Стихотворения Вячеслава Иванова "Каникула... Голубизной..." и "Каникула, иль песья бесь..." входят в цикл "Римский дневник 1944 года". По яркости отразившегося в них образа Рима - это очень "римские" стихи, по точности и выразительности запечатленного в них календарного времени - очень "июльские".

О времени написания стихотворений свидетельствует слово Каникула, близкое к усвоенному русским языком "каникулы" (перерыв в занятиях в учебных заведениях на летнее или праздничное время - Толковый словарь русского языка. Под ред. Д.Н. Ушакова. М., 1934. Т. I. С. 1304), здесь слово каникула является русским фонетическим вариантом лат. canicula, уменьшительного от Canis во втором значении - "созвездие Пса" (Латинско-русский словарь. Под общ. ред. С.И. Соболевского. М., 1949. С. 135). Словарь поясняет: "ранний восход этого созвездия, в середине июля, возвещал наступление самой знойной поры" (курсив наш. - А. Г. ) .

В стихотворении "Каникула... Голубизной..." значение жары, зноя развивается в ближайшем к каникула контексте, передающем восприятие горы Монтедженнаро: "Голубизной Гора блаженного Дженнара Не ворожит: сухого жара Замглилась тусклой пеленой". В стихотворении "Каникула, иль песья бесь..." мотивировка Каникула объясняется сразу - песья бесь, буквальный смысл этого латинского слова - "созвездие Пса". Второй компонент этого образа - бесь - мог возникнуть в результате сближения сочетаний "полуденная жара" и "бес полуденный" (см. Пс. 90: "Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме приходящия, от сряща, и беса полуденного "). Во-вторых, здесь употреблено слово зной, с которым семантически согласуется слово воспаленный в составе сочетания град... воспаленный, которое толкуется как "болезненный, сопровождающийся жаром" (Толковый словарь русского языка. Под ред. Ушакова. Т. I. С. 370). В-третьих, значение жары, июльского зноя оказывается связанным в стихотворении с такими образами, как: Эдем природы, ящерица, камни растреснутые, ласковый прибой Волны к отлогому песку, терраса отененная.

Чтобы рассмотреть особенности поэтического мировосприятия и индивидуального стиля Вяч. Иванова, приведем тексты этих стихо-

стр. 24

творений полностью (цит. по изд.: Иванов Вяч. Собр. соч., Брюссель. 1979. Т. III. С. 621-622; далее - только том и стр.).

10

Каникула... Голубизной

Гора блаженного Дженнара

Не ворожит: сухого жара

Замглилась тусклой пеленой,

Сквозит из рощ Челимонтана.

За Каракалловой стеной

Ковчег белеет Латерана

С иглой Тутмеса выписной.

Вблизи - бальбины остов древний.

И кипарисы, как цари, -

Подсолнечники, пустыри:

Глядит окраина деревней,

Кольцом соседского жилья

Пусть на закат простор застроен, -

Все ж из-за кровель и белья

Я видеть купол удостоен.

29 июля.

11

Каникула, иль песья бесь...

Стадами скучились народы:

Не до приволья, не до моды.

А встарь изнеженную спесь

Она гнала в Эдем природы.

Лишь ящерице любо здесь,

В камнях растреснутых и зное.

Да мне. О ласковом прибое

Волны к отлогому песку

Я не мечтаю в уголку

Моей террасы отененной,

На град взирая воспаленный.

29 июля.

Сравниваемые стихотворения не только одинаково начинаются, но имеют сходство в последней строке. Это глагольные формы со значением созерцания или зрительного восприятия (Я видеть купол удостоен и На град взирая воспаленный), они вообще играют существенную роль в поэтическом языке Вяч. Иванова, принадлежащего к на-

стр. 25

турам созерцательного типа, о чем он сам говорит в "Письме к Шарлю дю Босу" (Иванов Вяч. Архивные материалы и исследования. М., 1999. С. 84).

Каким же видит Рим русский поэт, подолгу живший в этом городе в молодости и навсегда обосновавшийся в нем с 1924 года?

В первом из стихотворений образ Рима насыщен топонимическими деталями: от горы блаженного Дженнара - католического священномученика - до купола Святого Петра, главной святыни Рима (см. примеч. к тексту Р.Е. Помирчего в изд.: Иванов Вяч. Стихотворения. Поэмы. Трагедия. СПб., 1995. Кн. 2. С. 354). Между ними располагаются: Челимонтана - римская вилла в живописной местности, Каракаллова стена - руины терм, т.е. общественных бань, построенных при римском императоре Каракалле, Латеран - папский дворец, названный здесь ковчегом, игла Тутмеса - имеется в виду египетский обелиск базилики ван Джованни, Бальбина - древние христианские кладбище и церковь в Риме. Все эти святые и известные места подчеркивают сакральность и царственность Рима. Отсюда и сравнение кипарисов с царями: И кипарисы, как цари, и книжная, высокая окраска слов: Голубизной; Замглиласъ; Ковчег; остов древний; удостоен; иглой Тутмеса выписной.

Однако наряду с этим поэт видит и самое обыденное, прозаичное в жизни царственного города: Подсолнечники, пустыри, окраина, которая Глядит ... деревней; Кольцо соседского жилья; закат, кровли и даже - белье. При этом величие священного города нисколько не умаляется, а обретает бытийную полноту. Стилистически такой образ восприятия Рима подчеркивают имеющие разговорную окраску Вблизи и Все ж.

В стихотворении "Каникула, иль песья бесь..." топонимов совсем нет, если не считать мифологического Эдем. В центре внимания другое. Так, уже во второй и третьей строках образ Стадами скучились народы: Не до приволья, не до моды связан с впечатлениями от присутствия в городе союзных войск из-за еще не закончившейся войны, которая нарушает сложившийся порядок вещей, меняет привычки, обычаи.

Вся вторая строфа стихотворения противополагается первой по ярко выраженной в ней я-субъектности: Лишь ящерице любо здесь, В камнях растреснутых и зное. Но так увидеть сильную жару города через образ, взятый из природного мира, - образ ящерицы, так всмотреться, чтобы почувствовать, что ей здесь любо, может только я-субъект. Присоединительная конструкция Да мне прямо обнаруживает его в тексте. Среди других проявлений я- субъектности в тексте - местоименные формы: Я, моей и глагольная - мечтаю.

Чтобы описать "содержание" лирического "я", необходимо рассмотреть его предикаты и ближайшие смыслы стихотворения. Преди-

стр. 26

катами я-субъекта в этом стихотворении являются: любо (мне) - одно из слов категории состояния и спрягаемая глагольная форма (не) мечтаю. К ним примыкает в силу действия общей тенденцией в поэтическом тексте - к сплошной предикативности - и деепричастие взирая. Ближайшие смыслы представлены группами второстепенных членов предложения, распространяющих эти предикаты. См. любо - где? - здесь, В камнях растреснутых и зное; не мечтаю и (опосредованно) любо - где? - в уголку Моей террасы отененной, На град взирая воспаленный. Главное и в семантике предикатов, и в распространяющих их обстоятельствах и дополнениях связано с полнотой переживаемого лирическим "я" бытия. Замечательным является отождествление (через однородность и общий предикат любо ) я и ящерицы - образ, соединяющий в мифологических представлениях противоположные смыслы воды и огня (см. Дракон в: Мифы народов мира. М., 1987. Т. I. С. 394), соотносительных с прохладой, влагой и сильным зноем.

Интересно в связи со смысловой структурой "я" обратить внимание на синтаксис высказывания: О ласковом прибое Волны к отлогому песку Я не мечтаю в уголку Моей террасы отененной.., - где вначале идут притягательные образы водной стихии, а затем, уже после глагола с отрицанием не мечтаю следуют образы, описывающие реальную обстановку, в которой находится лирический субъект. Смысловое тождество и контраст, полярность - так в целом можно описать поэтику этого текстового фрагмента.

На то, что в стихотворении 1944 года могли отразиться впечатления автора от римских каникул прежних лет, косвенно указывает биограф поэта О.А. Дешарт, вспоминая июль 1928 года. Тогда Вяч. Иванов приехал в Рим из сырой, туманной и необычно темной для Италии Павии после университетских экзаменов (т.е. в каникулярное в буквальном смысле этого слова в русском языке время). Между тем, "насельники, все, кто мог, - покидали "воспаленный город"", - заканчивает Дешарт, цитируя: Лишь ящерице любо здесь, В камнях растреснутых и зное. Да мне (Иванов Вяч. Указ. соч. Т. I. С. 220, 221).

Особенность этого стихотворения - достаточно высокая частотность атрибутивных сочетаний: песья бесъ; изнеженную спесь; камнях растреснутых о ласковом прибое, отлогому песку, террасы отененной, град... воспаленный. Заметно также возрастание, по сравнению с первым стихотворением, лексики, имеющей окраску архаичности или разговорности: песий (устар.), стада (разг.), скучились (разг.), встарь (поэт.), любо (устар.), уголок (уменьш.), бесь, а также фразеологозированные конструкции: Не до приволья, не до моды, присоединительная А встарь, Да мне. Книжную окраску имеют: Каникула, Эдем, а также град взирая воспаленный. И во втором стихотворении отношение поэта к Риму благоговейно- почтительное.

стр. 27

При чтении обоих стихотворений вспоминаются строки из дантов-ского "Рая": Весь этот град, спокойный и блаженный Поли древнею и новою толпою... Взирал, любя, к одной мечте священной... Раз варвары, пришедшие из края... Увидев Рим и как он в блеск убран. Дивились, созерцая величавый Над миром вознесенный Латеран (Алигьери Данте. Божественная Комедия. Часть третья. Рай: Песнь 31. Пер. М. Лозинского. М., "Наука", 1968).

В цикле "Римские сонеты" Вяч. Иванов еще в 1924 году сказал: "Приветствую как свод родного дома. Тебя, скитаний пристань, вечный Рим". Из рассмотренных стихотворений видно, что поэт чувствовал свою органическую укорененность в вечном городе.

Анализ смысловой структуры, композиции и языковой стилистики этих стихотворений Вяч. Иванова может быть дополнен замечаниями об их звуковой организации.

Звуковая ткань обоих стихотворений пронизана повторами: Каникула... Голубизной, Голубизной Гора, Гора... Дженнара, блаженного Дженнара, закат застроен. Ключевыми звукообразами первого текста выступают з, ж и р (см. Голубизной, Гора блаженного Дженара не ворожит, жара Замглиласъ, Сквозит, Каракалловой, Латерана, Вблизи, цари, закат, застроен и др. Во втором тексте обращает на себя внимание контраст двух звукообразов: "влажного" л и энергичного р: ласковом... волны... отлогому... уголку, террасы... град... взирая. Необычно мало здесь характерных для Вяч. Иванова раннего и среднего периодов творчества (см. сб. "Кормчие Звезды", "Позрачность", "Cor Ardens", "Нежная Тайна") звуковых сгущений консонантных групп, труднопроизносимых сочетаний согласных в словах и на стыках слов: замглилась, тусклой, рощ Челимонтана, закат простор, град взирая (ср. анализ ярких в этом отношении примеров в нашей статье "Пушкинские звукообразы в "Медном Всаднике" Вяч. Иванова" // Русская речь. 2001. N 3. С. 14). Принцип звуковой организации этих стихотворений можно определить словами самого Вяч. Иванова о пушкинских звукообразах: "стремление не делать нарочито приметным просвечивающий, но как бы внутрь обращенный узор звуковой ткани" (IV, 343).

Permanent link to this publication: