Преобразования в Прибалтике относились к числу сложных проблем внутренней политики, стоявших перед российским правительством в начале XX века. В публицистике эта проблема получила название "остзейского вопроса", под которым прежде всего понимались взаимоотношения центральной власти и национальной окраины, обладавшей особым статусом в составе государства.

Появление "остзейского", как и возникновение других "инородческих" вопросов - финляндского, польского, мусульманского - относилось ко второй половине XIX в., когда под влиянием польского восстания 1863г. пристальное внимание общества, возбужденное консервативными публицистами, обратилось к процессам, протекавшим в национальных пограничных районах империи. Проведение реформ в России, рост национального движения среди прибалтийских народов выдвинули в центр общественного внимания вопрос о необходимости преобразований и в прибалтийских губерниях. Особую остроту этому вопросу придавала сложная внешнеполитическая обстановка, порожденная объединением Германии.

Юридическим обоснованием особого статуса Прибалтики служил Свод местных узаконений губерний Остзейских, закрепивший специфические черты административного устройства края. Они заключались в том, что функции местного управления принадлежали здесь органам дворянства наряду с правительственными учреждениями. Несмотря на неуклонное с конца XVIII в. расширение компетенции последних, губернатор, являвшийся представителем центральной власти, должен был считаться с привилегиями дворянства (вплоть до начала первой мировой войны) и строить свою служебную деятельность на основе уважения привилегий и прав дворянства. В целом до 1914 г. остзейские губернии управлялись в соответствии с положениями Свода местных узаконений и особо для этих губерний изданных законов (включавшихся в продолжение Свода). Однако в XIX в. наметилась тенденция (на нее указывал, в частности, правовед Б. Э. Нольде) замены местного права общеимперским ¹ , что указывало на процесс постепенного объединения Прибалтики с коренными российскими губерниями.

Социальной опорой особого статуса являлась немногочисленная ² , но наиболее влиятельная в крае национальная группа - прибалтийские немцы, точнее, их высший слой, дворянство, которому принадлежала определяю-

Андреева Наталия Сергеевна - кандидат исторических наук, Санкт-Петербургский Институт истории РАН.

стр. 44

щая роль во внутренней жизни Остзейских губерний. Несмотря на то, что реформы конца 80-х годов XIX в. значительно урезали компетенцию рыцарств (дворянских организаций), изъяв из их ведения судебные дела, полицию, а также руководство сельскими школами, она все же оставалась довольно широкой. Рыцарства продолжали пользоваться важными, как они именовались в публицистике, "политическими правами" - участвовали в управлении лютеранской церковью губерний и империи (ряд ее высших должностей замещался представителями прибалтийского дворянства) и руководили земским делом.

Положение остзейского дворянства являлось для Европы начала XX в. уникальным, поскольку нигде более дворянство не обладало таким объемом сословных привилегий, как в Прибалтике. Уже в XIX в. оно представляло собой служилое дворянство; в Австрии же и Швеции дворянство как общественный слой не исполняло особых сословных или, тем более, государственных функций ³ .

Существенно различался объем сословных прав, принадлежавших прибалтийскому дворянству и дворянству внутренних губерний России. В отличие от последнего, оно пользовалось широким самоуправлением, в частности, не ограничивалась компетенция ландтага - собрания дворян губернии (основного звена самоуправления, за исключением Курляндии, где наиболее важная роль принадлежала приходским собраниям): предметом его совещаний могли быть все без исключения вопросы, касавшиеся дел корпорации и жизни края в целом. Согласно действовавшему законодательству, принятые ландтагом решения по сословным делам не подлежали утверждению со стороны губернских властей и сообщались им только для сведения.

Существование дворянской кассы, пополнявшейся посредством самообложения членов корпорации, и доходы, поступавшие от имений, пожалованных на содержание дворянских чиновников (т. н. имений рыцарства), гарантировали финансовую независимость дворянских организаций. Предоставленное им право непосредственного обращения к местному начальству (фактически законодательной инициативы), министру внутренних дел, а в наиболее важных случаях и к императору обеспечивало остзейскому дворянству широкую автономию в вопросах сословного самоуправления ⁴ .

По своему правовому положению в составе общества прибалтийское дворянство образовывало две группы: к одной, немногочисленной, относились представители т. н. имматрикулированных, или матрикулованных родов, то есть внесенных в матрикулу - дворянскую родословную книгу, каждое из четырех рыцарств - Эстляндское, Лифляндское, Курляндское и Эзельское - имело свою матрикулу, они именовались рыцарством, в отличие от нематрикулированных дворян-ландзассов (называвшихся также земством). В 1863 г. для этой категории были созданы особые родословные книги, отличные от матрикул ⁵ . Рыцарство обладало всей полнотой прав в составе корпорации - должности по дворянскому самоуправлению замещались только из числа его представителей (при условии, что они владели дворянскими вотчинами), за исключением некоторых малозначительных, таких, как должность казначея (ее могли занимать лица всякого состояния), светского члена Генеральной консистории и некоторых других. Матрикулованные дворяне, не владевшие вотчинами, не допускались до участия в самоуправлении - за исключением Курляндии, где в делах корпорации участвовали представители рыцарства, не являвшиеся собственниками вотчин, при условии соответствия их дохода установленному имущественному цензу ⁶ .

Рыцарское имение давало его владельцу, вне зависимости от его сословной принадлежности, право голоса в ландтаге, но только по вопросам о дворянских складках (то есть о взносах в порядке самообложения, часть которых шла на удовлетворение земских нужд). Решение же вопросов внутренней жизни корпорации (выборы дворянских чиновников, внесение в матрикулу, исключение из нее и т. д.) составляло прерогативу матрикулированного дворянства ⁷ .

стр. 45

Существование института матрикуляции дискриминировало представителей дворянства коренных губерний, проживавших в Прибалтике, так как внесение в матрикулу и, соответственно, обретение ими права участия в самоуправлении, зависело от решения ландтага, редко дававшего свое согласие на принятие в состав рыцарства новых членов, в связи с чем матрикулованных русских дворянских фамилий было немного. Полноправным членом корпорации становилось лицо, высочайше пожалованное дворянской вотчиной в одной из Прибалтийских губерний; в этом случае его род сразу же вносился в местную матрикулу и согласия ландтага для этого не требовалось ⁸ . Однако вотчины в Прибалтике жаловались крайне редко. Требование уравнять в правах рыцарство и нематрикулованное дворянство неоднократно высказывалось в публицистике; его справедливость признавалась и правительственными кругами, видевшими в рыцарских привилегиях нарушение прав, законодательно предоставленных российскому дворянству ⁹ . К разработке соответствующих мер правительство приступило лишь в 1915 г., в связи с подготовкой реформы прибалтийских дворянских организаций.

В 1905 г. революция, сопровождавшаяся волной насилия в отношении прибалтийско-немецкого населения Остзейских губерний, стала главным фактором, вынуждавшим правительство ускорить разработку и проведение в крае ряда преобразований. Совет министров, рассмотрев ситуацию в Прибалтике в заседании 26 ноября 1905 г., признал основными причинами социального недовольства там наличие значительного количества безземельных крестьян, сосредоточение руководства земским делом в руках дворянских учреждений, устранение местного населения от участия в церковных делах, существование права патроната, несоответствие интересам народа чуждой ему по языку школы ¹⁰ .

Для скорейшего решения всех этих проблем, которое, как ожидало правительство, в сочетании с репрессивными мерами внесет успокоение в жизнь края, высочайшим указом 28 ноября 1905 г. учреждалась должность временного прибалтийского генерал-губернатора (упраздненная 15 апреля 1909 г.) и при нем совещание для разработки проектов реформ, идея создания которого принадлежала остзейскому дворянству ¹¹ . Генерал-губернатором, по рекомендации С. Ю. Витте, был назначен генерал-лейтенант В. У. Соллогуб, вскоре замененный А. Н. Меллер- Закомельским.

В состав особого совещания при временном прибалтийском генерал-губернаторе вошли представители дворянства, городских дум губернских городов и крестьянства. Более чем за год своей деятельности (12 июня 1906 г. - 29 сентября 1907 г.) совещание разработало проекты реформ земского самоуправления, школьной, крестьянского общественного управления, проект преобразования приходских учреждений евангелическо-лютеранской церкви и предположения по вопросу о земельных отношениях. Как показывают материалы центральных правительственных учреждений, законопроекты и материалы совещания легли в основу дальнейшей работы над реформами для Прибалтийского края, которую Министерство внутренних дел проводило вплоть до февраля 1917 года.

Крайнюю обеспокоенность правительства вызывало усиление интереса к Прибалтике со стороны германских политических кругов, наблюдавшееся в период революционных событий 1905-1907 гг. и после них, а также деятельность лидеров "Немецких обществ" (эти националистические организации, основанные в 1906-1907 гг., имели весьма массовый характер), особенно поиск ими контактов с организациями пангерманистов. Глава такого лифляндского общества ландрат М. фон Сиверс установил прямые контакты с германским Министерством иностранных дел; в 1905-1907гг. Сивере добивался германской интервенции в Прибалтику ¹² . Особенно же настораживало Министерство внутренних дел проводившееся лидерами обществ переселение в Прибалтийские губернии колонистов из Поволжья и Волыни, которые должны были, по мысли организаторов этой акции, восполнить практически полностью отсутствовавший здесь социальный слой - немецкое крестьянство.

стр. 46

В 1908 г. правительство предприняло радикальную попытку ослабить немецкое влияние в Прибалтике и усилить там влияние русское. Переписка П. А. Столыпина с А. Н. Меллер- Закомельским представляется интересным источником, характеризующим правительственную политику в отношении Прибалтийских губерний в этот период. В качестве ее главной задачи рассматривалось достижение полного слияния Остзейских губерний с Россией, под которым поднималась не "денационализация" (то есть ассимиляция) инородческого населения (Столыпин в письме Меллер-Закомельскому от 16 марта 1908 г. подчеркивал, что правительство никогда не стремилось к "денационализации" проживавших в государстве народов), а его "мирное приобщение" к государственной жизни и "возможное сближение с русской общественностью" при условии сохранения религиозных и национальных особенностей ¹³ .

С этой целью предполагалось увеличить численность русского населения путем его переселения из внутренних губерний на казенные земли и комплектовать местную администрацию по национальному принципу:

циркуляром министра внутренних дел от 10 февраля 1908 г. предписывалось назначать на правительственные должности в Прибалтийских губерниях преимущественно русских. Необходимость такого кадрового подбора обусловливалась, по мнению правительства, задачей охраны на окраинах русских государственных интересов, возложенной на органы местной администрации. Все это предполагалось дополнить серией мероприятий, направленных на поддержку экономической деятельности местного русского населения, его политической инициативы, образования (находившегося в крайне неудовлетворительном состоянии). Рассматривалась возможность предоставления одного места в Государственном совете и в Думе для представителей русского населения Прибалтики ¹⁴ . Эти меры имели своей целью прежде всего поддержание русской государственной идеи, которая, как казалось, скрепляла государство ¹⁵ . Окраинная русская диаспора рассматривалась в данном случае лишь как средство для достижения общегосударственных целей; в ее лице правительство стремилось создать прочный фундамент, который обеспечил бы успешное слияние Прибалтики с центром ¹⁶ .

С критикой этих планов выступил Меллер-Закомельский, точка зрения которого отражена в его письме Столыпину от 14 февраля 1908 года. По его мнению, в действительности никакой угрозы государственным интересам в Прибалтике не существовало. Ее колонизация русскими переселенцами не принесла бы желаемых результатов, поскольку, по его словам, "русские не только ополячиваются и онемечиваются, то есть подчиняются лучшей в культурном отношении народности, но даже обурятиваются и оякутиваются в Сибири, то есть подпадают под влияние низшей по культуре расы", преимущественное же перед эстонским и латышским населением наделение их землей еще более обострило бы аграрный вопрос, что было чревато новыми социальными потрясениями и усилило бы прогерманские настроения среди прибалтийских немцев ¹⁷ .

Намеченную программу правительство не реализовало в полном объеме не столько из-за ее огласки ¹⁸ , сколько из-за трудноисполнимости. Это стало очевидным после получения министром внутренних дел затребованных от губернаторов сведений о русском населении края, показавших, что оно не могло оказывать не только определяющего, но какого-либо вообще заметного общественного влияния вследствие своей малочисленности и экономической слабости. Для масштабной колонизации отсутствовали какие-либо условия ¹⁹ . Все эти факторы, а также понимание того, что ни в экономической, ни в политической области русское население не могло конкурировать с немецким, вероятно, и предопределили отход правительства от первоначально намеченной линии. Из предусматривавшихся мероприятий проводилось только переселение крестьянства Прибалтику.

В 1907-1914 гг. правительство сосредоточило свое основное внимание на разрешении аграрного вопроса в Прибалтике и подготовке реформ сельского евангелическо-лютеранского прихода, которая рассматривалась

стр. 47

как начальный этап реорганизации всего строя лютеранской церкви края. Потребность этого преобразования ощущалась весьма остро: беспорядки в церквах, ставших в 1905-1907 гг. ареной революционных демонстраций, убийства пасторов свидетельствовали о падении авторитета лютеранской церкви. Сокращение числа причащавшихся Святых Тайн (особенно серьезное в 1908 г.), отмечавшееся в донесениях местных консисторий, указывало на увеличение числа отпадавших от веры и было фактом несомненно тревожным для духовного ведомства и Министерства внутренних дел, видевших в этой тенденции усиление восприимчивости населения к антирелигиозной революционной пропаганде ²⁰ .

Причины неблагополучной ситуации заключались в недостатках организации религиозной жизни лютеран Прибалтийских губерний; в первую очередь сказывалось несовершенство действовавшего законодательства- Устава евангелическо-лютеранской церкви от 28 декабря 1832 г., который к началу XX в. значительно устарел. В частности, отсутствие в нем строгой регламентации церковных повинностей приводило к недоразумениям и конфликтам между владельцами крестьянской и мызной недвижимости.

Наиболее же болезненной проблемой, вызывавшей со стороны эстонского и латышского населения в течение длительного времени не только глубокое недовольство, но и открытый протест, являлось право патроната. Оно появилось в Прибалтике в конце XII - начале XIII в. и представляло собой совокупность прав и обязанностей определенного лица (владельца вотчины или, в казенных патронатах- казны) по отношению к церкви, наиболее важным из которых являлось так называемое право представления, то есть право предлагать высшей духовной власти кандидата на замещение места проповедника ²¹ . Поскольку консистории никогда не отказывали в утверждении предложенных таким образом кандидатур, то в общественном мнении право патроната воспринималось как право помещика-барона назначать пастора.

Уже к середине XIX в. существование патроната порождало множество проблем и питало межнациональную рознь. Основной протест прихожан был направлен против права представления, в котором они видели нарушение основополагающих догматов лютеранской церкви и умаление собственных прав. Прихожане содержали церковь и духовенство наряду с патронами и поэтому требовали равного участия в делах церкви. Иногда это недовольство проявлялось в утверждениях о том, что лютеранская церковь вообще и патронат в частности служат средством онемечивания латышей и эстонцев. Распространенным было также мнение о призвании патронами пасторов исключительно из немцев (или же сильно онемеченных), а потому представителю местных народностей получить место проповедника было якобы затруднительно.

Учитывая негативные результаты существования патроната. Министерство внутренних дел рассматривало вопрос об его упразднении уже в декабре 1881 года. Но в 1885г. дело было оставлено без последствий в связи с несогласием Генеральной консистории на эту меру. В феврале 1905г. министерство вновь подняло вопрос о праве патроната и началась секретная разработка его отмены, объединенная с разработкой реформы приходских учреждений. За ликвидацию патроната и передачу выбора проповедника приходу высказалось в декабре 1905 г. эстляндское и в апреле 1906г. лифляндское дворянство, обусловив свое согласие на эту меру обеспечением гарантий действительной беспристрастности и свободы волеизъявления прихожан ²² . Курляндское же дворянство, считавшее, что патронат в Курляндии существовал на иных условиях, заключавшихся в несении местными патронами больших расходов по содержанию церкви, чем несло остальное население, возражало против упразднения патроната.

Департамент духовных дел иностранных исповеданий по данному вопросу исходил из задачи ослабления влияния прибалтийского дворянства в церковных делах, как противоречившего государственным интересам. В записке вице-директора департамента Н. И. Павлова отмечалось, что

стр. 48

патронат делал духовенство материально зависимым от дворянства и тем самым превращал его в орудие для удовлетворения сепаратистских тенденций рыцарства: пасторы, назначенные патронами, нередко играли роль политических антиправительственных агитаторов, в частности, при проведении в крае различных реформ. Внимание департамента привлек и тот факт, что большинство частных патронатов существовало без юридического основания: согласно Уставу 1832 г., право патроната приобреталось только с высочайшего утверждения, но, по данным лифляндского губернатора, в конце 30-х годов XIX в. в Лифляндии существовал 41 казенный патронат, в 1887г. их было уже 22, а остальные 19 стали частными, при этом он так и не смог найти ни одного указа с 1837 по 1887г. о передаче этого права кому-либо. Материалы, имевшиеся в распоряжении департамента, в большинстве случаев свидетельствовали о незаконности присвоения владельцами права патроната. По данным Министерства внутренних дел на 1885 г., в трех прибалтийских консисториальных округах существовало 439 лютеранских приходов, из них лишь в 32 лифляндских и 15 эзельских приходах право избрания проповедника принадлежало прихожанам ²³ .

Первая редакция проекта реформы сельского лютеранского прихода была подготовлена Департаментом духовных дел иностранных исповеданий в течение зимы 1907-1908 годов. В отличие от проекта, разработанного особым совещанием при временном прибалтийском генерал-губернаторе, первая редакция департаментского проекта сохраняла право патроната, но ликвидировала право патронов избирать проповедников, чем, в сущности, весь смысл его дальнейшего существования для самих патронов сводился на нет. Избрание проповедника переходило к церковному совету, состоявшему из церковных старшин. В выборах последних участвовали представители различных категорий приходского населения, распределявшиеся, в соответствии с сословие- имущественным принципом, положенным в основу новой организации прихода, по трем избирательным собраниям: крупные и средние землевладельцы, арендаторы и безземельные, уплачивавшие добровольные взносы (не менее одного рубля в год в течение шести лет) ²⁴ . От насения повинностей в пользу лютеранского духовенства освобождались казенные имущества (правом на пособие от казны обладала только православная церковь) и частные, принадлежавшие лицам иных исповеданий ²⁵ .

Одобренный Советом министров законопроект "Об упорядочении способов отбывания повинностей в пользу духовенства евангелическо-лю-теранской церкви, о преобразовании церковно-приходских учреждений и об изменении порядка избрания пасторов в Лифляндской и Эстляндской губерниях" 7 декабря 1911 г. был внесен в Думу. Однако рассмотрение этого законопроекта затянулось: думская Комиссия по вероисповедным вопросам приступила к обсуждению законопроекта только 30 марта 1913 г., в ноябре его одобрила Финансовая комиссия. Представленный затем на рассмотрение общего собрания Думы, законопроект вскоре был снят с очереди, а в декабре 1915 г. отозван Министерством внутренних дел для переработки на новых основаниях, в связи с изменением ситуации в Прибалтике.

Пытаясь смягчить остроту аграрного вопроса в Прибалтийских губерниях, правительство в рассматриваемый период приняло ряд мер, затрагивавших дворянское землевладение, в частности, такие два его вида, как родовые фидеикомиссы и имения рыцарств.

К числу сложных проблем, требовавших разрешения, относился вопрос о поземельном устройстве крестьян, арендовавших участки из состава имений, которые принадлежали дворянским обществам. Законы 10 марта 1869г. "Об административном и поземельном устройстве крестьян казенных имений в губерниях Лифляндской, Эстляндской и Курляндской" и 12 июня 1886 г. "О преобразовании оброчной подати бывших государственных крестьян в выкупные платежи" оставили ситуацию без изменений. Указом 3 марта 1886 г. министру земледелия и государственных

стр. 49

имуществ предписывалось представить в Государственный совет соображения о применении правил 10 марта 1869г. к крестьянам рыцарских имений ²⁶ . Однако решению этой проблемы препятствовала позиция дворянства, расходившегося с правительством во взглядах на всю совокупность прав корпорации в отношении имений рыцарства. Оно считало, что предоставленное дворянским организациям право вечного владения имениями равнозначно полной собственности, в связи с чем, по мнению дворянства, к ним не могли быть применимы правила об устройстве быта государственных крестьян ²⁷ . Вопрос осложнялся еще и тем, что к концу 80-х годов XIX в. лифлянское дворянство уже продало часть крестьянских участков без всякого разрешения со стороны правительства, курляндское же дворянство, получив таковое в 1867 г., с 1871 по 1882 г. продало все крестьянские земли ²⁸ .

Выяснением вопроса о правах рыцарств на эти имения при Государственном совете занималось особое совещание под председательством сенатора Н. Н. Герарда, действовавшее с 8 марта 1900 по 21 марта 1901 года. Оно пришло к заключению, что вопрос о поземельном устройстве крестьян следовало рассматривать вне зависимости от принадлежности имений, а основой для его разработки должны были стать правила 10 марта 1869 г. об устройстве государственных крестьян, причем оговаривалось предоставление участков в собственность крестьян на правах обязательного выкупа с установлением выкупной цены не по соглашению между вотчинником и дворохозяевами, а законодательным порядком ²⁹ .

В соответствии с этими принципами в 1904 г. Министерство внутренних дел разработало и представило в Государственный совет проект правил. Обязательному выкупу подлежали участки повинностной и арендной земли имений рыцарства, а также часть отрезных земель (называвшихся "квотны-ми" в Лифляндской губернии и "шестидольными" в Эстляндской) ³⁰ ; операция совершалась при участии казны ³¹ . Предусматривалась ликвидация вотчинных прав дворянских обществ на выкупленные участки (по местному законодательству, прежде собственники частных имений сохраняли за собой, при определенных условиях, право совозмездного, то есть с возмещением стоимости, отчуждения или присоединения проданных крестьянам земель и право охоты) ³² . Это должно было гарантировать сохранение участков в руках крестьян; той же цели служило ограничение круга возможных покупателей участков исключительно лицами крестьянского сословия. В проекте признавалось желательным также прекращение (по завершении землеустройства) всех обязательных отношений между дворянскими организациями и крестьянами ³³ .

После 1906 г., по новым Основным законам, законопроект должен был пройти через Государственную думу. Он был внесен в Думу в марте 1909 г. за подписью товарища министра внутренних дел А. И. Лыкошина и одобрен ею 2 мая 1912 г. с небольшими дополнениями. Закон "О выкупе крестьянской повинностной и арендной земли в имениях, высочайше пожалованных дворянским обществам Прибалтийских губерний", вступил в силу 6 июня 1912 года ³⁴ . Не менее важной проблемой, нуждавшейся в разрешении, являлось поземельное устройство крестьян - арендаторов участков дворянских фидеикомиссов ³⁵ , которому препятствовал законодательный запрет отчуждать части такого имения ³⁶ . Продажа крестьянских участков фидеикомиссов допускалась, но только с высочайшего соизволения. Несколько иная в этом отношении ситуация существовала в Курляндии, где действовали правила 27 мая 1870 г., допускавшие отчуждение крестьянских арендных земель с разрешения дворянского комитета (одного из высших органов дворянского самоуправления). Мотивом, побудившим правительство издать указанные правила, было отсутствие обязанности владельцев частных имений данной губернии предоставить при освобождении крестьян часть земли им в аренду.

Инициатором пересмотра действовавшего в этом отношении в Прибалтике законодательства выступил эстляндский дворянский комитет, который в 1905 г. представил в Министерство внутренних дел проект правил об

стр. 50

отчуждении и сдаче в долгосрочную аренду земельных участков фидеикомиссов Эстляндской губернии. После обнародования положений Совета министров 21 октября 1906 г. о разрешении владельцам заповедных, майоратных, ленных и подуховных имений отчуждать участки из их состава крестьянам эстляндский предводитель дворянства Э. Н. Деллинсгаузен обратился к министру юстиции с докладной запиской, настаивая на незамедлительном внесении проекта дворянского комитета в Совет министров ³⁷ . Вслед за этим правительство приступило к разработке законопроекта, представленного 13 октября 1910 г. на рассмотрение Думы, который был одобрен ею 28 апреля 1912 года. Его основу составили правила 27 мая 1870г., допускавшие, с согласия местных дворянских учреждений, покупку не только крестьянских, но и квотных и шестидольных земель. Этот порядок предполагалось распространить, помимо родовых, еще и на другие формы фидеикомиссных имений, к которым принадлежали не только дворянские вотчины (в Прибалтике, например, существовали также и крестьянские фидеикомиссы). Покупать земельные участки из состава дворянских фидеикомиссов разрешалось только крестьянам и Крестьянскому поземельному банку. Суммы, вырученные от продажи земель из их состава, могли употребляться на покупку других земских имений, к которым переходило свойство родового фидеикомисса, на приобретение правительственных или гарантированных правительством ценных бумаг, закладных листов дворянских кредитных обществ, на погашение лежавшей на данных имениях вступной цены (налог, уплачиваемый при вступлении в права наследования) или обеспеченных ею долгов ³⁸ . Закон "О разрешении владельцам фидеикомиссных земских имений в губерниях прибалтийских отчуждать входящие в состав сих имений крестьянские земельные участки, а также земли квотные и шестидольные" вступил в силу 25 июня 1912 года.

В 1910-1916 гг. правительство также работало и над разрешением проблемы отрезных земель. Позицию Министерства внутренних дел отражала записка "По вопросу о квотных и шестидольных землях в губерниях Лифляндской и Эстляндской". Как отмечалось в ней, вопрос был поднят во второй половине 80-х годов XIX в. прибалтийскими губернаторами, встретившимися с серьезными затруднениями при разрешении дел по жалобам на неправильное присоединение отрезных земель к мызным землям ³⁹ . Во всеподданнейшем докладе министра внутренних дел И. Н. Дурново от 17 февраля 1893 г., завершившем предварительное рассмотрение вопроса, указывалось, что, по мысли законодателя, назначение отрезных земель состояло в устройстве быта батраков. В связи с этим отрезные земли предлагалось перевести в разряд крестьянских ⁴⁰ и образовать на них мелкие участки для сдачи в аренду и продажи безземельным крестьянам ⁴¹ . По докладу министра внутренних дел последовал указ 18 февраля 1893г. подготовить законопроект об обращении отрезных земель к их законному назначению (то есть о переводе их в разряд крестьянских). Кроме того, временно, до разрешения вопроса, прекращалось производство по делам о неправильных присоединениях и приостанавливалась продажа участков из состава отрезных земель, за исключением тех случаев, когда покупателями являлись лица крестьянского сословия, не являвшиеся ни собственниками, ни арендаторами крестьянских участков ⁴² .

Правительство и дворянство придерживались различных взглядов по вопросу о "назначении" отрезных земель. Хотя точка зрения Министерства внутренних дел на цель отрезки и основывалась на анализе законодательства и сопутствовавших ему актов, она была далеко не бесспорной: положения о крестьянах 1849, 1859 и 1860 гг. не содержали никаких конкретных указаний на назначение квотных и шестидольных земель; Положение о крестьянах Эстландской губернии 1856 г. и Правила о поземельном устройстве крестьян острова Эзель 1865 г. определяли назначение этих земель крайне расплывчато. Для выяснения вопроса об "обращении" отрезных земель в 1910 г. при Министерстве внутренних дел было образовано межведомственное совещание под председательством Лыкошина. По мнению большинства его членов, о "назначении" этой категории земель свидетельствовало

стр. 51

утвержденное 13 ноября 1860 г. вместе с Положением о лифляндских крестьянах мнение Государственного совета. В нем содержалось указание прибалтийскому генерал- губернатору обратить внимание лифляндского дворянства на меры Министерства государственных имуществ по обеспечению сельскохозяйственных рабочих участками в имениях казны; при этом предлагалось употребить в течение пятилетнего срока отрезные земли для устройства батраков в помещичьих имениях. Дворянство на это возражало, что юридической силой обладал один только текст закона, а не мнения, сопровождавшие его принятие и в самом законодательстве не содержалось никаких конкретных указаний об обеспечении безземельного населения, наоборот, отрезные земли предоставлялись им в полное распоряжение помещиков ⁴³ .

Большинство членов Совещания присоединилось к точке зрения Министерства внутренних дел о необходимости перевести квотные и шестидольные земли, как находившиеся в аренде у крестьян (так называемая свободная квота), так и использовавшиеся помещиками (несвободная квота), в разряд крестьянской, причем первую ее категорию - безусловно, а вторую - с предоставлением права обмена на мызную землю. Это предложение членов Совещания поддержало Министерство юстиции.

Законопроект поступил на рассмотрение Совета министров 15 декабря 1912 г.; в главных своих положениях он основывался на заключении большинства членов Особого межведомственного совещания (перевод квотных и шестидольных земель в разряд крестьянских, допущение обмена на мызные земли той их части, которая эксплуатировалась помещиками в собственных экономических интересах, ограничение круга покупателей или арендаторов исключительно безземельными крестьянами) ⁴⁴ . Проведение такой реформы существенно расширило бы фонд крестьянских земель:

согласно данным Министерства внутренних дел, "свободных" отрезных земель в Лифляндской, Эстляндской губерниях и на о. Эзель имелось 183394 дес., "несвободных" - 61325 дес. (из них слившихся с мызными землями - 24 772 дес.) ⁴⁵ .

Однако Совет министров в заседании 3 января 1913 г. отклонил законопроект, потребовав от Министерства внутренних дел согласовать его с министром юстиции и государственным секретарем, после чего представить на отзыв предводителю лифляндского дворянства. Все эти инстанции дали негативную оценку законопроекту. Предводители эстляндского (Деллинсгаузен) и лифлянского (А. А. Пилар фон Пильхау) дворянства усмотрели в обращении отрезных земель в разряд крестьянских нарушение принципа неприкосновенности частной собственности; министр юстиции в заключении от 26 марта 1913г. указывал, что отделение "несвободных" отрезных земель подорвало бы хозяйство помещика, и предлагал изъять данную категорию земель из сферы применения закона ⁴⁶ . Той же точки зрения придерживались эстляндский и лифляндский губернаторы.

В итоге проект подвергся переработке: обращению в разряд крестьянских подлежали только участки квотных и шестидольных земель, сдававшиеся в аренду, причем исключались те из них, на которых находились различные промышленные и иные хозяйственные предприятия, принадлежавшие помещикам. 31 мая 1913 г. министр внутренних дел Н. А. Маклаков представил вторую редакцию законопроекта в Совет министров. Не удовлетворившись достигнутой уступкой, дворянство еще оттянуло слушание законопроекта, воспользовавшись разрешением, данным Пилар фон Пильхау, представить записку по рассматривавшемуся вопросу; он представил ее 30 июля 1913 года. Пилар высказался против обращения арендных квотных земель Лифляндской губернии в категорию крестьянских и настаивал на сохранении всех без исключения арендных земель в неограниченном распоряжении собственников. Квотный же вопрос, по его мнению, следовало решить отменой указа 18 февраля 1893 года ⁴⁷ . Однако основная цель записки, заключавшаяся в том, чтобы, не допустив одобрения законопроекта Советом министров, окончательно разрешить проблему в интересах прибалтийского дворянства, достигнута не была.

стр. 52

5 февраля 1914 г. Министерство внутренних дел представило в Совет министров третью редакцию проекта. Как указывалось в приложенной записке, министерство максимально учло интересы помещиков: чтобы не вносить расстройства в помещичье хозяйство, участки "несвободных" квотных и шестидольных земель изымались из сферы действия закона. Однако решение вопроса исключительно в интересах дворянства, как подчеркивало Министерство внутренних дел, противоречило бы взгляду правительства на назначение отрезных земель. Чтобы не осложнить проведение реформы, в новой редакции были опущены положения, касающиеся Эстляндии, где не вполне разграничивались крестьянские и мызные, а также крестьянские и шестидольные земли. В 1911 г. Эстляндский ландтаг высказался за упорядочение всего аграрного устройства губернии до разрешения вопроса об отрезных землях. Министерство внутренних дел присоединилось к этому мнению ⁴⁸ . Одобренный Советом министров, законопроект был внесен в Думу 20 марта 1914 года. Два года спустя министерство отозвало его, и проблема отрезных земель так и не получила разрешения ⁴⁹ .

Таким образом, результаты правительственной политики в отношении Прибалтики в 1907-1914 гг. оказались значительно скромнее первоначальных ее целей. Из всех разрабатывавшихся в этот период преобразований в силу вступили только два закона- 6 и 25 июня 1912 года. Хотя они и создавали некоторые условия для расширения фонда крестьянских земель, однако кардинально проблему крестьянского малоземелья не решали. В то же время остался нерешенным вопрос о церковных и отрезных землях; приходская реформа также не была реализована. К разработке земской реформы Министерство внутренних дел вовсе не приступило.

Начало первой мировой войны вынудило правительство ускорить подготовку реформ для Прибалтики, а также способствовало радикализации его подхода к разрешению "прибалтийско-немецкого" вопроса.

Несмотря на поддержку правительственного внешнеполитического курса, заявленную с думской трибуны представителями прибалтийских немцев ⁵⁰ , они с первых же дней войны стали объектом подозрений в нелояльности, симпатиях к врагу и шпионаже. Подобные настроения подогревались консервативной и правой прессой (прежде всего "Новым временем" и "Вечерним временем"), развернувшей широкую антинемецкую кампанию. Защита российских немцев как национальной группы со стороны кадетской прессы большого успеха не имела, а попытки петербургских немецких газет "Sankt-Petersburger Zeitung" и "Petrograder Herold" доказать ложность обвинения, отстоять их человеческое и национальное достоинство, вызывали новые яростные нападки со стороны националистической прессы. Ее поведение усилило рост шовинистических настроений в обществе. Отчасти под влиянием антинемецкой кампании, в Прибалтике крайне обострились межнациональные отношения.

В июле 1914 г. курляндский губернатор С. Д. Набоков (брат известного лидера кадетов В. Д. Набокова) сообщал министру внутренних дел о проводимой в крае антинемецкой агитации с призывами к латышам расправиться с немцами в отместку за карательные экспедиции 1905-1907 годов. На неспокойное настроение латышей лифляндскому губернатору указывал верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич. Для предотвращения возможных эксцессов Набоков 23 июля 1914г. обнародовал уведомление о преступности действий, направленных против немецкой части населения губернии. Были приняты меры в отношении местных периодических изданий, публикации которых накаляли обстановку ⁵¹ . В результате своевременных шагов, предпринятых администрацией, насильственных действий в отношении прибалтийско-немецкого населения удалось избежать.

По фактам о якобы изменнической деятельности прибалтийских немцев, сообщавшимся в печати и депутатами Думы С. П. Мансыревым, Я. Ю. Гольдманом и И. Раамотом в докладных записках министру внутренних дел и председателю Совета министров, а также частными лицами, проводились расследования чинами Отдельного корпуса жандармов в августе

стр. 53

1914 года. Полученные результаты опровергли выдвинутые против остзейских немцев обвинения, и товарищ министра внутренних дел В. Ф. Джунковский, предпринявший инспекционную поездку по Прибалтике 3-4 сентября 1914 г., подтвердил выводы расследования. По сообщениям местной администрации, компрометация немецкого населения носила характер организованной кампании. Возможность урегулирования ситуации в крае, как отмечал организованной кампании. Возможность урегулирования ситуации в крае, как отмечал в своем докладе министру внутренних дел Джунковский, заключалась в проведении земской и церковной реформ. На необходимость безотлагательной реализации этих и других мер, которые влекли за собой ограничение привилегий прибалтийского дворянства, указывал и П. Г. Курлов в отчете об исполнении им с 24 ноября 1914г. по 3 августа 1915г. обязанностей особоуполномоченного по гражданскому управлению Лифляндской, Курляндской и Эстляндской губерниями ⁵² .

Принятые правительством, по сути, дискриминационные меры, такие как воспрещение употребления немецкого языка в общественных местах и в качестве языка преподавания (начиная с 1916/1917 учебного года), закрытие немецких газет, обществ и учебных заведений при них, ликвидация всех организаций, объединявших лиц немецкой национальности (по подозрению в пропаганде ими идеи пангерманизма и в связях с "Всенемецким союзом"), сопровождались попытками погасить антинемецкие настроения в обществе. Этот подход определялся позицией Министра внутренних дел Маклакова, считавшего травлю немцев безосновательной и недопустимой. Для ее пресечения Маклаков лично сделал замечания редакторам газет "Новое время" и "Вечернее время" по поводу нападок на прибалтийское дворянство; его циркуляром от 28 ноября 1914 г. губернаторам предписывалось принять все меры к пресечению доносов, которые в районах близких к театру боевых действий превратились в разновидность стихийного бедствия. Обвинения, содержавшиеся в них, по большей части при проверке не подтверждались; Курлов, лично проводивший расследования, отмечал в своих воспоминаниях, что обыкновенно из ста подобных дел лишь одно давало основания к подозрению ⁵³ . В связи с этим 25 февраля 1915 г. он издал приказ, запрещавший местным властям рассматривать анонимные доносы; за сообщение ложных сведений устанавливалась уголовная ответственность ⁵⁴ .

Изменение правительственной линии, принесшее с собой новый виток антинемецкой кампании, произошло с назначением управляющим, а с октября 1915г. - министром внутренних дел А. Н. Хвостова. Именно он стал главной фигурой и вдохновителем "борьбы с немецким засильем" в экономической и общественной жизни. Появившийся 2 февраля 1915г. закон о ликвидации землевладения и землепользования австрийских и германских подданных был дополнен 13 декабря 1915г. законом, аннулировавшим земельную собственность немецких колонистов. Основу политики в отношении Прибалтики составил курс на ликвидацию обособленности края. С этой целью предусматривалось проведение комплекса мероприятий законодательного характера, направленных на полную унификацию строя Остзейских губерний с внутренними, для чего предполагалось пересмотреть действовавшую систему административного управления ими (безуспешная попытка решить данную проблему была предпринята в январе - феврале 1916 г., а после отставки Хвостова этот вопрос больше не поднимался).

С вторжением германских войск в Курляндскую губернию обстановка в Прибалтике резко обострилась, начались высылки из района боевых действий этапным порядком в Сибирь или во внутренние губернии представителей дворянства и лютеранского духовенства, нередко даже без объяснения причин и весьма часто на основании ложных доносов ⁵⁵ .

Однако репрессивные действия военных властей в отношении прибалтийско-немецкого населения все же отчасти имели под собой реальные основания. Враждебную России политическую деятельность вел ряд находившихся в Германии эмигрантов-остзейцев - профессор истории Т. Шиманн, писатель и философ П. Рорбах, теолог А. фон Гарнак, медиевист

стр. 54

И. Галлер, теолог Р. Зееберг. Наиболее видной фигурой среди них был Шиманн - доверенное лицо и информатор Вильгельма II, являвшийся также консультантом Министерства иностранных дел Германии по российской политике: начиная с 1890-х годов он был посвящен в секретную дипломатическую переписку, имевшую отношение к России, а в 1909-1914 гг., по сути, был вовлечен в разведывательную деятельность как переводчик секретных документов, поступавших от другого остзейца - Б. Зиберта, второго секретаря Российского посольства в Лондоне, об измене которого тогда не было известно. Шиманн не раз выступал в качестве посредника между остзейскими политическими деятелями Прибалтики и германскими правящими кругами: через него непосредственно к Вильгельму II, а затем - в германское Министерство иностранных дел попадали записки политического характера, составленные в Прибалтийских губерниях. Личным доверием Вильгельма II пользовался и Гарнак. Из других прибалтийских политиков-эмигрантов следует выделить Рорбаха - одного из самых авторитетных независимых публицистов, автора книги "Немецкая идея в мире" (1912 г.) о влиянии Германии на мировую политику ⁵⁶ .

По своим взглядам прибалтийско-немецкая политическая эмиграция не являлась однородной средой: в ней были представлены различные направления от консервативного до умеренно либерального. Но в тоже время, по верному наблюдению американского исследователя Д. М. Хаара, от других германских публицистов балтов отличала русофобия, не зависевшая от их политических взглядов, которая нередко соединялась с антисемитизмом ⁵⁷ . К числу наиболее известных германских антисемитов принадлежал остзеец Р. Зееберг, той же тенденцией характеризовалась публицистика его земляка А. Фолька.

В целом, эта группа эмигрантов оказала большое воздействие на немецкое общественное мнение и сыграла значительную роль в идеологической подготовке первой мировой войны. Как отмечал в одном из своих писем в 1915 г. немецкий историк России О. Хетч, прибалтийские немцы на протяжении почти тридцати лет определяли взгляд германского общества на Россию: 9/10 всех изданных в Германии книг о России были написаны ими, они также являлись российскими корреспондентами германских газет ⁵⁸ . Прибалтийско- немецкая политическая эмиграция привнесла в германскую публицистику и привила широким слоям немецкого общества основные элементы своей идеологии, характеризовавшейся ярко выраженной антирусской направленностью: ненавистью к русскому человеку, к русской культуре и государству. Шиманн и Рорбах в своих публицистических произведениях обосновали и развили теорию "декомпозиции" (расчленения, или разрушения) России путем содействия национальным движениям на окраинах империи) ⁵⁹ .

Как показывают документы Политического архива Министерства иностранных дел ФРГ, ряд представителей прибалтийско-немецкой диаспоры участвовал в секретной агентурной деятельности Министерства иностранных дел Германии периода первой мировой войны. Это бароны Ф. фон дер Ропп и Б. фон Икскюль. Рорбах возглавлял отдел прессы, существовавший при Центральном отделе зарубежной службы Министерства иностранных дел. С 1915г. там же начал свою работу С. Бредрих (активный участник акции "Немецких обществ" по переселению немецких колонистов в Прибалтику). Российское Министерство внутренних дел и военное ведомство были осведомлены об этой деятельности эмиграции.

Разработка проектов преобразований для Прибалтики продолжалась и в период первой мировой войны. В июне 1916 г. Департамент духовных дел иностранных исповеданий установил окончательную редакцию проекта церковной реформы. Общая схема приходской организации сохранялась такой же, как в проекте 1911 г. (она включала общее собрание прихожан, церковный совет как распорядительный орган и церковное попечительство - как исполнительный), но в остальном первая и вторая редакции существенно различались. По новой редакции, действие реформы распространялось на все три Прибалтийские губернии, включая Курляндию;

стр. 55

ликвидировалось право патроната и куриальная система выборов старшин, в качестве основного принципа реформы провозглашалось предоставление равных прав всем прихожанам, участвовавшим в материальном обеспечении церкви (однако батраков это уравнение не коснулось). В церковных советах допускалось употребление местных языков, что вызывалось отчасти практическими соображениями: знание русского языка в сельских местностях Прибалтийского края было крайне слабым. Но делался обязательным перевод протоколов заседаний на русский. Проектом также предусматривалась ликвидация всех церковных повинностей. По решению Совета министров 9 сентября 1916 г. законопроект был передан на заключение Министерства юстиции ⁶⁰ . При нем было образовано межведомственное совещание во главе с товарищем министра юстиции А. Н. Веревкиным для рассмотрения проекта, заседавшее лишь один раз - 18 февраля 1917 года.

Реформу сельского прихода предполагалось дополнить реформированием городских и смешанных (с городским и сельским населением) приходов, а так же реорганизацией управления евангелическо-лютеранской церкви. Основная задача намеченного преобразования высших учреждений лютеранской церкви состояла в ликвидации определяющего влияния немцев вообще и прибалтийского дворянства в частности, в духовных делах лютеран. Подготовку этих преобразований прервала Февральская революция ⁶¹ .

Цели "дегерманизации" духовной жизни лютеран Российской империи преследовал также и внесенный 29 марта 1916г. в Думу законопроект "О языке переписки, делопроизводства, суждений и протоколов заседаний протестантских духовных учреждений и лиц и о пересмотре некоторых статей закона, связанных с этим вопросом" (данный вопрос уже поднимался правительством в 1911-1912 гг.). Проектом допускалось употребление родного для большинства населения языка в приходских учреждениях, а с разрешения министра внутренних дел оно могло быть допущено также в заседаниях синодов при чтении богословских рефератов и докладов; немецкая терминология из "Устава иностранных исповеданий", подлежала полному исключению, отменялась обязательность богослужения на немецком языке в сельских приходах Прибалтийских губерний - даже при значительном числе прихожан-немцев ⁶² . Однако этот законопроект остался не рассмотренным вероисповедной комиссией Думы.

Реформа сословных учреждений прибалтийско-немецкого дворянства (в глазах правительства - основной оплот оппозиции и сепаратизма), к подготовке которой Министерство внутренних дел приступило в марте 1915 г. (ей предшествовала разработка еще в 1902-1904 гг. преобразования рыцарств), должна была окончательно пресечь его политическое влияние. Разработанным проектом "Положения о дворянстве Лифляндской, Эстляндской и Курляндской губерний" предусматривалось преобразование сословных органов прибалтийского дворянства по образцу дворянских организаций внутренних губерний ⁶³ . За деятельностью рыцарств устанавливался строгий надзор высшей губернской власти, а в их делопроизводство вводился русский язык. Сферу компетенции этих организаций предполагалось ограничить исключительно сословными делами. Все остальные вопросы, связанные с управлением делами лютеранской церкви, с руководством сельскими школами и земским делом, подлежали изъятию из ведения рыцарств; предусматривавшееся отчуждение в казну "имений рыцарств" подорвало бы и материальную базу сословных организаций ⁶⁴ . Подготовленные проекты представлений ни в Совет министров, ни в Думу внесены не были.

В то же время в порядке статьи 87 Основных законов были ликвидированы так называемые особые привилегии собственников дворянских вотчин. Содержание этих прав (статьи 883 и 892 Свода гражданских узаконений губерний Прибалтийских) ⁶⁵ обычно трактуется в историографии как сословно-политические привилегии прибалтийского дворянства (во многом под влиянием публицистики того времени). Однако такая оценка представляется не волне обоснованной. В самих ст. 883 и 892 указывалось, что особые права присваиваются владельцу дворянской вотчины вне зависимос-

стр. 56

ти от его сословия, то есть обладание ими было связано не с принадлежностью к дворянству, а с владением дворянской вотчиной. Ее владельцем могло быть лицо любого сословия (при этом название "дворянская вотчина" все равно сохранялось). Однако число недворян среди собственников данной формы недвижимости было крайне невелико, в связи с чем носителем особых прав оставалось в основном дворянство, и они расценивались общественным мнением как средство удержания его политического господства в крае.

Существование этих привилегий сковывало предпринимательскую инициативу местного населения и являлось постоянным источником межнациональной вражды. Учитывая негативные последствия существования исключительных прав, необходимость их отмены в 1907 г. признали все члены особого совещания при временном прибалтийском генерал-губернаторе. К этому же вопросу обращались и депутаты Думы. 1 августа 1915 г. в Думу был внесен законопроект за подписью 205 депутатов (помимо кадетов свои подписи под ним поставили представители правых) об отмене, без вознаграждения, особых привилегий собственников вотчин. После того как думская комиссия по борьбе с немецким засильем признала такой закон желательным, правительство взяло разработку законопроекта на себя ⁶⁶ .

Выработанным проектом закона "Об отмене особых поземельных прав владельцев дворянских вотчин в Прибалтийских губерниях" ликвидировались особые права собственников дворянских вотчин, которые присваивались всем землевладельцам вне зависимости от их сословной принадлежности ⁶⁷ . Отменялись также права, присвоенные владельцам вотчин по отношению к участкам, отделенным из состава вотчины и перешедшим во владение других лиц (ст. 204 Положения о крестьянах Эстляндской и ст. 42 Положения о крестьянах Лифляндской губернии) ⁶⁸ . За ликвидируемые права их бывшим собственникам не полагалось никакого вознаграждения ⁶⁹ . Этот закон вступил в силу 10 июля 1916 года.

В порядке чрезвычайного законодательства 25 октября 1916г. было ликвидировано право мызной полиции, которое также относилось к числу привилегий прибалтийского дворянства. Решение об упразднении этого института прежде всего предопределялось интересами государственной безопасности и тем серьезным политическим влиянием, которым, по мнению Департамента полиции, обладал данный институт, в то время как его практическое значение для охраны правопорядка было крайне невелико ⁷⁰ .

В то же время без окончательного разрешения остался вопрос об отрезных землях. В феврале 1915 г. земский отдел Министерства внутренних дел приступил к разработке проекта об обязательном выкупе (при содействии казны) в Прибалтийских губерниях всех не проданных на тот момент крестьянских и отрезных земель. Основу намеченного преобразования должен был составить закон 28 декабря 1881 г. об обязательном выкупе, действовавший во внутренних губерниях. Этой реформе придавалось большое политическое значение, в частности, Маклаков в отношении от 8 апреля 1915 г. на имя министра юстиции И. Г. Щегловитова признавал, что одним из основных мотивов преобразования являлась необходимость ликвидировать экономическую зависимость арендаторов-эстонцев и латышей от представителей немецкого дворянства ⁷¹ .

Для разработки проекта реформы в 1915 г. были созваны три совещания: при Министерстве внутренних дел под председательством товарища министра Н. В. Плеве и два межведомственных - во главе с Плеве и управляющим земским отделом А. Н. Неверовым. Несмотря на предпринятые усилия (к декабрю 1915 г. было выработано пять редакций проекта закона), проект товарища министра Н. В. Плеве и два межведомственных - во главе с Плеве и управляющим земским отделом А. Н. Неверовым. Несмотря на предпринятые усилия (к декабрю 1915г. было выработано пять редакций проекта закона), проект представления "О завершении поземельного устройства крестьян в губерниях Прибалтийских", внесен в Совет министров так и не был ⁷² .

Таким образом, ни одна из разрабатывавшихся в начале XX в. правительственных реформ, направленных на кардинальное преобразование

стр. 57

существовавших в крае отношений, реализована не была. Причина этого заключались прежде всего в двойственности позиции правительства в отношении ряда преобразований, настоятельная необходимость которых была признана, однако законодательное утверждение подготовленных, иногда в кратчайшие сроки, законопроектов крайне затягивалось. Влияли не столько бюрократические причины, сколько колебания правительства, связанные с возможными последствиями реформ. Умаление роли остзейского дворянства полностью соответствовало задачам правительственной политики в крае, но непосредственно связанное с этим усиление влияния прибалтийских народов вызывало опасения, поскольку оно расценивалось как основа для роста сепаратизма и возникновения автономистских тенденций. Решиться же окончательно изменить традиционное соотношение общественных сил в Прибалтике правительство так и не смогло.

Одна из причин того, что реформаторские намерения правительства остались нереализованными, заключалась также в неконструктивной позиции рыцарств, стремившихся своими протестами против намеченных преобразований и многочисленными контрпроектами обеспечить наиболее выгодный для себя исход дела. Отношение прибалтийского дворянства к реформам в крае свидетельствовало о недооценке им реальной ситуации ⁷³ ; его недальновидная и негибкая политика имела негативные последствия в целом для всех прибалтийских немцев, вскоре потерявших свое политическое влияние и вынужденных эмигрировать в 1939 году.

Основные цели прибалтийской правительственной политики начала XX в. заключались в стремлении заменить определяющее влияние немцев в крае русским и смягчить остроту социальных и межнациональных конфликтов путем ряда, по сути, антинемецких мероприятий. Усиление правительственного влияния в Прибалтике рассматривалось в качестве единственно возможного способа обеспечить государственную безопасность в условиях сложной внешнеполитической обстановки.

Основные цели правительственной политики не были достигнуты, а результаты избранной линии оказались обратными ожидавшемуся: они способствовали росту антирусских настроений; среди части прибалтийско-немецкого общества был заметен поворот к ориентации на Германию. Затягивание с реализацией преобразований способствовало еще большему обострению конфликтов в Прибалтике и радикализации требований национальной оппозиции. В целом, к началу первой мировой войны время для проведения реформ было упущено.

Примечания

1. НОЛЬДЕ Б. Э. Очерки русского государственного права. СПб. 1911, с. 409.

2. По различным данным, численность прибалтийских немцев в начале XX в. составляла 6%-9% от общей численности населения края (БРОКГАУЗ Ф. А.. ЕФРОН И. А. Энциклопедический словарь. Т. 25. СПб. 1898, с. 110-111; Die Nationalitaten des Russischen Reiches in der Volkszahlung von 1897. Stuttgart. 1991. Tab. 005).

3. SCHLINGENSIEPEN G. H. Der Strukturwandel des baltischen Adels in der Zeit vor dem Ersten Weltkrieg. Marburg/Lahn. 1959, S. 5.

4. Свод местных узаконений губерний Остзейских. Ч. 2. СПб. 1845, ст. 122, 254, 328, 34.

5. Полное собрание законов Российской империи 2-е (ПСЗ-2). Т. 38. СПб. 1866, N 39845.

6. Свод местных узаконений. Ч. 2, ст. 364, 380, 450, 501, 98, 211, 276.

7. ПСЗ-2. Т. 41. СПб. 1868, N 43031, 43817; т. 44. СПб. 1873, N 47152.

8. Свод местных узаконений. Ч. 2. Ст. 11.

9. ПОГОДИН М. П. Остзейский вопрос. Письмо М. П. Погодина к профессору Ширрену. М. 1869, с. 6; Из архива князя С. В. Шаховского. Материалы для истории недавнего прошлого Прибалтийской окраины (1885-1894). Т. 1. СПб. 1909, с. 180; БУЛАЦЕЛЬ П. Ф. Привилегии прибалтийского дворянства в силу закона и обычая. - Российский гражданин, 9.Х.1916, N 36, с. 2; Российский государственный исторический архив (РГИА), ф. 1282, on. 2, д. 26, л. 138; БАШМАКОВ А. А. За смутные годы. СПб. 1906, с. 42, 129.

10. РГИА. ф. 821, oп. 5, д. 283, л. 39об.

стр. 58

11. Революция 1905-1907гг. в Эстонии. Сб. док. и м-лов. Таллин. 1955, с. 437-438.

12. Politische Archiv des Auswartigen Amtes (PA AA). RuBland 61. Bd. 21. S. 136об. (в делах Политического архива Министерства иностранных дел отсутствует пагинация; номера страниц проставлены автором настоящей статьи). См. также: RISTOHLKORS G. v. Zielkonflikte deutschbaltischer Politik nach der revolutionaren Kriese von 1905. In: Die baltischen Provinzen RuBlands zwischen den Revolutionen von 1905 und 1917. Koln - Wien. 1982, S. 130-140; ПИСТОЛЬКОРС Г. фон. Прибалтийско-немецкие соображения после революционного кризиса 1905 г. относительно переориентации лояльности в сторону Германии. В кн.: Германия и Прибалтика. Рига. 1983; КРУПНИКОВ П. Я. Политика германского империализма в Прибалтике в начале XX в. В кн.: Исследования по истории германского империализма начала XX в. М. 1987, с. 218-239.

13. РГИА, ф. 1276, on. 4, д. 20, л. 40.

14. Там же, ф. 1282, oп. 1, д. 719, л. 135; ф. 1276, oп. 4, д. 70, л. 20, 55 об.; д. 20, л. 14, 41.

15. ДЯКИН В. С. Национальный вопрос во внутренней политике царизма (XIX в.). - Вопросы истории, 1995, N 9,с.131.

16. РГИА, ф. 1276, oп. 4, д. 70, л. 1об.

17. Там же, д. 20, л. 29об.

18. Огласка стала результатом действий А. Н. Меллер- Закомельского, переславшего копии циркуляра 10 февраля 1908 г. и своего письма главе Канцелярии по подаче прошений на высочайшее имя А. А. фон Будбергу, который передал их эстляндскому предводителю дворянства Э. Н. Деллинсгаузену. О циркуляре заговорили в газетах, хотя позднее существование этого документа отрицал и сам Меллер-Закомельский (BELLINGSHAUSEN E. v. Kodumaa teenistuses. Tallinn. 1994, Lk. 106).

19 . РГИА, ф. 1276 , oп. 4, д. 20, л. 68.

20. Там же. ф. 821, oп. 150, д. 338. л. 14.

21. Там же, д. 309, л. 46.

22. Там же, л. 61об.; оп. 133, д. 1041, л. 10.

23. Там же, оп. 150, д. 309, л. 67, 26, 59.

24. Там же, on. 5, д. 898, л. 273.

25. Государственная дума. Созыв IV. Сессия I (ГД IV/1). Законопроекты, внесенные министром внутренних дел. Т. 1. [Б.м. Б.г.], N 32, с. 73.

26. ПСЗ-2. Т. 44. Отд. 1. 1869. СПб. 1873, N 46833; ПСЗ-3. Т. 6. ПСб. 1888. NN 3807, 3552.

27. ГД III/5. Земельная комиссия. Представления министров и доклады по ним. [Б.м., Б.г.], с. 71 об.

28. РГИА, ф. 1230, оп. т. 16, д. 1, л. 30об.

29. ГД III/5. Земельная комиссия, с. 72-72об.

30. С XIV в. в Прибалтийском крае земли, находившиеся в собственности помещиков, дворянских организаций и церкви подразделялись на "мызные" и "крестьянские" (последние назывались также повинностными). Это разграничение земель, отмененное законом 1819 г., предоставившим помещикам неограниченное право распоряжаться всей землей имения, было восстановлено в 1840 г. лифляндским "Крестьянским положением". Согласно изданному для Лифляндской губернии крестьянскому закону 1849г., помещик мог сдать крестьянскую землю в аренду или продать ее только крестьянину; присоединить эту категорию земель к мызной законодательство ему не позволяло. В то же время закон разрешал помещику отделить часть крестьянской земли (так называемая квотная или шестидольная земля), которая, по мнению составителей закона, предназначалась для сдачи в аренду батракам в качестве "вознаграждения" за их труд. Подробно об этом см. KIVIMAE S. Der Zarismus und die Agrarfrage in Estland am Vorabend der Revolution von 1905-1907. In: The Baltic Countries 1900-1914. Proceedings from The 9 ^th Conference on Baltic Studies in Scandinavia, Stockholm, June 3-6, 1987. S. 1., 1990.

31. РГИА, ф. 1291, oп. 62, д. 811, л. 30-31об.

32. Свод местных узаконений губерний Остзейских. Ч. 3. СПб. 1864, ст. 84.

33. РГИА, ф. 1282, оп. 2, д. 1059, л. 26об.

34. Обзор деятельности Государственной думы третьего созыва 1907-1912. Ч. 2. Законодательная деятельность. СПб. 1912, с. 250.

35. В данном случае фидеикомисс (лат. fideicommissum, от fides - вера, доверие, добросовестность и committo - поручаю) - форма землевладения, при которой имение (фидеикомисс) переходило по наследству к старшему из наследников целиком (то есть дробить, отчуждать части из его состава запрещалось). Создание фидеикомисса преследовало цель сохранения имения в роду.

стр. 59

36. Свод местных узаконений губерний Остзейских. 4.3, ст. 2321, 2342; ГД. III/5. Земельная комиссия, с. 265; ПСЗ-2. Т. 45. Отд. 1, 1870. СПб. 1874, N 48423.

37. ГД. III/5. Земельная комиссия, с. 266-266об.

38. ГД. III/5. Стенограф, отчеты. Ч. 3. СПб. 1912, стб. 3674.

39. РГИА, ф. 1405, oп. 543, д. 885, л. 83.

40. По местному законодательству, вотчинник мог распоряжаться крестьянскими землями только посредством сдачи их в аренду или продажи членам крестьянского общества; на остров Эзель данное ограничение прав помещика не распространялось.

41. РГИА, ф. 1291, oп. 65, д. 218, л. 83, 123; Свод местных узаконений губерний Остзейских. Ч. 3, ст. 600.

42. РГИА, ф. 1405, on. 543, д. 885, л. 60.

43. Там же, л. 72, 134, 18об.

44. Там же, л. 108об., 19. 132-132об.

45. Там же, ф. 1291, oп. 64, д. 502, л. 9.

46. Там же, ф. 1405, on. 543, д. 885, л. 382, 282, 133об.. 244.

47. Там же. л. 308об., 406.

48. Там же, ф. 1276, on. 5 д. 405, л. 141, 144.

49. ГД IV/4. Стенограф, отчеты. Ч. 3. Пг. 1916, стб. 3269.

50. Стенографический отчет заседания Государственной думы, созванной на основании Высочайшего указа Правительствующему Сенату от 20 июля 1914г. СПб. 1914, стб. 20-21.

51. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 270, oп. 1, ед. хр. N 91, л.13, 5, 14об.

52. Там же, л. 17об.; д. 93, л. 17об. 18; ф. 435, oп. 1, д. 19, л. 17.

53. Совет министров Российской империи в годы Первой мировой войны. Бумаги А. П. Яхонтова. СПб. 1999, с. 110; ГАРФ, ф. 102, on. 123, д. 143, л. 68об.; КУРЛОВ П. Г. Гибель императорской России. М. 1991, с. 209.

54. Цит. по: МЕЙЕНДОРФ А. Ф. Разбор обвинений, заключающихся в книгах "Прибалтийский край и война" Ар. Тупина и "В стране чудес" А. Ренникова. Пг. 1915, с. 24.

55. Подробно об этом см. Проблемы социально- экономической и политической истории России XIX-XX веков. Сб. ст. памяти В. С. Дякина и 10. Б. Соловьева. СПб. 1999, с. 461-473.

56. NAAR J. М. "The Russian Menace". Athens (Georgia). 1977, p. 35; TAUBE A., THOMSON E., GARIEFF М. Die Deutschbalten Schicksal und Erbe einer eigenstandigen Gemeinschaft. In: SCHLAU W. Die Deulschballen. MUnchen. 1995, S. 76.

57. NAAR J. М. Op. cit., p. 53.

58. LENZW. Baltische Propaganda im Ersten Weltkrieg. In: Die baltischen Provinzen RuBlands swischen den Revolutionen von 1905 und 1917. Koln - Wien. 1982, S. 189.

59. По данному вопросу имеется следующая литература: FISCHER F. Griff nach der Weltmacht. Dusseldorf. 1961; MARKERT W. Die deutsch-russischen Beziehungen am Vorabend des ersten Weltkrieges. In: Deutsch-russischen Beziehungen von Bismark bis zur Gegenwart. Stuttgart. 1964, S.55-64; HILLGRUBER A. Deutsche RuBlandpolitik 1871-1918. In: HILLGRUBER A. Deutsche GroBmacht - und Weltpolitik im 19. und 20. Jahrhundert. Dusseldorf. 1977, S. 70 90; MANN В. Die Baltischen Lander in der deutschen Kriegszielpublizistik 1914 1918. Tubingen. 1965. Ср. RISTOHLKORS G. v. Die Deutschbalten. Probleme einer Oberschicht vor dem Ersten Weltkrieg. In: PISTOHLKORS G. v. Vom Geist der Autonomie. Aufsatze zur baltischen Geschichte. Koln. 1995, S. 69-71.

60. РГИА, ф. 821, oп. 133, д. 1090, л. 180-181, 63об.; д. 1089, л. 5об.; ф. 1248, oп. 190, д. 107, л. 52.

61. Там же, ф. 821, oп. 133, д. 1119, л. 137, 203.

62. Там же, д. 958, л. 25; ф. 1022, oп. 1, д. 16, л. 389; ф. 1022, oп. 1, д. 1091, л. 16-17об.

63. Там же, ф. 1282, on. 2, д. 26; д. 1396, л. 32 34, 277.

64. Там же. 71 об.

65. Ст. 883: "Особые права, присвояемые собственнику дворянской вотчины в Лифляндии, Эстляндии и на острове Эзеле, независимо от его звания, суть: 1. Право винокурения, пивоварения и продажи пива и съестных припасов, а также право заводить и содержать корчмы и шинки, согласно с действующими о том постановлениями; 2. Право учреждать в пределах имения местечки и открывать, установленным для сего порядком, рынки и ярмарки; 3. Право именоваться и подписываться владельцем того имения. Все эти права, принадлежащие исключительно дворянским вотчинам, не могут быть переносимы на продаваемые из них отдельные участки, даже если бы покупщик был дворянин, кроме тех случаев, когда из такого участка будет учреждена новая дворянская вотчина.

стр. 60

Ст. 892: "Права, принадлежащие собственнику дворянской вотчины в Курляндии, независимо от его звания, суть: 1. Право рыбной ловли, охоты и вообще звериной ловли на землях, и в лесах и водах имения; 2. Право винокурения и пивоварения, а так же право заводить и содержать корчмы и шинки для продажи пива и других напитков и съестных припасов, соответственно действующим о том постановлениям; 3. Право заводить в пределах имения фабрики и учреждать ярмарки, установленным на то порядком". Цит. по: Свод гражданских узаконений губерний прибалтийских. Продолжение 1912 г. СПб. Б.г., с. 21-22.

66. РГИА, ф. 1282, oп. 2, д. 1243, л. 25; ГД IV/4. Обзор деятельности комиссий и отделов. Пг. 1916, с. 216.

67. РГИА, ф. 1276, oп. 12, д. 1028, л. 111.

68. Эти статьи предоставляли помещику, в собственности которого ранее находился проданный участок, права его совозмездного отчуждения или присоединения в необходимых случаях: для нужд мелиорации, прокладки путей сообщения и т. д. (см. ГД III/4. Приложения к стенограф, отчетам. Т. 5. Пг. 1916, N 603; Положение о крестьянах Эстляндской губернии 1856 г. (ПСЗ-2. N 30693); Положение о крестьянах Лифляндской губернии 1860 г. (ПСЗ-2, N 36312).

69. РГИА, ф. 1276, oп. 12, д. 1028, л. 112.

70. Там же, ф. 1284, oп. 190, д. 107, л. 49об.

71. Там же, ф. 1405, oп. 543, д. 887, л. 1об.

72. КАРЬЯХЯРМ Т. Эстонская буржуазия, самодержавие и дворянство в 1905-1917 гг. Таллин., 1987, с. 182; РГИА, ф. 1291, oп. 65, д. 218, л. 129.

73. PISTOHLKORS G. v. Ritterschaftliche Reformpolitik zwischen Russifizierung und Revolution. Gottingen, Frankfurt [a. M.] - Zurich. 1978, S. 122.

Permanent link to this publication: