Delhi: Manohar, 2000. VIII + 539 С.

(c) 2002

THE FEUDAL ORDER. STATE, SOCIETY AND IDEOLOGY IN EARLY MEDIEVAL INDIA. Ed. by D.N. JHA. Delhi: Manohar, 2000. VIII + 539 С. ^*

На протяжении десятилетий в Индии и вне ее историки горячо обсуждают, каким был общественный строй этой страны между падением древних империй и началом колониальной эры, т.е. начиная с первых веков н.э. и до XVIII в. Одни считают средневековую Индию феодальной, другие настаивают на неприменимости к ней понятия "феодализм" и вообще любых других категорий, выработанных на западноевропейском материале, для третьих наиболее приемлемым оказывается "азиатский способ производства", четвертых не удовлетворяет ни одна из предложенных дефиниций: разочаровавшись во всех существующих подходах к проблеме, они предпочитают эвфемизмы типа "доиндустриальное", "традиционное", "доколониальное" общество. Дискуссия продолжается долгие годы, то затухая, то возобновляясь с новой силой, и ее актуальность выходит за рамки медиевистики: речь идет, по сути дела, о том, существуют ли единые закономерности в развитии различных цивилизаций, каково соотношение между общими чертами и спецификой их эволюции.

Рецензируемый сборник статей как раз и посвящен одной из "вечных" проблем индологической медиевистики - стадиальной характеристике средневекового индийского общества. Он состоит из предисловия и 16 статей, написанных 11 авторами. Все они - убежденные сторонни-

^* Феодальный порядок. Государство, общество и идеология в раннесредневековой Индии / Под ред. Д.Н. Джха. Дели: Манохар, 2000. VIII + 539 с.

стр. 191

ки применимости феодальной модели к анализу средневековой Индии. В сборник включены статьи как недавно написанные, так и опубликованные 20 или более лет назад. Такая практика может вызвать критическое отношение, и в самой Индии многие ее не приемлют. Однако здесь следует обратить внимание на то обстоятельство, что индийские историки не имеют привычки круто менять свои воззрения, в отличие от некоторых российских коллег, которые были убежденными марксистами, сторонниками формационной теории и "пятичленки", но в одну прекрасную августовскую ночь стали страстными противниками марксизма. Подобная метаморфоза, тем более в явной зависимости от политической конъюнктуры, может навсегда погубить репутацию индийского ученого. Концепции пересматриваются, да и то не кардинально, как правило, лишь в связи с открытием новых источников, а поскольку такое происходит весьма редко, автор может без стыда увидеть свою работу двадцатилетней давности напечатанной рядом с более свежими исследованиями.

Все представленные в сборнике статьи написаны на основе многообразного источниковедческого материала - данных археологии и эпиграфики, религиозно-философских, юридических и политических трактатов, местных анналов и генеалогий, лексикографической и художественной литературы. Вызывает уважение стремление авторов максимально расширить круг используемых источников, выйти за рамки сложившихся стереотипов, диктующих исследователю, где присутствует нужный материал, а где его ни в коем случае не может быть.

Название сборника оказалось несколько шире его тематики: статьи, включенные в книгу, посвящены не всей более чем тысячелетней эпохе, когда на территории Индии властвовал "феодальный порядок", а лишь раннему периоду феодализма, приблизительно между распадом гуптской империи и мусульманским завоеванием Северной Индии. На протяжении долгого времени этот период был индийскими историками традиционно нелюбим и характеризовался как своего рода "смутное время", когда имперский порядок сменился хаосом усобиц, философская глубина и стройность раннего брахманизма выродились в грубую обрядность местных культов, а возвышенность классической культуры уступила место вульгарной распущенности Дандина и Кшемендры, безудержному эротизму Кхаджурахо и Конарака. И лишь только сравнительно недавно началось систематическое изучение социально-экономического строя, политического устройства, религии, общественной мысли и культуры независимых феодальных государств послегуптской эпохи (которым Индия, кстати сказать, обязана самыми величественными и прекрасными храмами, иными архитектурными шедеврами, а также зарождением литературы на местных языках).

Сборник открывается введением ответственного редактора, известного индийского историка, профессора Делийского университета Д.Н. Джха, в котором он рассматривает предысторию изучения феодализма в Индии, критикуя при этом концепцию "азиатского способа производства", и поднимает наиболее важные проблемы социально- экономической, политической и культурной идентификации раннесредневекового индийского общества. Особое внимание уделено идущей уже не одно десятилетие дискуссии о водоразделе между древностью и средневековьем в Индии. Отрицая такой водораздел, некоторые исследователи (в Индии - Б.Д. Чаттопадхьяя, в российской индологии - Е.М. Медведев) объединяли древность и средневековье в некую единую формацию. По мнению же Д.Н. Джха и его единомышленников, представленных в сборнике, такой водораздел, несомненно, существовал, хотя и не проявился одномоментно.

Среди признаков перехода к новой формации автор выделяет начавшуюся еще при Гуптах и получившую затем повсеместное распространение практику пожалования храмам, брахманам и лицам, находившимся на государственной службе, деревень вместе с фискальными, административными и судебными правами над населением; политическую децентрализацию, замыкание отдельных областей в самодостаточные экономико-административные единицы, ослабление торговли, упадок городов, заметное сокращение денежного обращения и натурализацию экономики. При этом Д.Н. Джха не разделяет позиции тех исследователей, которые связывают отмеченные процессы только с падением Римской империи и сокращением внешней торговли. Подобный подход, который ученый правомерно определяет как "аномальную и противоречивую теоретическую ситуацию", означал бы, что его сторонники, считая индийское общество навеки застывшим и неспособным к развитию без внешнего импульса, по сути дела, соглашаются с выводами отвергнутой ими же теории "азиатского способа производства" (с. 6).

стр. 192

Отстаивая применимость термина "феодализм" к анализу раннесредневековой Индии, Д.Н. Джха уделяет особое внимание проблеме сравнения исследуемого им общества с раннефеодальной Европой. Он критически рассматривает позицию тех исследователей, которые в подтверждение своего тезиса о "непохожести" средневекового индийского общества на "классический европейский феодализм" приводят в пример отсутствие в Индии такой важнейшей социально- экономической единицы, как манор. Отвечая оппонентам, Д.Н. Джха, по моему мнению, справедливо отмечает, что и в Западной Европе манориальная система была распространена далеко не везде и не на всем протяжении феодальной эпохи. Гораздо важнее здесь, считает он, социальная иерархия и формы эксплуатации, которые обнаруживают в Индии и западноевропейских странах немало сходных черт. Д.Н. Джха также прав в том, что сравнивать средневековую Индию следует не с неким абстрактным "Западом", не с идеальным "феодализмом вообще" (можно в связи с этим вспомнить Энгельса: "Разве феодализм когда- либо соответствовал своему понятию?" ¹ ), а с теми или иными конкретными вариантами феодализма, ни один из которых не является "правильной" моделью.

Рассматривая генезис феодализма в Индии и пытаясь найти ту воображаемую грань, которая отделяла его от предшествующей эпохи (она, кстати, никак не определяется), Д.Н. Джха уже в предисловии посвящает несколько страниц такому интересному явлению индийской литературы, как описание ужасов века Кали - четвертого и последнего периода в индусской мифологической космологии, который, в отличие от трех предыдущих, отмечен широким распространением греховности, лжи, насилия и беззакония. Подобные описания (часто в виде своего рода мрачных пророчеств о "последних временах") встречались уже в эпосе и постепенно сложились в определенный литературный штамп, но к началу средневековья они наполнились живым социально-этическим содержанием, явно указывающим на некий общественный кризис, потрясение основ сложившегося порядка, что свидетельствовало о важном формационном сдвиге.

На конкретном материале древних и раннесредневековых текстов эту тему продолжают в сборнике статьи Р.С. Шармы "Век Кали: период социального кризиса" и Б.Н.С. Ядавы "Описание века Кали и социальный переход из древности в средневековье". Р.С. Шарма фиксирует внимание на таком важном аспекте "века Кали", как разрушение варновой иерархии, деградация брахманов, возвышение шудр и прочих низших каст, о чем пророчествуют пураны, а также иные тексты поздней древности и раннего средневековья. В свою очередь, Б.Н.С. Ядава исследует, как отражаются в источниках упадок рабства и генезис феодальных форм зависимости. Автор считает, что основой формирования новых подчиненных слоев общества явились все же не рабы, а свободные общинники. На более широком, чем у Р.С. Шармы, историческом материале, с привлечением литературных и религиозно-философских текстов, а также эпиграфики, Б.Н.С. Ядава отмечает, что в мрачной картине "века Кали" все ярче проступают черты феодального общества с вассальными отношениями, иммунитетами независимых владений и утверждением новых ценностей, иногда напрямую противопоставляемых идеалам и ценностям древности. При этом автор занимает весьма осторожную, сбалансированную позицию и признает, что по ряду параметров общественного развития кардинального разрыва с древностью не произошло.

Эти две статьи вместе со статьей известного японского индолога Нобору Карашима "Преобладание частного землевладения в нижней долине Кавери в период позднего Чола и его историческое значение" образуют первую часть сборника, озаглавленную "Переход к феодализму". Правда, статья Нобору Карашима несколько выбивается из тематики раздела, поскольку посвящена хронологически более позднему периоду (XII-XIII вв.) и рассматривает не столько генезис феодализма, сколько социально-экономическую стратификацию внутри общины: с одной стороны, выделение богатой верхушки мелких и средних землевладельцев, а с другой - обнищание части общинников, превращение их в арендаторов и батраков.

Вторая часть сборника - "Феодальное государство и общество" - открывается резко полемической статьей Р.С. Шармы "Сегментное государство и индийский опыт", направленной против выводов известного американского историка Б. Стайна и антрополога А. Саутхолла. В своих многочисленных работах Б. Стайн ² отрицает применимость понятия "феодализм" к Индии и призывает, вслед за некоторыми английскими и американскими антропологами, прежде всего А. Саутхоллом, искать параллели для средневековой Индии не в Западной Европе, а в племенных обществах и ранних государственных образованиях Африки. Р.С. Шарма критикует абсолютизацию антропологами результатов современных полевых исследований и механи-

стр. 193

ческое перенесение этих результатов на эпоху средневековья. Концепция "сегментного государства" (рыхлого конгломерата независимых общин и владений, состоящего из центра и двух уровней периферии, лишенной какой-либо административной структуры, налоговой системы и постоянной армии и базирующейся лишь на ритуальной власти царя), которую Б. Стайн противопоставляет феодализму, представляется Р.С. Шарме ограниченной, лишенной социально-экономического основания. По его мнению, противники концепции феодализма рисуют, по сути, не что иное как феодальное общество на стадии ранних империй или феодальной раздробленности.

Критику концепций Б. Стайна продолжает К. Веллутхат в статье "Роль наду в социально-политической структуре Южной Индии (ок. 600-1200 гг.)". Предметом исследований автора становится наду - объединение нескольких, порой до сотни, поселений, типологически близкое к западноевропейской марке и являвшееся основной структурообразующей единицей средневековых южноиндийских государств. При этом особое внимание уделяется их социально-экономической и политической роли, а также превращению в административные единицы с постепенным огосударствлением органов общинного самоуправления и потерей ими прежних "прав и свобод".

Исследование специфики раннефеодального государства на конкретном материале княжеств Северной и Западной Индии продолжают весьма интересные статьи Д.Н. Джха "Государственное образование в периферийном регионе на примере раннесредневековой Чамбы" и В.М. Джха "Феодальные элементы в государстве Чалукьев: попытка новой локализации". Первая из них отмечает специфику формирования феодального государства в особых условиях маленького горного княжества со слабым развитием сельского хозяйства. Вторая представляет собой детальное исследование административно-политической структуры и социальной иерархии крупного раннефеодального государства, своего рода мини-империи. При этом оба автора не ограничиваются констатацией специфики исследуемых территорий, а вполне аргументирование выходят на исторические обобщения, обнаруживая черты сходства местных вариантов с развитием феодального государства в других районах Индии, а также в ряде стран Азии и Западной Европы.

Рабочее название статьи Б.Н.С. Ядавы - "Проблема формирования феодальных отношений в раннесредневековой Индии" - скрывает интереснейшую попытку найти сведения о формировании основных социально-экономических институтов феодального общества в астрономических и астрологических сочинениях раннего средневековья. Оказывается, этот тип литературы, до сих пор не использовавшийся историками, хранит богатую и разностороннюю информацию о жизни и общественных отношений раннефеодальной Индии.

Раздел завершают статьи Р.Н. Нанди "Развитие сельского хозяйства и социальные конфликты в раннесредневековой Индии" и К.М. Шримали "Денежное обращение в прибрежной экономике: на примере Конкана при Силахарах". Первая из них, несмотря на обобщающее заглавие, построена в основном на южноиндийском материале и представляет собой детальное исследование техники и социально-экономической организации сельского хозяйства, системы феодального землевладения и эксплуатации крестьян. При этом отмечается, что в раннесредневековом южноиндийском обществе отнюдь не царила социальная идиллия. Автор рассматривает различные варианты конфликтов как внутри правящей элиты, так и между феодалами и эксплуатируемым сельским населением. Эта часть статьи, хотя и содержит ряд интересных сведений, аналитически несколько слабее.

К.М. Шримали, привлекая разнообразный эпиграфический и нумизматический материал, анализирует развитие торговли и денежного обращения на юго-западном побережье Индии во второй половине I - начале II тысячелетия н.э. Автор приходит к выводу, что, несмотря на определенное развитие торговли и расширение площадей под техническими культурами в прибрежной полосе Конкана, товарно-денежные отношения в исследуемый период не проникли глубоко в социально- экономическую ткань общества, рынки оставались узколокальными и не создавали региональной сети. Это вполне согласуется с отстаиваемым многими индийскими медиевистами, включая авторов рецензируемого сборника, тезисом о натурализации экономики и упадке городов в послегуптский период.

Трудно согласиться, однако, с выводом К.М. Шримали о том, что "система (товарного) обмена не смогла посягнуть на феодальную социально-экономическую и политическую структуру" и "вместо того, чтобы облегчить бремя крестьян и ремесленников... стала удобным ору-

стр. 194

дием в руках правящей элиты" (с. 371-372). Странно, что к товарно-денежным отношениям раннефеодальной эпохи К.М. Шримали предъявляет требования, скорее относящиеся к эпохе разложения феодализма - ведь во многих странах на протяжении веков товарно-денежные отношения в той или иной форме мирно сосуществовали с феодализмом и до поры не "посягали" на него, а в некоторых случаях бурное развитие товарно-денежных отношений и даже раннекапиталистических элементов сменилось, по ряду причин, упадком и "вторым изданием" феодализма. Ни в одном из феодальных обществ, сравнение с которыми автор активно и успешно использует в своей работе, развитие товарно-денежных отношений не облегчило бремени эксплуатируемого населения, а, наоборот, утяжелило его, и недаром в идеологии многих народных движений эпохи развитого и позднего феодализма ощущалась сильная ностальгия по старому доброму времени патриархальных хозяйств, свободных от "засилья торгашей".

Третья часть сборника - "Феодальная идеология" - представляет особый интерес потому, что до недавнего времени в Индии и вне ее исследовать феодализм означало изучать только экономические отношения, социальную структуру, формы эксплуатации и т.д. Мировоззрение средневекового индийца, ценностные ориентиры различных социальных слоев, идеологии общественных движений, культурные процессы, средневековый тип религиозности - все это и поныне остается малоизученным. Поэтому обращение авторов к данной тематике можно только приветствовать.

Раздел открывает статья М.Г.С. Нараянана и К. Веллутхата "Движение бхакти в Южной Индии". Так сложилось, что религиозно-реформаторское течение бхакти - один из важнейших феноменов духовной жизни индийского средневековья, сохранивший свое значение и в наши дни, в большей степени исследуются филологами и религиоведами, чем историками, и рецензируемая статья представляет собой весьма отрадное исключение из данного правила ³ . Авторам удалось показать зарождение и начальный период развития бхакти на Юге Индии в непосредственной связи с важнейшими историческими процессами раннего средневековья - распространением брахманского культа в среде неарийского населения Южной Индии, борьбой с буддизмом и джайнизмом за влияние, наконец, развитием феодализма. В связи с этим авторы обращают особое внимание на то, как глубоко проникла в мистические излияния проповедников южноиндийского бхакти терминология феодального служения, как постепенно этот "народный индуизм" с его глубокой укорененностью в доарийских культах стал важным элементом легитимации местных феодальных династий.

Исследование южноиндийского бхакти на более позднем этапе его истории продолжает в сборнике статья Р.Н. Найди "Зарождение движения вирашайвов". Она посвящена мощному движению вирашайвов, или лингаятов, зародившемуся на основе шиваитского бхакти в районах северо-запада Карнатаки (конец XII- начало XIII в.). Это движение, объединившее выходцев из торгово-ремесленных каст, земледельцев и небольшую часть обедневших брахманов, автор рассматривает на фоне развития феодализма и товарно-денежных отношений в Карнатаке, но использует при этом данные более поздних социологических и демографических исследований, поскольку община лингаятов и в наши дни остается здесь весьма многочисленной и влиятельной. Статья содержит интересный фактический материал, особенно в той части, где характеризуется средневековая экономика Карнатаки, но само движение и его идеология представлены весьма слабо.

Еще одно религиозное течение поздней древности и раннего средневековья исследовано в статье Р.С. Шармы "Материальные основы тантризма". Распространение тантризма, особенно в Восточной Индии, автор связывает с распространявшейся в раннем средневековье практикой земельных пожалований брахманам, что вызвало миграцию последних в районы, населенные преимущественно племенами с их особым, отличным от варновой системы, внутренним устройством и специфическими культами, прежде всего - культом богини-матери. Культовая практика, социальные устои и идеология тантризма рассматриваются автором как объективная попытка разрешения конфликта между пришлым брахманским элементом и племенным миром, между санскритской и аборигенной культурами.

Статья В. Натха "Махадана: динамика экономики дарения и феодальное окружение" представляет собой оригинальное исследование трансформации известного еще ведийскому культу ритуала дарения в основополагающий для феодализма институт пожалований, а также роль отмеченного ритуала в распространении индуизма на племенной периферии.

стр. 195

Еще одна статья Р.С. Шармы (четвертая в сборнике) - "Феодальное мышление" - к сожалению, не достигает той широты обобщения, на которую претендует заглавие. Автору удалось сделать несколько ярких наблюдений, таких, например, как отражение феодальной иерархии в храмовой скульптуре и в языковой сфере (особенно появление в раннесредневековом санскрите и местных языках как минимум троичной системы обращений во втором лице единственного числа в зависимости от места объекта в феодальной иерархической системе ⁴ ). В целом исследования "феодального мышления", средневековой картины мира в статье не получилось: такая работа, видимо, требует совершенно иного объема. Справедливо отмечая патриархальность общества и слабую мобильность внутри него, Р.С. Шарма абсолютизирует эти черты (хорошо известно, что при всей своей замкнутости феодальное общество все же знало изменения в кастовой иерархии, миграции населения, распространение новых занятий, технологий и идей). Подчеркивая особый консерватизм индийского правящего класса, его "сопротивление всему новому" и "невосприимчивость к технологическим изменениям", автор игнорирует тот факт, что в средние века Индия немало заимствовала у других народов (порох, компас, шелкоделие, бумагу - у китайцев, навигационные приемы - у арабов, огнестрельное оружие - у турок, увеличительные стекла, перспективу в живописи и некоторые технологические усовершенствования в оружейном деле - у европейцев и т.д.).

Завершается раздел и весь сборник статьей Д. Десаи "Искусство при феодализме в Индии (ок. 500-1300 гг.)", в которой искусствоведческая и историческая методологии удачно дополняют друг друга в исследовании тех новых тенденций, которые принесла в индийское искусство (главным образом скульптуру и архитектуру) феодальная эпоха, а также отражения в искусстве новых, феодальных ценностей.

Ответственному редактору сборника удалось преодолеть обычную в таких публикациях разноплановость и создать, несмотря на все различие методологических подходов и тематики авторов, логически стройное и многостороннее исследование раннего феодализма в Индии. Каждая из статей представляет собой весьма аргументированный труд, базирующийся на колоссальном фактическом материале археологических, нумизматических и письменных источников. Не менее впечатляет и историографическая база исследований: приятно отметить, что наряду с трудами индийских, западноевропейских, американских и японских ученых, авторы цитируют и анализируют работы российских историков - Е.Я. Косминского, З.В. Удальцовой, Г.М. Бонгард- Левина, Л.Б. Алаева и др. Весьма положительно следует оценить и то, что участники сборника не рассматривают индийский феодализм изолированно от истории других народов. Непосредственно сравнительных статей в сборнике нет, но практически каждый автор, исследуя тот или иной аспект раннесредневекового индийского общества, сопоставил индийские реалии с теми, которые существовали в других раннесредневековых обществах - Западной Европе, Японии, Китае и т.д.

В целом рецензируемый сборник представляет собой серьезный и заслуживающий внимания медиевистов (не только индологов) вклад в изучение раннефеодального общества.

ПРИМЕЧАНИЯ

^й Ф. Энгельс - Конраду Шманду. 12 марта 1895 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. 39. С. 356.

² См., например: Stein В. Peasant, State and Society in Medieval South India. Delhi, 1980; idem. Politics, Peasants and the Deconstruction of Feudalism in Medieval India // Journal of Peasant Studies. V. XII, No. 2-3; idem. The Segmentary State: Interim Reflections // Kulke H. (ed.). The State in India, 1000-1700. Delhi, 1995.

³ В написанном мною разделе "Средневековый мистицизм" в коллективной монографии "Дерево индуизма" (Отв. ред. И.П. Глушкова. М., 1999) я неоднократно ссылалась на данную статью.

⁴ Древний санскрит знал лишь одно "ты", с которым обращались и к богам, и к царям. В средние века, подчеркивает Р.С. Шарма, во многих языках обращение диверсифицируется, появляется "ты" в обращении к низшему (по возрасту или рангу), "ты" в обращении к равному, "Вы", в обращении к высшему. Ср., например, в современном хинди tu, turn, ар.

Permanent link to this publication: