Постоянным читателям 16-й страницы "Литературной газеты", особенно тем, которые интересуются филологией, наверняка запомнилась опубликованная здесь в одном из номеров за 1984 год "лингвосказка" Л. Петрушевской "Пуськи бятые". Приведем окончание этого во многих отношениях любопытного произведения: "А калуша волит: "Бутявок не стрямкают. От них дудонятся. Бутявки дюбые и зюмо-зюмо некузявые". ...А бутявка за напушкой волит: "Калушата поду- донились! Калушата подудонились! Пуськи бятые. Зюмо-зюмо некузявые"". Как и подобает настоящему литературному произведению, "Пуськи бятые" стали объектом критического разбора: в одном из следующих номеров "Литературная газета" поместила небольшую, так сказать, "пуськиниану". Здесь в пародийной форме давалось несколько вариантов литературно-критического разбора "лингвосказки". Так лишенное, на первый взгляд, смысла, "абсурдное" построение приобрело своеобразную герменевтику, то есть проявило одну из основных особенностей реального, полноценного текста - способность быть интерпретируемым, иными словами, - заключать в себе и передавать информацию.

Кстати, именно в этом "критическом разборе" указана и "лингво-предтеча" героини "лингвосказки" - калуши. Это хорошо известная в лингвистических кругах "глокая куздра" из знаменитой экспериментальной фразы Л.В. Щербы "Глокая куздра штеко будланула бокра и кудрячит бокренка". Действительно, и отдельная фраза Л.В. Щербы, и законченный текст Л. Петрушевской построены по одному принципу: взяты типичные строевые элементы русского языка и при их помощи оформлены пустые в семантическом отношении, то есть лишенные смысла, корневые "псевдоморфемы".

Углубляясь в интереснейшие проблемы, которые "высветляются" этим приемом, позволяющим заглянуть в "святая святых" языкового механизма, можно было бы затронуть такие глобальные вопросы, как, например, соотношение синтаксического и лексического, формального и значимого в языке. Однако сейчас хотелось бы обратить внимание читателей на одно непременное условие, без которого пост-

стр. 36

роенный по описанному выше принципу текст утратит возможность восприниматься как таковой: все используемые строевые элементы должны обладать свойством продуктивности, то есть быть такими, какие "в языке определенной эпохи служат образцом для построения новых слов, форм, синтаксических конструкций и т.д." (Энциклопедический словарь юного филолога. М., 1984. С. 241).

Действительно, "псевдослово" калушата может быть интерпретировано читающим как вполне значимое, "реальное", обладающее определенным смыслом только на фоне широкого распространения в языке слов типа мышата, лягушата и других, включающих в свой состав очень продуктивный словообразовательный суффикс -ат(а) со значением "больше чем одно невзрослое существо". Именно потому, что все использованные в "лингвосказке" строевые элементы очень продуктивны, мы легко опознаем в ней существительные, прилагательные в определенных падежных формах, глаголы, временную отнесенность действия и так далее.

Надо сказать, что принцип использования наиболее продуктивных строевых элементов естественного языка может быть применен не только в экспериментальных построениях, как у Л.В. Щербы, или в "абсурдных" текстах, рассчитанных на заведомо несерьезное, юмористическое их истолкование, как в "лингвосказке" Л. Петрушевской. По этому же принципу построены и различные тайные языки, создаваемые определенными социальными группами и служащие чисто утилитарным целям - обеспечить недоступность передаваемой информации для непосвященных. К числу таких языков относился, например, язык бродячих торговцев - офеней, созданный с целью защиты от возможных покушений на них во время постоянных скитаний по далеко не безопасным дорогам провинциальной России. Вот образчик разговора на этом языке: "- Мас ску дается - устрекою шуры не прикосали бы и не отъюхтили шивару. - Поерчим масы бендюхом, а не меркутью". "Перевод" этого разговора на обычный русский язык выглядит так: "- Я боюсь - как бы нас дорогою не побили воры и не отняли товару. - Так поедем днем, а не ночью".

Разбирая этот отрывок, Л.П. Крысин пишет: "Легко можно заметить, что корни слов "засекречены", а грамматика - обычная, русская" (Энциклопедический словарь юного филолога. М., 1984. С. 30). Действительно, и язык офеней использует только наиболее продуктивные образцы словообразования и словоизменения. Причем даже существующие в речи отклонения от продуктивных моделей сглаживаются, унифицируются. И если в обычном языке единственное и множественное число личного местоимения первого лица образуются от разных основ (я - мы ), то в языке офеней эта непродуктивная модель заменяется на наиболее продуктивную (мас - масы как час - часы

стр. 37

или нос - носы ). Впрочем, можно отметить в приведенном отрывке и отклонения от обычной грамматики. "Неграмматично", в первую очередь, выражение мас скудается в значении я боюсь. В этом случае, надо полагать, употребление местоимения первого лица с глагольной формой третьего лица объясняется стремлением как раз избежать излишней грамматической прозрачности, засекретить, о ком идет речь.

Итак, различные искусственные построения, создаваемые на базе естественного языка в различных целях, стремятся к использованию наиболее продуктивных образцов словообразования, словоизменения, синтаксических конструкций. С какой же продуктивной моделью соотносится в таком случае дважды встречающаяся в "лингвосказке" "Пуськи бятые" форма зюмо-зюмо в выражении зюмо-зюмо некузявые? По всем признакам она должна быть определена как удвоенное наречие степени, причем и в этом случае мы имеем пример супергенерализации реальных языковых моделей. Наиболее распространенное наречие степени в русском языке - наречие очень, и именно для него характерно употребление в повторах ( очень-очень хороший, очень-очень холодно, очень-очень люблю и т.п.). Однако наиболее типичный формальный показатель наречий степени - это не мягкий знак, а суффикс -о: чрезвычайно, чрезмерно, невыразимо, неописуемо и др. Но в повторах эти наречия практически не встречаются. В искусственном тексте использованы и наиболее продуктивная модель образования наречий степени, и часто встречающееся в языке их повторение.

В своей книге "Язык" Э. Сепир писал: "Нет ничего более естественного, чем факт широкого распространения удвоения, иными словами, повторения всего или части корневого элемента. Этот процесс обычно используется с самоочевидным символизмом для обозначения таких понятий, как распределение, множественность, повторность, обычность действия, увеличение в объеме, повышенная интенсивность, длительность" (Э. Сепир. Язык. М., 1934. С. 59). Русский язык в этом отношении не является исключением: удвоение, называемое в специальной литературе редупликацией (от позднелат. reduplicatio -удвоение) или геминацией (от лат. geminatio - удвоение), в нем также весьма распространено. Удваиваться могут разные части речи, но наиболее типичны повторы для наречий и прилагательных.

По своей структуре редуплицированные формы прилагательных и наречий в русском языке могут быть разбиты на три типа. Тип 1 - простое удвоение ( красивый- красивый, темно-темно и т.п.). Тип 2 - удвоение, содержащее форму с суффиксом -ым в первой части ( белым-бело, полным-полно и т.п.); этот тип отличается следующими особенностями: в такого рода построениях используется ограниченное количество прилагательных и наречий; они употребляются только в краткой форме и, следовательно, могут быть только сказуемыми: комната пол-

стр. 38

ным-полна, но не *полным-полная комната ; в них используются только формы женского и среднего рода: ночь была темным-темна, в лесу было белым-бело, но вряд ли *зал был полным-полон (об этом см.: Теория функциональной грамматики. Качественность. Количественность. СПб., 1996. С. 117). Тип 3 - удвоение, содержащее во второй части прилагательное, наречие или причастие, образованное при помощи приставки или суффикса ( ломаный-переломаный, грустный- прегрустный, страшный-расстрашный, строго-настрого, здоров-здоровешенек, жив-живехонек и т.п). Возможны и удвоения с формой на -ым в первой части и уменьшительной формой - во второй ( пьяным-пьянешенек, веселым-веселешенька и т.п.). Встречаются и другие типы удвоений, менее распространенные, например: А ночь темнущая-темная (Д. Фурманов. Чапаев); Правейше- правая рука (Б. Пильняк. О'Кей. Американский роман).

Удвоения с уменьшительными формами во второй части, как неоднократно отмечалось, типичны для устного поэтического творчества, а также для "народной" речи (см., например: Виноградов В.В. Русский язык. М., 1972. С. 207). Можно, очевидно, добавить, что они могут характеризовать также утрированно эмоциональную, сентиментально-"сюсюкающую" речь, прежде всего, похоже, женскую, особенно обращенную к детям. В целом же их использование в современном языке весьма ограниченно. Чаще всего они служат целям стилизации под народно-поэтическую речь.

Как уже упоминалось, в русском языке возможны удвоения наречий степени, но круг их узок. Это, в первую очередь, такие наречия со значением низкой степени, как чуть-чуть, едва-едва, еле-еле, для которых удвоенные формы очень типичны, а форма чуть-чуть даже больше распространена, чем единичное наречие чуть. Достаточно распространено и удвоение наречий очень, совсем. Другие наречия степени практически не удваиваются.

Какова же функция удвоенных форм прилагательных и наречий в современном русском языке? В.П. Берков, например, полагает, что в первую очередь они используются как один из способов выражения интенсивности признака, который может быть назван "редуплицированным интенсивом" (Теория функциональной грамматики. Качественность. Количественность. СПб., 1996. С. 116). В.В. Виноградов писал, что усилительные обороты с повторением формы прилагательного типа тихий-тихий, простой-простой и т.п. синонимичны "с формами прилагательных, выражающих безотносительную предельную степень признака" (Виноградов В.В. Указ. соч. С. 207). Такие формы в специальной литературе называются абсолютным суперлативом или элативом (от лат. elatus - "поднятый, возвышенный").

Элативное значение - это значение предельной степени признака или безотносительно большой меры признака. Оно выражается формами превосходной степени -ейший, - айший в предложениях типа Он умнейший человек; Погода стояла чудеснейшая и т.п., лишенных компонента сравнения. Г.П. Павский об этом писал: "Превосходная степень указывает такое

стр. 39

превосходство вещи, что она по своему преимуществу перед всеми даже не идет в сравнение. Поэтому при сравнительной степени всегда стоит имя той вещи, которая входит в сравнение, а прилагательное имя превосходной степени может стоять отдельно" (Павский Г.П. Филологические наблюдения над составом русского языка. Рассуждение 2. СПб., 1850. С. 142-143). Безотносительное, или элативное, употребление превосходной степени характеризуется повышенной экспрессивностью.

Итак, согласно этой точке зрения, редуплицированные формы и элатив синонимичны и выражают значение высокой степени признака. Следовательно, можно выстроить такой ряд эквивалентных форм: умный-умный человек = умнейший человек = очень умный человек.

Интересные наблюдения над природой редуплицированных форм (синтаксической редупликации) и абсолютного суперлатива (элатива) сделала А. Вежбицкая, анализируя эти явления в итальянском языке в сравнении с английским. По ее мнению, суть синтаксической редупликации не в обозначении высокой степени признака. Называя, например, чьи-то глаза neri neri (черными-черными), говорящий "настаивает на том, что эти глаза были действительно черными - в буквальном смысле черными; что их цвет был не близок к черному, а именно черный, что здесь не подразумевается никакого преувеличения" (Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. М., 1999. С. 235).

Абсолютный суперлатив же, напротив, предполагает эмоциональное преувеличение каких-либо качеств. Об этом же писал О. Есперсен: "При употреблении суперлатива для выражения очень высокой степени вместо высшей бывает естественная склонность преувеличения" (The Philosofy of grammar. 1924. P. 247-248). А. Вежбицкая полагает, что, используя абсолютный суперлатив, говорящий "полностью сознает, что он говорит "чуть больше, чем строго правду".., чтобы выразить свое эмоциональное отношение к состоянию дел, о которых идет речь" (Вежбицкая А. Указ. соч. С. 251).

А. Вежбицкая анализирует материал итальянского языка, однако замечает, что природа абсолютного суперлатива и синтаксической редупликации и в русском языке такая же. Впрочем, по ее мнению, настоящая синтаксическая редупликация в русском языке хоть и существует, но употребляется очень редко (Вежбицкая А. Указ. соч. С. 257). С этим трудно согласиться. В русском языке, как представляется, это явление также распространено достаточно широко.

Итак, с этой точки зрения сочетание очень умный выражает высокую степень признака; редуплицированная форма умный-умный свидетельствует об отсутствии преувеличения, достоверности утверждения; абсолютный суперлатив (элатив) умнейший - об эмоциональном преувеличении реального положения дел. Следовательно, синонимичности между этими тремя формами выражения мысли нет.

стр. 40

Можно полностью согласиться с характеристикой А. Вежбицкой сути абсолютного суперлатива (элатива). Однако суть синтаксической редупликации в русском языке, как кажется, все же несколько иная, чем в итальянском. А. Вежбицкая приводит в своей работе следующие русские примеры: "Но вы не можете же меня считать за девочку, за маленькую-маленькую девочку, после моего письма с такой глупой шуткой!" (Ф. Достоевский); "Я думал он такой ученый, академик, а он вдруг так горячо- горячо. . ." (Ф. Достоевский); "Она, видимо, чего-то стыдилась и, как всегда при этом бывает, быстро- быстро заговорила совсем о постороннем" (Ф. Достоевский). В первом и третьем примере значение удвоенных форм можно описать следующим образом: очень- очень маленькую девочку; очень-очень быстро заговорила. Они выражают интенсивность признака, его эмоционально переживаемую высокую степень, но не стремление говорящего подчеркнуть достоверность, точность выбранного им слова: (?) действительно маленькую, буквально маленькую девочку; (?) действительно быстро, буквально быстро заговорила. Во втором примере использование наречия очень затруднено: (?) так очень-очень горячо. Однако в этом случае уже употреблено слово с интенсифицирующим значением: так. Этот интенсификатор широко распространен в различного рода предложениях со значением высокой степени признака: Здесь так душно; Он так интересно рассказывает и т.п.

Кроме наречия очень (а точнее его удвоенной формы очень-очень), в первом примере можно использовать и удвоенное наречие совсем-совсем: Но вы не можете же меня считать за девочку, за совсем-совсем маленькую девочку. Такая замена возможна во всех случаях, когда мы имеем прилагательное или наречие, обозначающее предельный признак: совсем-совсем низкий, совсем-совсем грязный и т.п.

Можно, очевидно, сделать такой вывод: в русском языке редуплицированные прилагательные и наречия обозначают очень высокую или предельную степень признака, вызывающую у говорящего какие-либо эмоции.

Разные исследователи по-разному трактуют грамматический статус удвоенных форм. Н.Ю. Шведова рассматривает их как синтаксические построения (Шведова Н.Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи. М., 1960. С. 30). Н.М. Шанский говорит о них как о сложных словах, или сближениях, о редуплицированных формах типа синий-синий, давно- давно и т.п. (Шанский Н.М. Очерки по русскому словообразованию. М., 1968. С. 270). На наш взгляд, все же трудно считать редупликацию в русском языке одним из способов словообразования. Все подобного рода построения возникают в определенных синтаксических условиях, и поэтому точка зрения Н.Ю. Шведовой представляется более обоснованной.

Permanent link to this publication: