что небо на восходе солнца может быть бледно-зеленым, снег в безоблачный день густо-синим, про-

стр. 13

звучало бы бессмысленной ересью в ушах так называемого писателя-"классика", привыкшего к неизменной, общепринятой цветовой гамме французской литературы XVIII в. <...> Сомневаюсь, чтобы какой-нибудь писатель, тем более в России, раньше замечал такое удивительное явление, как дрожащий узор света и тени на земле под деревьями или цветовые шалости солнца на листве. Описание сада Плюшкина поразило русских читателей почти так же, как Мане - усатых мещан своей эпохи" (Набоков В. В. Лекции по русской литературе. М., 1999. С. 88; далее - только стр.).

Интерес Гоголя к цвету можно отчасти объяснить тем, что у него был нереализованный талант художника, постоянно напоминающий о себе со страниц его произведений.

"...Мир красок Гоголя - орган целого; свет, колорит, цвет и краска суть у Гоголя фоны, из которых выветвлен самый изобразительный стиль..." (Белый А. мастерство Гоголя: Исследование. М., 1996. С. 133, далее - только стр.). Для Гоголя процесс творчества писателя и художника был равноценен, т.е. он мыслил категориями живописи в широком смысле слова, как бы проецируя описываемые им ситуации на холст художника, примеряя, подойдут ли они для сюжета картины. Показательно описание Ноздрева: "Держа в руке чубук и прихлебывая из чашки, он был очень хорош для живописца, не любящего страх господ прилизанных и завитых".

В "Мертвых душах" богатая палитра цветов: от иссиня-черного до розового. Обращает на себя внимание одна особенность поэмы - смена цветовых доминант, уход от контрастных, кричащих красок, стремление к гармонии, цветовому "спокойствию". Если первый том поэмы "расписан" сочными, яркими красками, то во втором пестрота спадает, нарастает цветовая неопределенность.

Вопрос о цветовых предпочтениях писателя и об их эволюции затронут в работе А. Белого "Мастерство Гоголя": "Красочное восприятие Гоголя определяет в нем многое; Гоголь - художник, колорист, пейзажист, жанрист; красочное обличие ярко; виден отбор и контроль; цвета природы, окраска предметов, сочетание пятен в костюмах - все выявляет: и декоратора, и костюмера, и режиссера, не только "писателя"; цвет не отчленим от жизни образа..." (133). А. Белый ведет статистику цветов, используемых гениальным прозаиком. Он отмечает, что "в суммарном спектре доминирующая трехцветка - красное - белое - черное", а "розовое, оранжевое, фиолетовое у Гоголя редки... Разгляд спектра Гоголя по периодам и по группам являет картину исчезновения красного цвета <...>; в первом томе "Мертвых душ" белое занимает первое место; красного нет и в трехцветке; здесь сумма серого с черным почти равна белому..." (137).

Эволюция цвета идет от чистых, несмешанных красок к светотени, к неопределенно-сложным цветам, которые иногда сравниваются не

стр. 14

с цветами спектра, а с предметами; все чаще появляются определения вроде "лишенный цвета", "неопределенного цвета". Например, таково описание кабинета Манилова: "...Стены были выкрашены какой-то голубенькой краской вроде серенькой"; фрак Собакевича был "совершенно медвежьевого цвета"; лес неизменно темнеет "каким-то скучно-синеватым цветом"; дом Собакевича выделяется своей "красной крышей и темно-серыми, или, лучше, дикими стенами"; день приезда Чичикова к Манилову был "не то ясный, не то мрачный, а какого-то светло-серого цвета". Есть и случаи, когда эпитет выражает не цвет, а "цветность вообще": косынка "радужных цветов".

Во втором томе "Мертвых душ" (особенно в пейзажах) главенствующий - зеленый цвет, возрастает роль желтого, серого, коричневого, голубого. Оттеночность перекрывает чистоту красок, затушевывает их: появляются такие цвета, как кофейный, бутылочный, "наваринского дыму с пламенем". Цвета больше становятся фоном, нежели функционируют как составляющие художественных образов.

Изменение стиля позднего Гоголя отмечает Б. Зайцев: "Мало зрительных образов. Тут уж нечем блеснуть. И не до блистания. Некий ровный, серовато-жемчужный налет над его страницами. А строка звучит тонкими, удивительными, гоголевскими - еще не изученными ритмами" (Зайцев Б. Жизнь с Гоголем. Современные записки, Париж, 1935. N 59. С. 284).

Интересно, что во втором томе "Мертвых душ" довольно много золотого цвета, тогда как в первом томе он почти отсутствует: "...Старинная церковь возносила свои пять играющих верхушек. На всех их были золотые прорезные кресты, золотыми прорезными цепями прикрепленные к куполам, так что издали сверкало, как бы на воздухе, ни к чему не прикрепленное, висевшее золото" (Гоголь Н. В. Мертвые души. Поэма. М., 1995. С. 290; далее - только том и стр.); "только вспыхивавшая, подобно искре, золотая церковная маковка давала знать, что это было людное, большое селенье" (2, 291). А. Белый отмечает, что "золото второго тома - не золото сосудов, шлемов, одежд, а золото церковных крестов, подымающих тенденцию православия; "золотой" звон противостоит здесь "красному звону" казацкой славы" (Белый А. Указ. соч. С. 175). Действительно, появление золотого цвета вовсе не случайно: золото церковных крестов впервые в поэме напоминает о Боге и о будущем духовном возрождении Чичикова.

Еще один аспект изучения проблемы цвета в поэме - функции цветообозначения.

Интересен с этой точки зрения образ Павла Ивановича Чичикова: мы знаем о герое, что он - "господин средней руки", "не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтоб стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод". Но не

стр. 15

эти подробности делают его "яркой" личностью, а фрак брусничного цвета с искрой.

Проблеме, почему у Чичикова "сукно брусничных цветов с искрой", отчасти посвящена статья А. К. Югова. Он говорит об историзме Гоголя, о соотношении некоторых его произведений с древнерусскими памятниками: летописями и "Словом о полку Игореве". Хорошее знание истории, считает Югов, Гоголь проявил и в "Мертвых душах": во втором томе поэмы есть эпизод, когда Чичиков заходит в лавку к купцу-суконщику за тканью "с искрой оливковых или бутылочных, приближающихся, так сказать, к бруснике". Он недоволен тем, что предлагает ему купец, и добавляет: "- Хорошо, но все не то <...>. - Ведь я служил на таможне, так мне высшего сорта, какое есть, и притом больше искрасна, не к бутылке, но к бруснике чтобы приближалось" (2, 499 - 500). Оказывается, тот цвет был известен еще в XVII веке. В Смутное время был казнен воевода М. Татищев, но "опись его вещей осталась, среди которых находим и "сукно лундыш бруснично", и "кафтан холодной, сукно кострыж сизов сыскрою" (Временник О-ва истории. 1856. Кн. VII. С. 31).

Кроме описательной функции, цвет выражает авторское мироощущение. Вспомним лес, темнеющий "скучно-синеватым цветом". Это - краска с примесью настроения. Синий для Гоголя - цвет печали; белый - девственная чистота, не отражающая следов времени: "прозрачною белизною" светится лицо дочки губернатора; новая церковь "выбелена, как снег"; белый ствол березы "круглился на воздухе, как правильная мраморная сверкающая колонна".

Цвет - неотъемлемая часть созданных Гоголем образов. Каждый герой расцвечен определенной краской в соответствии с авторской идеей. Это не правило, но тенденция. Внимание на это обратил Ю. Манн (Манн Ю. В. Поэтика Гоголя. Вариации к теме. М., 1996. С. 474, 251; далее - только стр.). Понаблюдаем за этим явлением, рассмотрев некоторые описания помещиков из первого тома "Мертвых душ".

Цвета Манилова - желтый, зеленый, голубой; Ноздрева - контраст черного и белого, ярко-красный; Собакевича - коричневый; Плюшкина - темные тона, истерто-желтый цвет.

Главная черта Манилова - неопределенность. Его писатель причислил к "людям так себе, ни то ни се, ни в городе Богдан ни в селе Селифан, по словам пословицы" (I, 68). Он ведет размеренную, скучную жизнь; хозяйство его внешне содержится в порядке, но на деле это не так; на первый взгляд, Манилов - человек приятный, "но в эту приятность, казалось, чересчур было передано сахару..." (I, 69).

Эти черты у Гоголя выражают цвета: желтый, связанный с обыденностью, - он сопровождается наречием "вечно": например, верхний этаж гостиницы, в которой остановился Чичиков, "был выкра-

стр. 16

шен вечною желтою краской..." (I, 52); голубой - связан с мечтательностью Манилова и его "прожектами": вспомним голубые колонны у "Храма уединенного размышления"; зеленый обозначает запустение, обветшание - об этом говорит ироничное описание водоема, который давно уже никто не чистит: "пруд, покрытый зеленью, что, впрочем, не в диковинку в англицких садах русских помещиков" (I, 67).

Ноздрев обладает непредсказуемым характером - он за одну минуту может менять свое решение. Эта черта отражается в его внешности, где господствует контраст, смешение цветов: "... Вошел чернявый его товарищ, сбросив с головы на стол картуз свой, молодцевато взъерошив рукой свои черные (курсив наш. - И. О. ) густые волосы. Это был среднего роста, очень недурно сложенный молодец с полными румяными щеками, с белыми, как снег, зубами и черными, как смоль, бакенбардами" (I, 107). Красный здесь - цвет жизненной энергии, которой пышет Ноздрев.

Собакевич отличается "неуклюжестью", но вместе с тем силой и монументальностью. Он во всем схож с медведем; об этом говорят не только его неповоротливость, привычка наступать всем на ноги, но и его имя - Михайло Семенович, его фрак - "медвежьего цвета". Именно эта деталь - самая выразительная во внешности Собакевича - мы уже не сомневаемся, что он - "совершенный медведь"!

Плюшкин - воплощение скупости, духовного опустошения. "Тина мелочей" поглотила его жизнь. В главе о нем автор скуп на краски: только зеленое, белое и черное - эти цвета появляются в описании сада помещика: зеленые купола деревьев, местами озаренные солнцем, белые мраморные колонны берез, а между ними - густая темнота.

Итак, можно сказать, что цвет - одна из доминант образа, его неотъемлемая часть, он задает настроение в каждой главе, передает мироощущение автора, его психологию, представление о действительности.

Эволюция цветового спектра в творчестве Гоголя в общем и в "Мертвых душах" в частности наблюдается уже в первом томе поэмы. Ю. Манн пишет о том, что по мере развития сюжета начинают преобладать "темные, мрачные тона", но "происходит это не потому, что последующий герой мертвее, чем предыдущий, а потому, что каждый привносит в общую картину свою долю "пошлости", и общая мера пошлости, "пошлость всего вместе" становится нестерпимой" (Манн Ю. В. Указ. соч. С. 274).

В главе о Манилове еще не слышны трагические ноты; его семейная жизнь, на первый взгляд, удалась, он полон различных замыслов. Его недостатки отмечены "пунктиром" и не сильно бросаются в глаза, тогда как отрицательные черты характера Плюшкина обведены "жирными линиями". Может быть, поэтому он кажется "бездушнее" остальных героев. Мы судим его более строго, так как знаем историю

стр. 17

его жизни, но и сочувствуем ему более других. Сердце писателя кричит от боли при виде духовного оскудения человека: "И до какой ничтожности, мелочности, гадости мог снизойти человек! Мог так измениться! И похоже это на правду? Все похоже на правду, все может статься с человеком" (I, 170).

Эволюция цвета в "Мертвых душах" связана именно с изменением мироощущения Гоголя. Уход от ярких цветов, обращение к светотени, неопределенности цветовых решений говорит о его внутренней духовной сосредоточенности. Его стиль стал более сдержанным, уходит все "эффектное", сразу привлекавшее взгляд. "Совсем в иной мир он внедрен. Самое слово его одухотворяется. В нем нет уже ничего резкого и кричащего, бьющего в глаза краскою или рисунком гротескным. Все теперь внутренно-легче, спиритуальней. Воздух его этой прозы - спокойствие, музыка сдержанная и слегка приглушенная" (Зайцев Б. Указ. соч. С. 284).

Permanent link to this publication: