Таллин. Ээсти раамат. I-III. 1980. 134 + 120 + 106 с.

Монография научного сотрудника Института истории АН Эстонской ССР кандидата исторических наук X. Э. Палли, увидевшая свет в виде трех выпусков, - первая в СССР и при этом капитальная работа о естественном движении населения Эстонии в XVII-XVIII вв., а в более широкой постановке вопроса - об особенностях воспроизводства населения в условиях феодализма. Важность данного исследования обусловливается значением, которое имеет население (его численность, структура, динамика, воспроизводство) в историческом процессе, а актуальность - слабой изученностью демографических процессов в СССР вообще и в Эстонии в частности.

В исследовании выяснены важнейшие демографические процессы (рождаемость, плодовитость, естественный прирост, брачность), имевшие место в Эстонии на протяжении 150 лет. Впервые в советской историографии автору удалось удовлетворительно решить ряд таких важных вопросов, как возрастная и половая структура населения, средний возраст умерших и средняя продолжительность предстоящей жизни, структура семьи и семейная структура населения. Не найдется, пожалуй, ни одного существенного вопроса в эстонской демографии XVII-XVIII вв., который остался бы в исследовании не освещенным настолько, насколько это позволяли сделать сохранившиеся источники. Автору удалось даже приблизительно рассчитать брутто - и нетто-коэффициенты воспроизводства населения (они наиболее точно отражают его режим) и составить таблицу средней продолжительности предстоящей жизни (II, с. 64). Х. Э. Палли использовал массовые ста-

стр. 134

тистические источники, большей частью впервые вводимые в научный оборот, и совершенную методику их анализа. Он привлек все доступные современному историку сведения по исторической демографии (метрические записи о крещениях, похоронах, венчаниях, ревизские сказки подушных переписей, инвентаря земельных ревизий), тщательно проверил их достоверность, обработал. Обширный статистический материал он выразил посредством 77 таблиц, имеющих самостоятельное значение. Благодаря этому все выводы имеют основательную источниковую базу и высокую надежность. Методика анализа, примененная Х. Э . Палли, находится на уровне последних достижений исторической демографии, как советской, так и зарубежной. Автор, в частности, адаптировал к эстонским материалам методику восстановления истории семей, разработанную французскими исследователями, и умело использовал весь набор показателей, существующих в общей демографии. Предложенная им методика анализа источников, апробированная в работе, может быть применена всеми изучающими демографическую историю России, так как соответствующие источники XVIII-XIX вв. по Эстонии и России в целом идентичны. Поскольку X. Э. Палли широко использует международную литературу по исторической демографии, бережно обращается с историографическим наследием, данная работа может стать своего рода методическим пособием (единственным пока в СССР) для всех занимающихся этими проблемами.

В монографии широко применяется сравнительно-исторический подход. Эстонский материал подается на фоне демографических процессов в западноевропейских странах (особенно скандинавских), а при возможности сравнивается с аналогичным материалом по России в целом. Приведенные в работе данные свидетельствуют о том, что демографические процессы в Эстонии XVII-XVIII вв. имели гораздо больше сходства с аналогичными процессами в западноевропейских странах, чем в России. Сравнительно высокий брачный возраст, значительная средняя продолжительность жизни, большое число холостых и незамужних, а также внебрачных детей, средняя по уровню рождаемость и смертность, высокий среднегодовой естественный прирост населения и высокий нетто-коэффициент воспроизводства - все эти показатели ближе не к общероссийским, а к французским или шведским (II, с. 88 - 111). Следовательно, можно предположить, что эстонская модель воспроизводства населения, будучи традиционной по своему типу, сформировалась еще до присоединения Прибалтики к России в начале XVIII в. и сохранилась в почти неизменном виде вплоть до второй половины XIX в., когда Эстония вступила в первую фазу второй демографической революции.

Книга поможет советским демографам-теоретикам достаточно полно и четко сформулировать закон народонаселения феодальной формации, что из-за отсутствия необходимого количества фактов пока еще не сделано. В этом плане большую роль сыграют показатели, вычисленные автором, и сделанная им общая оценка демографической ситуации в Эстонии XVII-XVIII веков. Х. Э. Палли считает, что относительное перенаселение, вызванное условиями феодально- крепостнического производства и потребления, высокие рождаемость, смертность и естественный прирост населения являлись характерными чертами демографического воспроизводства феодальной эпохи (II, с. 79 - 86).

Вследствие громадного количества исходного материала автор применяет выборочный метод в математико- статистическом смысле этого термина. По специальной формуле он рассчитывает, какое количество приходов следует изучить, чтобы получить достоверную картину естественного движения эстонского населения, и приходит к выводу, что данных по 11 приходам достаточно (I, с. 12 - 13). Однако в дальнейшем он забывает о выборочном характере исследования и все выводы строит без подсчета доверительных интервалов для своих оценок демографических коэффициентов, что не подрывает их достоверности и не уменьшает значения, но оставляет ощущение некоторой незавершенности статистических выкладок.

В монографии не сделана попытка увязать изменение общей численности сельского населения Эстонии (которая уже подсчитана историками) с основными демографическими процессами, изучаемыми Х. Э. Палли. Между тем подобная увязка позволила бы взаимно проверить достоверность разных источников и прийти к более прочным выводам как в отношении величины демографических коэффициентов, так и численности населения (поскольку первые получены главным образом в результате об-

стр. 135

работки метрических книг, а вторые - данных ревизий и полицейского учета).

Х. Э. Палли пытается установить связь между демографическими явлениями, с одной стороны, и экономическими, политическими, социальными процессами (голодом, войнами, неурожаями и т. п.) - с другой. Но, не считая это своей главной задачей (что, вероятно, правильно, ибо нельзя в одном исследовании решить все проблемы), он иногда просто постулирует данную связь или между прочим высказывает некоторые предположения, не вполне удовлетворяющие читателя. Например, говоря о последствиях так называемого Великого голода 1695 - 1697 гг., он утверждает, что жертвами его являлись главным образом непродуктивные (в демографическом смысле) группы населения (старики, дети), вследствие чего голод не привел к катастрофе в воспроизводстве населения и его последствия были сравнительно быстро ликвидированы (I, с. 124).

Однако автору следовало бы учесть, что высокая смертность детей в годы голода должна была отразиться на численности людей фертильного (плодовитого) возраста спустя несколько лет, в 1710 - 1730 годы. Если принять это во внимание, то оценка последствий Великого голода, вероятно, оказалась бы не столь оптимистичной.

Наконец, трудно согласиться с Х. Э. Палли, когда он объявляет историческую демографию и демографическую историю (или историю народонаселения) разными "переходными науками", первая из которых "занимается методикой исследования народонаселения в прошлые времена, вторая описывает конкретный ход развития населения в историческом плане" (I, с. 3). Напомним, что существует наука демография, изучающая население и закономерности его развития в общественно-исторической обусловленности, в задачу которой входит и разработка методики и ее применение к исследованию демографических процессов. Историки, как и Х. Э. Палли, приспосабливают эту методику к анализу историко-демографических процессов. Какой же смысл "создавать" еще одну науку, которая бы специально занималась разработкой методики историко-демографических исследований, и к тому же отделять ее от собственно историко-демографических исследований? Не целесообразнее ли по аналогии с общей демографией считать, что историческая демография изучает историю населения и закономерности его эволюции в общественно-исторической обусловленности? Следует принять во внимание также, что разработка методики и ее применение всегда являются неотъемлемыми составными частями любой науки и практически никогда не существуют автономно. И рецензируемая монография это убедительно подтверждает. Именно благодаря тому, что автору удалось удачно адаптировать собственно демографическую методику к анализу историко-демографических процессов, получилась интересная, нужная историкам книга.

Цель историко-демографических работ состоит в том, во-первых, чтобы качественно и количественно определить сущность демографических процессов и на их основе понять процесс воспроизводства населения в его развитии; во- вторых, всесторонне проанализировать исторически складывающиеся модели воспроизводства населения, привлекая для объяснения этих моделей социальные, экономические, политические, психологические, религиозные и т. п. факторы; в-третьих, в задачу историко-демографического исследования входит и выяснение того, какое воздействие демографические явления оказывали на жизнь людей, их жизненный уровень, досуг, культуру, отношение к детям, на семью (ее размеры, структуру, взаимоотношения между родственниками), на экономическое, политическое и социальное поведение людей. Говоря более широко, историк-демограф в идеале должен установить связь, причинно- следственные отношения между демографическими явлениями, с одной стороны, и социальными, экономическими и политическими процессами - с другой, то есть между демографией и общественно-историческим процессом в целом. Исследования, решающие подобные задачи, будут полезны не только для историков, но и для социологов, экономистов, демографов.

Перспективы историко-демографических исследований велики. Это обусловливается двумя обстоятельствами: тем, что это новая область знания, где историки только начинают работать, и что историко-демографические источники обильны, особенно за XVIII-XX вв., а методика их анализа достаточно хорошо разработана.

Б. Н. Миронов (Ленинград)

¹ Похожей точки зрения придерживается Д. К. Шелестов, полагая, что историческая демография относится к демографической истории как субъект к объекту (Д. К. Шелетов. История и демография. - Вопросы истории, 1981, N 5, с, 10).

Permanent link to this publication: