Мировая историография гражданской войны начинает преодолевать старую схему о том, что эта война была столкновением исключительно между красными и белыми. Знаменитый плакат Э. Лисицкого "Красным клином бей белых" в своей дихотомической ясности стал впоследствии своеобразным мифом-символом основания советского государства. Однако уже одно объединение под названием "белых" всех антибольшевистских сил, от меньшевиков до черносотенцев, показывает искусственность этой схемы. Ведь у противников В. И. Ленина общим был лишь антибольшевизм, но этого было мало для того, чтобы действительно сплотиться вокруг единой идеи. Российское общество 1917 г. было слишком атомизированным, и представления людей о сущности "счастливого будущего" сильно расходились. Кроме того, как показал год революций, политические партии не сумели повлиять на "глубинные движения" народных масс¹. Не случайно на "белых" фронтах гражданской войны к концу 1918 г. власть в свои руки взяли военные, и одновременно в лагере красных была введена строгая военная дисциплина во имя зашиты революции. С исчезновением общепризнанной власти, а также с появлением самостоятельных военных образований на периферии страны, выход России из кризиса пошел по насильственному пути.

Кроме классических "цветов" русских революционных войн наиболее проявили себя, прежде всего, так называемые зеленые, символом которых стал "батька" Махно. Но формы участия крестьян в войне были многообразны, и оно по-разному проявлялось во многих частях страны².

Война в эти годы шла буквально повсюду. В. Н. Бровкин различает "фронтовую войну" между красными и белыми, "неизвестную войну" против зеленых и "незримую войну" совместно красных и белых против сил небольшевистского левого направления³. Однако кроме того шла еще и "национальная война" - война против раздробления империи, которую вели почти все русские ее участники и которая все более и более (вплоть до советско-польской войны) превращалась в войну между государствами. Некоторые национальности распадавшейся империи, известные в литературе как "национальные сепаратисты", сыграли, тем не менее, гораздо более конструктивную роль, чем все русские фракции вместе взятые. Используя вакуум власти в центре, чтобы выйти из вненациональных рамок империи, национальные группы, с одной

Брюггеманн Карстен - доцент Нарвского колледжа Тартуского университета (Эстония), научный сотрудник Института Северо-Западной Европы (Люнебург, Германия).

стр. 17

стороны, на некоторое время усилили хаос "смуты"⁴. С другой стороны, в этот период именно они пытались организовать гражданское пространство с новыми видами идентификации подданных, с упором не на вооруженное насилие, а на создание условий для политического поведения в демократических формах. Здесь заслуживают упоминания прежде всего Финляндия и Эстония, где население бывшей империи уже в 1918 - 1919 гг. получило возможность участвовать в свободных демократических выборах в местные учредительные собрания, которые впоследствии и выполнили свою основную задачу: выработать конституции для новых национальных государств.

Освещение рождения Эстонской республики из огня революционных войн на основе материалов из эстонских, российских, немецких и американских архивов позволяет преодолеть традиционную разграниченность в изучении данной темы. Например, хотя эстонские исследователи уже в 1920-е и 1930-е годы изучали так называемую эстонскую освободительную войну, и прежде всего эстонскую победу над прибалтийскими немцами в июне 1919 г. и заключение Тартуского мирного договора с советской Россией в феврале 1920 г., все же роль Эстонии в российской гражданской войне на Петроградском фронте почти не нашла в их трудах должного отражения.

У советской историографии, особенно начиная с 1930-х годов, имелась своя направленность. Выделяются две работы, которые содержат детальный анализ событий на Северо-Западном фронте гражданской войны, но и в них слабо раскрыта эстонская сторона конфликта. Исследование А. В. Смолина (1999 г.)⁵ вводит в научный оборот ценные источники, однако приписывает эстонской составляющей лишь роль, подобную той, которую "классическая" советская историография отводила белым, - роль марионетки Антанты. До появления докторской диссертации Смолина самым серьезным исследованием данной темы на русском языке являлась работа Н. А. Корнатовского, изданная в 10-летний юбилей событий и рассматривавшаяся как литературный "памятник" защитникам "колыбели революции" от белых войск генерала Н. Н. Юденича⁶. В этой работе тем не менее на широкой источниковой основе представлен нейтральный взгляд на врагов, еще без шаблонов сталинской историографии.

Тема привлекала также английских историков, а равно и немецких, многие из которых были выходцами из Прибалтики. Сборники, изданные Балтийской исторической комиссией в 1970-е годы, содержат исследования о политике балтийских государств и их взаимоотношениях с местными немецкими силами, а также о роли политики Берлина⁷. Третий том, который должен был быть посвящен походам Юденича, к сожалению, не вышел в свет. В последние годы появились русскоязычные указатели и публикации источников. Последняя работа по теме принадлежит эстонскому историку Р. Розенталю, который использовал материалы эстонских архивов для исследования организации и боевой деятельности белой Северо-Западной армии⁸.

Картина гражданской войны была бы неполной без эстонской перспективы, которая значительно отличалась и от доминирующей русской, и от того, как понимали положение в России руководящие круги Антанты. Для руководства Эстонии вопрос о том, кто именно победит в российской гражданской войне - большевики или их противники - был не столь важен, как вопрос о защите независимости страны и ее границ. Именно поэтому оно пошло на риск ограниченного военного сотрудничества с белыми и при этом одновременно вело переговоры о мире с красными. Такая политика не была простой беспринципностью, вызванной слабостью собственного положения. Эстонское руководство в рамках возможного проводило самостоятельную рациональную политику, целью которой было найти выход из войны и обеспечить мирное строительство национального государства и безопасность его границ.

Предпосылки эстонской независимости. Государственная независимость Эстонии датируется 1917 годом. В его революционном календаре упоминание об эстонцах относится к 26 марта (8 апреля), когда состоялась мощная

стр. 18

демонстрация петербургских эстонцев с хором и оркестром, под сине-черно-белым флагом. Это национальное выступление, во время которого участники выдвигали пока лишь требование демократической федерации и большей автономии для Эстляндской губернии, охотно упоминается в эстонской литературе⁹, хотя о его политической значимости трудно говорить с определенностью. Тем не менее Временное правительство уже 30 марта (12 апреля) - во многом благодаря хорошим связям, которые имели в кабинете Г. Е. Львова депутаты I и IV Думы из эстонцев Я. Тыниссон и Я. Раамот, - опубликовало "Постановление о временном устройстве административного управления и местного самоуправления Эстляндской губернии"¹⁰. Этим постановлением северные уезды Лифляндской губернии были присоединены к Эстляндии, и в результате все районы, населенные эстонцами, впервые в истории были сведены в одну административную единицу. Бывший мэр Таллинна адвокат Я. Поска уже в начале марта стал новым губернским комиссаром и первым эстонцем, вставшим во главе провинции, созданной по этническому принципу. Влияние этого обстоятельства на дальнейший ход событий, на психологию и сознание народа, отличавшегося почти поголовной грамотностью, не стоит недооценивать: народ располагал теперь собственной территорией для национального развития.

Временное правительство этим шагом, предпринятым в связи с войной против Германии, едва ли хотело подтолкнуть развитие эстонского национального сознания: оно намеревалось прежде всего покончить с вековым господством в крае балтийско-немецкого дворянства. Было покончено с традицией царского правительства, опиравшегося на немецкое дворянство, в котором видело гаранта порядка и лояльности самодержавию в Прибалтийском крае. Однако правительство князя Львова все же не решилось полностью приравнять край в административном отношении к остальной России: земства в Эстляндии так и не были введены. Причиной послужило то, что в Таллинне уже был организован совет рабочих депутатов, и правительство искало способы, чтобы укрепить лояльность к Петрограду со стороны эстонской национальной буржуазии. В итоге, вместо земства для управления губернией был предусмотрен так называемый земский совет (эст. maapaev от нем. Landtag), выборный орган власти. Впрочем, выборы не были вполне демократичными из-за многоступенчатой избирательной системы¹¹.

Март 1917г., таким образом, ознаменовался своеобразной тихой национальной революцией в северной губернии Прибалтийского края. Однако вопрос об окончательном переходе власти в руки эстонцев на некоторое время повис в воздухе. Хотя немецкое дворянство и отказалось добровольно от участия в выборах в органы губернского управления, оно все более и более связывало свои надежды с победой немцев в войне, особенно после событий октября 1917 г. в России. И действительно, вслед за коротким владычеством большевиков, с февраля по ноябрь 1918 г. последовала немецкая оккупация края. Хотя германские военные и не всегда шли навстречу интересам местных дворян, господство последних в губернии окончательно потеряло почву, в буквальном смысле этого слова, лишь осенью 1919 г. в результате радикальной аграрной реформы, проведенной уже эстонским национальным правительством. Осенью же 1917 г., именно опасность оккупации края немцами (они заняли Ригу 21 августа/3 сентября), с одной стороны, а с другой - последовавший позже роспуск большевиками российского Учредительного собрания, побудили эстонскую политическую элиту взять курс на полную независимость страны.

К тому времени в губернии уже произошла перестановка политических сил. Небольшевистские левые партии шли бок о бок с национальными демократами в требовании национальной независимости, и даже эстонские эсеры потребовали от Таллиннского совета учреждения независимой Эстонской рабочей республики. Эстонские большевики, собравшие в ноябре 1917 г. на выборах в российское Учредительное собрание почти 40% голосов, оказались единственной партией, которая не выступала за независимость Эсто-

стр. 19

нии. Однако к началу 1918 г. они утратили значительную часть своей прежней поддержки у избирателей. Причиной послужило провозглашение ими революционного террора не только против немецких "баронов", но и против представителей эстонской буржуазии, а также требования перехода к коллективному ведению хозяйства в деревне и ограничения свободы печати. В конце января уже после первого дня выборов в Эстонское учредительное собрание большевики отменили их результаты, не собрав даже в центрах с наиболее расположенным к ним населением более 40% голосов. По мнению большевиков, результаты выборов не отражали интересов пролетариата. По мнению земского совета (Maapaev), который до роспуска его большевиками в ноябре 1917 г. успел провозгласить себя "высшим носителем власти" в Эстонии, действующим до созыва эстонского Учредительного собрания, - именно он и оставался органом верховной власти. Уполномоченный земским советом Комитет спасения Эстонии взял инициативу в свои руки и, когда красные войска перед наступлением немцев бежали из Таллинна, провозгласил 24 февраля 1918 г. независимость Эстонии¹².

Немецкая оккупационная власть отрицательно отнеслась к идее эстонской независимости, и это сыграло большую роль в объединении молодых эстонских интеллектуалов разных политических убеждений вокруг идеи о независимости, что стало особенно очевидно к середине 1918 года¹³. В период немецкой оккупации согласие в этом вопросе сложилось и в военных кругах. 34-летний полковник царской армии И. Лайдонер, который в конце 1918 г. стал главнокомандующим эстонской армией, был типичным представителем своего поколения. Он был убежден, что эстонцам, как и другим малым народам, придется воевать за собственную независимость. Лайдонер не только стал эстонским героем этой войны, но так же, как показал 1919 год, он правильно оценил положение страны. Именно победа в "освободительной войне" послужила ключевым фактором в том, что народ поддержал идею национального государства. Однако петроградский фронт российской гражданской войны был в этом отношении менее важен, чем победа эстонцев под Цезисом в июне 1919 г. над немецким ландвером, армией так называемых "балтийских баронов". После четырех лет войны в этой битве неожиданно проявился энтузиазм со стороны эстонцев. Он ясно отразил тот социальный антагонизм в Прибалтийском крае, который со второй половины XIX в. стал превращаться в антагонизм национальный. Участие Эстонии в гражданской войне за власть в России не оставило таких следов в сознании народа, как победа над немецким "заклятым врагом".

Первый этап войны. После капитуляции Германии и окончания военных действий на Западном фронте война в Восточной Европе вспыхнула с новой силой. Причиной послужил крах системы, выстроенной Брестским миром, а также центробежные силы, вызванные революцией. На некоторое время на эстонской территории вновь возникло двоевластие. На одном его полюсе находилось Временное эстонское правительство в Таллинне, которое выводило свои полномочия из независимости страны, провозглашенной в феврале 1918 г. членами Комитета спасения, то есть из принципа преемственности власти. На другом - "Эстляндская трудовая коммуна" в Нарве, основанная эстонскими большевиками 29 ноября 1918 г. и с самого начала не скрывавшая своей зависимости от Москвы. Ее лозунги классовой борьбы не отвечали представлениям большинства населения о национальных интересах. В молодом эстонском обществе, сплотившемся на почве общего социального и национального антагонизма против немецкого дворянства, ненависть к "собственным" эксплуататорам не была настолько развита, чтобы лозунги большевиков могли быть восприняты серьезно. Кроме того, эстонского крестьянина, десятилетиями страдавшего от земельного голода, пугали обещания ввести коллективность хозяйствования.

Тем не менее, на короткий период в ноябре-декабре 1918 г., когда шла усиленная красная агитация, исходившая прежде всего от работавшего еще Таллиннского совета, и когда на восточной границе страны уже

стр. 20

шло наступление Красной армии, Временное правительство Эстонии оказалось парализовано. Премьер-министр К. Пяте от страха перед большевистским переворотом даже советовал своим коллегам по правительству не ночевать дома¹⁴. Однако таллиннские большевики лишь продолжали агитацию, очевидно потому, что у них не хватало сил для серьезного восстания и не было устойчивого контакта с товарищами из Эстляндской трудовой коммуны¹⁵.

Со своей стороны, Временному правительству не удалось поднять эстонцев на войну против Красной армии даже путем принудительной мобилизации всех мужчин в возрасте 21 - 24 лет. Вместо ожидаемых 25 тыс. новобранцев пришли только 13 тысяч. Некому было исполнять решения правительства; не было никого, кто бы мог бороться с дезертирством, хотя дезертирам грозило по закону 15 лет принудительных работ¹⁶. Из прибывших на Нарвский фронт 2500 солдат, например, не разбежались лишь 500. Позже, выступая перед эстонским Учредительным собранием, Пяте объяснил это явление расколом в обществе: крестьяне попросту не хотели воевать за интересы горожан¹⁷. Наконец, 20 декабря Временное эстонское правительство решило пообещать каждому солдату право на собственный участок земли¹⁸. Этим оно в первый раз серьезно попыталось перетянуть крестьянство на сторону идеи эстонской независимости и дать крестьянину возможность почувствовать себя заодно с национальной властью.

В это же время правительство, наконец, решило покончить с коммунистической агитацией и 18 декабря закрыло Таллиннский совет. Не случайно, это произошло после того, как английские военные корабли посетили столичный порт, чтобы продемонстрировать готовность Лондона оказать Эстонии военную поддержку. Наконец, 23 декабря с назначением полковника Лайдонера главнокомандующим нарождающейся эстонской армии, военное командование впервые перешло от несколько хаотичного коллективного руководства в руки единого начальника¹⁹.

К концу 1918 г. наступление Красной армии, по выражению Корнатовского, "выдохлось" из-за отсутствия обозов²⁰, и военная инициатива перешла в руки эстонской армии, которая в течение нескольких недель освобождала от красных один город за другим. Заслуга в этом добровольцев из скандинавских стран, прежде всего из Финляндии, воевавших на стороне эстонцев, не была велика в чисто военном смысле. Дисциплина у них была настолько низкая, что сам Пяте жаловался, что финны вели себя как в оккупированной стране. Важнее в этой связи было, видимо, другое: финны, шведы и датчане "физически" дали эстонцам понять, что они не одиноки в своем противостоянии с Красной армией²¹. В результате к 24 февраля 1919 г. - первой годовщине провозглашения эстонской независимости - у пробольшевистской Эстляндской трудовой коммуны не осталось собственной территории (после занятия эстонцами города Выро в начале февраля ей пришлось бежать в советскую Россию). Это означало конец эстонской гражданской войны, в которой победу одержали национальные силы. Последовавшие в конце апреля - начале мая ожесточенные бои на юге были уже этапом Эстонской освободительной войны за подчинение правительству всех эстонских территорий, она продолжалась до начала 1920 года. Первый этап ее закончился 30 мая 1919 г., когда Лайдонер заявил в телеграмме Учредительному собранию, что Эстония освобождена от неприятельских войск²². Однако в этой победе эстонцам помогло первое наступление белых на Петроград, а тем самым Эстонская освободительная война стала важной частью российской гражданской войны.

Белые формирования в Эстонии. Как уже отмечалось выше, немецкая оккупационная власть не желала слышать об эстонской независимости. В этом отношении ее позиция не отличалась от представлений тех русских офицеров, которые в октябре 1918 г. вошли в состав созданного в Пскове при содействии немцев Русского северного корпуса (РСК), который должен был вести оборону против большевиков²³. Протоколы ноябрьских заседаний Эс-

стр. 21

тонского временного правительства показывают, что оно отдавало себе отчет во враждебности РСК. Только после разгрома корпуса красными в конце ноября таллиннское правительство быстро переменило свое отношение к белым и 6 декабря заключило с остатками РСК, укрывшимися на эстонской территории, договор о совместной борьбе "против большевиков и анархии". В соответствии с договором, русские части соглашались вступить в эстонскую армию и воевать за обеспечение безопасности молодой республики. Командование русского корпуса во главе с полковником Г. фон Неффом одновременно обязалось не вмешиваться во внутренние дела Эстонии, что являлось косвенным признанием независимости страны²⁴. К концу 1918 г. Временное правительство, еще не располагавшее боеспособной армией, вынуждено было идти на противоречивые меры. Наряду с договором с русским корпусом, офицеры которого в большинстве воевали за "Единую и неделимую Россию", то есть против независимости Эстонии, оно заключило еще и договор с балтийскими немцами ("Балтийский полк"), от которых также не стоило ожидать поддержки эстонской независимости²⁵.

Итак, в тот момент, когда в Омске к власти пришел верховный правитель А. В. Колчак, собиравшийся возобновить борьбу за "Единую и неделимую", в бывшем Прибалтийском крае на антибольшевистской основе сложился военный союз между белыми и таллиннскими "сепаратистами", и это сотрудничество приносило партнерам неожиданные плоды. В стратегии "активной оборонительной войны" Лайдонера РСК играл важную роль: он должен бы взять на себя основную тяжесть борьбы против Красной армии на русской территории²⁶. Не случайно эстонский главнокомандующий перевел и немцев Балтийского полка в оперативное распоряжение русских, после того как РСК был перемещен на другую сторону границы. Таким образом, РСК должен был вмешаться во внутрироссийский конфликт, выступая одновременно, по стратегии Лайдонера, в качестве защитника эстонской границы. Вывод русских сил с эстонской территории считался важным по политическим соображениям, так как правительство не доверяло командованию корпуса²⁷. В этом отношении трудно согласиться с В. И. Мусаевым, повторяющим вывод о том, что таллиннское правительство имело какие-то территориальные претензии к России²⁸. Правда, в переговорах с финским Комитетом помощи Эстонии под руководством О. В. Лоухивуори в феврале 1919 г. речь шла о завоевании Петрограда финско-эстонскими войсками. Но этот план не мог рассчитывать ни на поддержку официальной Финляндии, ни на деньги Антанты, которая пока еще поддерживала белых и их борьбу за неделимую Россию. Кроме того, эстонское правительство, которое ожидало признания своей независимости со стороны великих держав, не было готово послать армию в Россию. Именно этими политическими соображениями руководствовался Лайдонер, когда отказался от продолжительной войны на русской территории. Он даже заговорил о возможности заключения мирного договора с Москвой, хотя, по его убеждению, прежде надо было очистить от большевиков Петроград, Псков и Дно. Однако не могло быть и речи о завоевании Петрограда без согласия на это Антанты, поэтому надо было по крайней мере организовать на восточной границе Эстонии буферную зону под управлением белых русских. В этом, в конце концов, и заключалась политическая цель его стратегии "активной оборонительной войны"²⁹.

Руководство РСК, состоявшее преимущественно из офицеров прибалтийско-немецкого происхождения, полностью зависело от Лайдонера и поэтому старалось не выступать открыто против эстонской независимости. Даже гражданские представители русских в Эстонии в феврале 1919 г. делегировали в правительство адвоката Алексея Сорокина, возглавившего Министерство национальностей, и тем самым после долгих колебаний признали новую власть³⁰.

Тем не менее руководство РСК искало новую финансовую и организационную опору вне пределов Эстонии. Свои надежды оно возлагало на Юденича, который пока безуспешно пытался создать русскую военную организа-

стр. 22

цию в Финляндии. Смолин подробно описал становление Гельсингфорсского центра белых сил под руководством Юденича³¹, Однако практически вплоть до лета 1919 г. Юденич оставался генералом без армии. Все его попытки просьбами или угрозами получить под свой контроль РСК сводились на нет, так как эстонское правительство не было готово отказаться от хороших для него условий договора с РСК. Со своей стороны, Военно-политический центр при Юдениче в феврале 1919 г. обещал лишь туманно сформулированное "полное признание независимости действий Временного правительства эстонского народа"³². В личном письме Лайдонеру Юденич, не забывший вежливо упомянуть об их совместной службе на Кавказе, утверждал, что он никогда не отдаст приказ Северному корпусу повернуть штыки против Эстонии³³. Однако пока еще Лайдонер являлся главнокомандующим эстонской армией, в составе которой находился РСК, и он воспринимал слова генерала как вмешательство в свои дела. Недоверие эстонцев к Юденичу, кстати говоря, не было необоснованным. Юденич в своих письмах белым представителям в западных столицах пользовался другим языком, говоря об Эстонии, которую упоминал как "более чем ничтожную величину"³⁴.

Эстонское же руководство предпочитало вести переговоры с гражданской политической группой, сложившейся вокруг присяжного поверенного Н. Н. Иванова и депутата IV Думы прогрессиста (ранее кадета) князя СП. Мансырева, которые пытались с позиции признания эстонской независимости получить политический контроль над РСК. Видимо, эстонцы именно в них видели потенциальное руководство предполагаемого буферного государства с центром в Пскове и более надежных (и, быть может, менее влиятельных) политических союзников, чем Юденич³⁵. В ходе переговоров Лайдонер неоднократно подчеркивал приоритет политических соображений над военными, что было исключительной редкостью для офицера в годы гражданской войны, и снова утверждал, что судьба РСК зависит от признания им независимости Эстонии³⁶.

Именно в этом открывается главная разница между российской гражданской и эстонской освободительной войнами: последняя не имела в качестве конечной цели свержения большевиков и не была принципиально антибольшевистской. Она оказалась таковой только в связи с тем, что в конце ноября 1918 г. Красная армия открыла военные действия против Эстонии. Одновременно эстонская освободительная война не была принципиально антирусской войной. Она была таковой только косвенно в связи с тем, что руководство страны стремилось обеспечить безопасный выход Эстонии из состава Российского государства. Однако лидеры белого движения не понимали, что общность интересов с эстонцами имела свои пределы и что именно те, кого они именовали "шайкой уголовных преступников" в Таллинне (говоря словами Юденича)³⁷, по сути дела могли диктовать условия антибольшевистской борьбы на этом фронте. Позиция, занятая Юденичем на переговорах о сотрудничестве с эстонцами, уже не представляла каких-либо выгод для Таллинна. В общих чертах она сводилась к следующему: пусть эстонцы в военном отношении помогут нам, белым, освободить Петроград, и потом они получат от нас политическое вознаграждение, и это будет, возможно, "полная независимость действий", а может быть, культурная или политическая автономия. Тем временем эстонцы в строительстве своего государства весной 1919 г. достигли новой степени суверенитета: на территории бывшей российской окраины политическую судьбу страны взяло в свои руки демократически избранное Учредительное собрание.

Выборы в Учредительное собрание, состоявшиеся 5 - 7 апреля 1919 г., еще во время войны с Красной армией, явились первым народным плебисцитом о судьбе проекта национальной политики под названием Ээсти, выработанного эстонской элитой. Избиратели участвовали в устройстве своего политического бытия на основе национального самоопределения. "Земля и мир" - это было революционным лозунгом дня также и для Эстонии в 1919 году. Он гарантировал эстонским социал-демократам победу прежде всего

стр. 23

среди солдат, от которых они получили 41,4% голосов (всего по стране они набрали 33,2%). Вместе с трудовиками (25,1%) социал-демократы создавали убедительное левое большинство, в то время как эстонские эсеры, представлявшие (при бойкоте выборов со стороны большевиков) самую радикальную альтернативу, получили только 5,8% голосов. Еще меньше голосов собрал Крестьянский союз премьер-министра Пятса (4%), который играл впоследствии лишь оппозиционную роль в 1919 - 1920 годах³⁸.

Однако обеспечение мира и безопасности границ не зависело от воли одной лишь Эстонии и находилось в тесной связи с российской гражданской войной, которая все более приобретала международный характер. Новый премьер-министр О. Страндман, представлявший трудовиков (социал-демократы предпочли послать своего представителя на пост председателя Учредительного собрания), заявил 12 мая, что его правительство считает главным вопросом заключение мира с Москвой, политику которой он называл "советским империализмом России". Однако заключение мира не должно было изолировать Эстонию от тех государств, которые поддерживали ее в моральном и материальном отношении³⁹. Эстония действительно не могла заключить мирный договор с правительством Ленина без учета позиции Антанты, хотя уже с апреля установила неофициальные контакты с Москвой. Продолжение войны на восточной границе Эстонии соответствовало не только стратегии "активной оборонительной войны", но и официальной политике Антанты, которая вела переговоры с Колчаком об оказании поддержки белым армиям. В этом отношении не явилось сюрпризом, что новый этап войны на Петроградском фронте начался уже на следующий день после заявления Страндмана о готовности Эстонии заключить мир с Советской Россией.

Открытие Петроградского фронта. 13 мая РСК двинулся в наступление; на флангах ему оказывали поддержку эстонские подразделения. Поддержка эта имела, однако, скорее демонстративный характер, так как эстонское командование ясно понимало нежелание своих солдат продвигаться на русскую территорию⁴⁰. Что касается стратегии наступления, то главнокомандующий Лайдонер согласился с решением РСК идти прямо на Петроград, хотя считал направление на Псков-Новгород более выгодным. На решение Лайдонера повлияло то обстоятельство, что положение на южном эстонском фронте оставалось серьезным, поэтому открытие Петроградского фронта где бы то ни было должно было отвлечь на себя Красную армию⁴¹. Генерал А. П. Родзянко, будущий командир РСК и сторонник признания Эстонии, хотя бы даже из тактических соображений, писал в мемуарах, что важнейшим аргументом в пользу Петроградского направления послужило сообщение Юденича о якобы обещанной поддержке английского флота в случае прямого наступления на Петроград⁴². Однако упомянутое им письмо генерала пока не обнаружено. Более того, ввиду сложных отношений Юденича с англичанами и в связи с тем, что у английской эскадры на Балтике не имелось разрешения Лондона на вооруженное вмешательство раньше июня, представляется весьма сомнительным, что такое согласие могло быть получено⁴³. Юденичу оставалось ждать результата похода в Гельсингфорсе, и прямого влияния на ход наступления он не оказывал⁴⁴. Тем не менее, наступление увенчалось неожиданным успехом. В три дня отряды корпуса преодолели ту линию, которая в приказе о наступлении была указана как конечная цель операции, и в начале июня захватили станцию Елизаветино в 20 км от Гатчины⁴⁵. Хотя это наступление в реальности не представляло для Петрограда серьезной угрозы, ЦК РКП(б) 10 июня объявил этот фронт самым главным и собирался сосредоточить все силы для защиты "колыбели революции"⁴⁶.

Разумеется, символическое значение города на Неве было чрезвычайно велико для всех участников войны. "Северная коммуна" имела для большевиков неоценимое значение, а для белых город символизировал столицу империи и славу династии Романовых. Завоевание и удержание Петрограда белыми имело бы далеко идущие последствия и послужило бы убедительной причиной для продолжения поддержки белых со стороны Антанты. А. И. Гуч-

стр. 24

ков в меморандуме Деникину уже в январе 1919 г. указывал на первостепенное значение "балтийского фронта" для уничтожения советской власти, хотя он, не принимая во внимание сложившегося там положения, все еще мечтал о немецкой военной помощи⁴⁷. Независимо от надежд Гучкова, в расчетах белых, группировавшихся вокруг С. Д. Сазонова в Париже, представления о "Петроградском фронте" принимали конкретные радужные очертания из-за излишне оптимистических оценок положения в рапортах Юденича. Среди белых руководителей возникла своего рода "холодная война" по вопросу, разрешать ли Юденичу возглавить поход на Петроград, или нет. Фракция Колчака, бывшего подчиненного Юденича, видимо, очень боялась того, что непредсказуемый генерал от инфантерии, завладев старой столицей, бросит вызов власти верховного правителя⁴⁸.

В конце мая эстонцы заняли Псков и передали город упомянутому Иванову, который нашел общий язык с полковником С. Н. Булак-Балаховичем, получившим впоследствии печальную известность в связи с еврейскими погромами в городе. Как сказал Лайдонер по поводу передачи города русским: "Эстония не претендует ни на одну пядь русской земли"⁴⁹. Но в отличие от Ямбурга, где РСК был полным хозяином, в Пскове эстонцы хотели контролировать положение. Здесь Иванов собирался организовать "общественное управление", из которого, по мысли эстонского руководства, видимо, должно было вырасти впоследствии буферное государство. Псковщина была важна для Таллинна прежде всего еще потому, что доход от вывоза производимого здесь льна должен был пополнить пустую эстонскую казну иностранной валютой⁵⁰.

К тому времени, однако, грозовые тучи еще одной войны сгустились над южным фронтом эстонской армии. Но речь уже шла не о Красной армии, оставившей Ригу 22 мая, а о немецких войсках. В течение весны они укрепились в Курляндии и захватом Риги показали свою готовность покончить с "эстонскими большевиками", каковыми они считали левое правительство в Таллинне. Здесь не место подробностям о сражении эстонцев и организованных ими национальных латышских полков с ландвером под Цезисом 23 июня 1919 года. Но именно эта победа эстонцев над "балтийскими баронами" раз и навсегда обеспечила молодой республике внутреннюю политическую и символическую прочность. Неожиданная победа над "историческим врагом" была воспринята населением как конец освободительной войны. Одновременно, когда решимость эстонских солдат "выбить золотые зубы из баронов" достигла степени энтузиазма⁵¹, привлечение их к крупным операциям на русской территории в союзе с РСК стало тем более нереальным. Новости, доходившие из завоеванных РСК русских областей, только усиливали нежелание эстонских солдат дольше воевать во имя "порядка и закона", вводимых военным управлением белых генералов.

Несмотря на слова о "демократии" в пропаганде Иванова, положение в Пскове лишь на бумаге отличалось от того, что царило в районах, находившихся под непосредственным контролем штаба РСК с центром в Ямбурге. Однако эстонская армия в лице командующего 2-й дивизией полковника В. Пускара, чьи войска по просьбе Родзянко остались на правом берегу реки Великой⁵², несла по крайней мере косвенную ответственность за диктатуру "общественности" под руководством Иванова и Балаховича. Эстонцы слишком поздно отреагировали на открытые расстрелы, прежде всего евреев и подозреваемых в большевизме, которые были легитимированы Ивановым как выражение справедливого гнева населения⁵³, и вплоть до падения Пскова в конце августа оказывали поддержку Балаховичу. Трудно согласиться с утверждением Смолина, что в Пскове Иванов стремился организовать власть на демократических началах⁵⁴. Противоречивость деятельности политического авантюриста Иванова, который играл, по выражению Корнатовского, роль "злого гения"⁵⁵ на Петроградском фронте, становится ясной уже из-за безграничного культа личности "батьки" Балаховича на страницах его газеты "Новая Россия освобождаемая"; эти восхваления ничем не уступали крити-

стр. 25

куемому самим же Ивановым культу Юденича в русских кругах Гельсингфорса.

Для эстонцев, очевидно, идея "Псковской республики" была слишком заманчивой, чтобы от нее отказаться, тем более что в Ямбургском штабе РСК открыто заявляли о цели белых восстановить Россию в границах 1914 года. Деятельность Н. Е. Маркова 2-го, который под псевдонимом Льва Чернякова находился при штабе с конца мая, не была тайной для эстонского правительства⁵⁶. Политические настроения большинства офицеров РСК проявились в середине июня в инциденте с Ингерманландским полком, входившим в состав эстонской армии, а также в попытках наладить отношения с представителями немецких войск в Латвии⁵⁷. Эстонское правительство, следуя условиям декабрьского договора, предусмотренным на случай перемещения частей РСК на русскую территорию, 10 июня решило поставить отношения с корпусом на новую основу - "как между двумя соседями", но сохранив при этом возможность использовать его военную силу для защиты своих границ⁵⁸. В результате 19 июня Лайдонер сообщил Родзянко о том, что сложил с себя полномочия главнокомандующего корпусом⁵⁹. С того дня РСК переименовывался в Северную армию, а с 1 июля в Северо-Западную армию (СЗА).

Интернационализация фронта и попытка демократизации белых сверху. Вывод русских войск из Эстонии имел несколько последствий, показавших, что успех Петроградского антибольшевистского фронта не зависел лишь от умения или неумения белых организовать свой поход. Для очевидцев было ясно, что без поддержки Эстонии СЗА висела в воздухе. Это очень быстро понял и глава военной миссии союзников, английский генерал X. Гоф, который, прибыв в конце мая в Гельсингфорс, волей-неволей стал самой привлекательной фигурой для всех сторон, домогавшихся финансовой помощи со стороны Антанты. Однако Гоф слабо разбирался в узле балтийских противоречий и, кроме того, являлся слугой двух господ: когда английский военный министр У. Черчилль поручил Гофу организацию Петроградского фронта, министр иностранных дел Дж. Керзон напомнил ему, что он должен считать невмешательство принципом своей деятельности⁶⁰. В начале июня начальник английского Генерального штаба Г. Вильсон поручил ему помочь эстонцам организовать оборону против Красной армии⁶¹. Высоко ценя профессиональные качества Лайдонера, особенно после победы под Цезисом, Гоф впоследствии, с одной стороны, поддерживал эстонцев, считая, что под руководством Лайдонера русский фронт был бы в лучших руках⁶². С другой стороны, он пытался, во-первых, упрочить позицию Юденича среди русских сил на южном берегу Финского залива и, во-вторых, старался найти почву для сотрудничества белых с эстонцами.

Только после того, как союзники пришли к соглашению с правительством Колчака, а верховный правитель, в свою очередь, в начале июня признал Юденича главнокомандующим русскими войсками в Прибалтике, последний смог располагать прямой материальной помощью союзников. Только теперь он получил влияние на ход событий на Петроградском фронте. Но на театре войны он показывался редко. Армия о своем новом главнокомандующем узнала только 23 июня, во время его первого весьма короткого визита на фронт⁶³.

Юденич предпочитал сотрудничать в военном плане с Финляндией и Маннергеймом, ради чего был даже готов пойти на территориальные уступки финнам в Карелии (в свою очередь это послужило причиной того, что в Париже и Омске "героя Эрзурума" стали подозревать в самоуправстве). Поэтому он перебрался в Эстонию лишь в конце июля, после поражения Маннергейма на президентских выборах в Финляндии, потеряв, таким образом, много времени, необходимого для укрепления своих позиций в РСК. Руководство корпусом ждало от генерала денег, но не его "прихода на готовое" со свитой, как выразился его начальник штаба полковник О. А. Крузенштерн⁶⁴. Когда Юденич появился на Петроградском фронте, СЗА уже отступала под

стр. 26

натиском красных и 4 августа без боя оставила Ямбург⁶⁵. Имели место даже столкновения между эстонцами и войсками СЗА. Петроградский фронт явно разваливался.

Тем временем Гоф уже терял терпение в отношении русских. Он резко критиковал их, например за то, что вследствие агитации Маркова 2-го они стали открыто уповать на помощь со стороны немцев, которые хорошо обмундировали войска князя А. П. Ливена, только что переведенные из Латвии в Нарву. В письме Юденичу от 4 августа Гоф называл "тупоумными" русских офицеров, требовавших помощи от немцев, и одновременно благодарил генерала за его "лояльность"⁶⁶. Однако, как свидетельствуют документы немецких ведомств, Юденич сам неоднократно, через уполномоченных или даже лично, ходатайствовал о немецкой помощи⁶⁷. Гоф дальше напоминал генералу, что "какова бы ни была будущность России, она во всяком случае будет демократическая" и что неумение белых найти общий язык с эстонцами и латышами "не предвещает ничего хорошего в будущем"⁶⁸. Этим письмом Гоф превысил свою компетенцию, так как о "невмешательстве" здесь уже не могло быть и речи. Демократизация белого фронта стала теперь для англичанина святым делом, в связи с чем он стал верным союзником эстонцев. Поэтому ответ Юденича, в котором вся вина сваливалась на эстонцев, уже якобы договорившихся отдать белых "на съедение" большевикам⁶⁹, вызвал еще большее раздражение Гофа. Официальным ответом эстонцев на это обвинение стал меморандум правительства, в котором были использованы аргументы Лайдонера. Он утверждал, что Эстония поддерживает СЗА в рамках возможного, учитывая политическое и военное положение страны. Для упрочения взаимного доверия он потребовал безоговорочного признания эстонской независимости со стороны русских. Однако признание со стороны "случайных личностей" (то есть Юденича), которые не имеют полномочий от политической организации, признанной союзниками, не имело бы должной ценности⁷⁰. Этим Лайдонер определил события последующих дней, когда по инициативе Гофа было образовано Северо-западное правительство (СЗП).

Мечты эстонцев о буферном государстве, поддерживаемом союзниками, почти сбылись. Но им быстро пришлось убедиться, что военно-дипломатические представители союзников, 10 - 11 августа сформировавшие в колониальном стиле местную русскую власть, не сильно стремились к созданию подлинно демократического правления. В записках участников совещания, на котором было сформировано это правительство, заметно как они впоследствии старались подыскать подходящие слова, чтобы описать свои чувства в тот момент, когда в грубом тоне, под угрозой оставления Петроградского фронта на произвол судьбы, от них потребовали не только сформировать правительство в течение сорока минут, но и безоговорочно признать независимость Эстонии⁷¹. Разумеется, что с таким истолкованием своих обязанностей союзными представителями в Эстонии не согласились ни Лондон, ни Париж, ни Вашингтон, когда стало ясно, что верховный правитель не подтвердит полномочия правительства, сформированного при таких обстоятельствах.

Для эстонцев также не было тайной то, что СЗА не поддерживала "собственное" правительство. Разозленный этой "незаконной связью" англичан с эстонцами, Юденич⁷² лишь под давлением англичан (и вопреки протестам социалистических министров), вошел в СЗП в качестве военного министра. Впоследствии он стал присылать вместо себя на заседания правительства адмирала В. К. Пилкина, чтобы быть информированным о деятельности кабинета. Скоро всем стало понятно, что, признав Эстонию, СЗП изолировало себя не только на Петроградском фронте, но и вообще в белом движении.

Наконец, эстонцы поняли, что их мечта о русском санитарном кордоне невыполнима. Одновременно правительство Страндмана занялось поисками "нового пути", после того как министр иностранных дел Я. Поска вернулся из Парижа, не получив от мирной конференции признания независимости

стр. 27

страны. Когда 31 августа в Таллинн пришло мирное предложение из Москвы, правительство решило в интересах собственной безопасности пойти на рискованную дипломатическую эквилибристику. Уверяя министров СЗП и союзников, что переговорами с Москвой оно стремится лишь выиграть время для подготовки похода СЗА на Петроград, правительство попыталось получить из Кремля свое первое признание de jure. Открывшиеся в середине сентября переговоры сперва вызвали острый протест союзных представителей. Однако 25 сентября английское правительство Д. Ллойд Джорджа неожиданно дало свое согласие на то, чтобы балтийские республики достигли соглашения с советской Россией⁷³. Таким образом, теперь преградой для договора между Таллинном и Москвой была только СЗА.

Защита Эстонии от белой и красной России. СЗА не была готова к серьезному наступлению. Отношения между бывшими офицерами РСК и людьми Юденича по-прежнему были напряженными, и ходили слухи о возможном путче Родзянко⁷⁴. Положив в конце августа предел самоуправству Балаховича во Пскове, Юденич решил заручиться доверием офицеров корпуса. Однако своей карательной экспедицией он лишь окончательно ослабил защиту Пскова, которая теперь лежала прежде всего на 2-й эстонской дивизии Пускара. Несмотря на приказ Лайдонера удерживать город, эстонские отряды стали местами самовольно уходить с фронта. "Наши войска с Юденичем не будут работать", - объяснял Пускар Лайдонеру, и указывал на засилье "баронов и монархистов" вокруг генерала⁷⁵. К своеобразному "голосованию ногами" эстонцев побуждали не только коммунистические листовки с уверениями в мирной политике большевиков, но и новости об обсуждении эстонским Учредительным собранием проекта аграрной реформы, которые заставили солдат вернуться на эстонскую территорию. Силами одной СЗА Псков удержать было невозможно, и 25 августа в него без боя вошли еще не верившие своему успеху подразделения Красной армии. Эстонцы стали теперь сильно сомневаться в боеспособности белых частей, наблюдая среди них "большую безучастность к судьбе армии"⁷⁶.

Одновременно с конца августа на белый фронт начало поступать союзническое обмундирование и снабжение, и армия смогла перегруппироваться. Но для начала серьезного наступления она была слишком малочисленна. Это видел и Юденич, который еще в мае 1919 г. заявил, что для наступления необходимо по крайней мере 50 тыс. солдат, в том числе 30 тыс. для удержания Петрограда после его захвата⁷⁷. Однако и в начале октября у него было менее 20 тысяч. При таких обстоятельствах наступление вдоль Балтийской железной дороги представляло собой хотя и реальную, но одновременно и последнюю возможность захватить Петроград⁷⁸. Тем временем Лайдонер, который еще в начале августа отказался от идеи мира с Москвой, уже 15 сентября обсудил возможность такого мира со своими коллегами из Латвии и Литвы. На его позицию, очевидно, повлияло крушение надежд на создание псковского буферного государства⁷⁹. Однако в тот момент соседи не поддерживали эстонский курс на мир. Поэтому новая позиция Лондона была особенно важна для Таллинна: ему теперь не надо было опасаться упреков со стороны союзников. В конце концов во время второй конференции с представителями соседних государств и Латвия и Литва согласились начать переговоры с правительством Ленина, хотя "не раньше 25 октября"⁸⁰. Поска теперь намекнул в разговоре с министром СЗП М. С. Маргулиесом, что это решение дает армии три недели для развития наступления⁸¹. Одновременно эстонцы уже приготовились к более вероятному исходу, поражению белых; в этом случае они рассчитывали сговориться о мире с большевиками. В эстонском руководстве никто не предавался иллюзии относительно того, что в случае победы белых Юденич не объявит Эстонию составной частью России и не повернет штыки против Ревеля⁸². Находясь в таком положении, СЗА уже не могла ожидать бескорыстной помощи со стороны эстонцев.

Не только в советской, но и в более ранней западной литературе можно встретить утверждение, что Эстония приняла участие в походе Юденича с

стр. 28

целью получить от союзников признание своей независимости. Однако это верно лишь в отношении политической оппозиции, группировавшейся вокруг бывшего премьера Пятса. Правительство же Страндмана очень хорошо понимало, что договор с большевиками, чья власть осенью 1919 г. висела на волоске, давал единственный шанс на быстрый мир. Тогда отпала бы и нужда в присутствии белой армии в качестве пограничной охраны. С точки зрения эстонцев, несмотря на неприемлемую политику белых в отношении бывших окраин империи, поход СЗА на Петроград во всяком случае ослаблял бы обоих возможных противников. В этом аспекте российская гражданская война была искусно использована в интересах укрепления эстонской безопасности. Таким образом, участие эстонской армии в наступлении СЗА служило тому, чтобы упрочить позицию страны и укрепить ее границы против победителя Петроградского сражения⁸³.

В октябре 1919 г. СЗА Юденича приблизилась к самым воротам Петрограда. Все ожидали победы, вокруг армии царила атмосфера ажиотажа. Руководство СЗА прониклось неоправданной самоуверенностью и переоценило собственные возможности. Юденич и его политические советники, почувствовав свое всемогущество, пытались восстановить историческую "справедливость" и отомстить всем социалистам и либералам. Отступление от идеалов неделимой России опять стало считаться предательством родины. Показательно, что первой жертвой этой мести стало именно "собственное" СЗП, которое одним росчерком пера было заменено новым генерал-губернатором генералом П. В. Глазенапом⁸⁴. В то же время у Юденича еще хватало здравого смысла, чтобы понять ту опасность для его похода, которую представлало нападение П. Р. Бермонта-Авалова на Ригу. Объявив, однако, последнего "изменником Родины"⁸⁵, сам генерал мог навлечь на себя обвинение в отступлении от идеалов неделимой империи. Пресловутые "противоречия в стане империалистов" как раз особенно наглядно влияли на белую борьбу в Прибалтике.

Несмотря на это, с эстонцами в СЗА уже не хотели считаться, хотя впоследствии ее офицеры признавали важность поддержки от эстонской армии⁸⁶. Лайдонеру же было ясно, что слишком резкий распад СЗА угрожал бы безопасности эстонской границы. Но, как известно, военная инициатива скоро перешла к Красной армии. 2 ноября, когда красные атаковали Гдов, а Юденич вынужден был оставить Гатчину, на совещании Лайдонера с представителями союзников английский адмирал В. Коуэн объявил о конце Петроградского фронта⁸⁷. Уверенность белых в победе быстро уступила место депрессии, усилившейся в связи с эпидемией сыпного тифа. Число жертв его превысило потери от военных действий.

10 ноября эстонское правительство приняло решение обезоружить солдат СЗА в случае перехода ими границы. Разоружение должно было проводиться "корректно и гуманно", потому что белые воевали как "наши товарищи в битве" и облегчили защиту Эстонии⁸⁸. На практике этот призыв к гуманности был скоро забыт, и имели место многочисленные столкновения между русскими и эстонцами. Из-за возникшего в связи с аграрной реформой правительственного кризиса Лайдонеру пришлось самому улаживать опасное положение на фронте. Он утверждал, что для защиты страны необходима боеспособная СЗА, и поэтому распорядился дать солдатам СЗА возможность перейти границу с оружием, если они продолжат воевать под эстонским командованием. После падения Ямбурга 14 ноября на это пришлось согласиться и Юденичу⁸⁹. В итоге более 6 тыс. военных СЗА заканчивали свой боевой путь плечом к плечу с эстонцами в оборонительных боях против Красной армии в декабре 1919 года.

Конечная точка в борьбе была поставлена в начале 1920 г. Тартуским мирным договором. Таким образом, белые войска Северо-Западного фронта сами закрепили развал "единой и неделимой России", исполнив свои обязательства согласно эстонско-русскому "браку по расчету", по выражению Смолина, то есть договору Таллинна с РСК от декабря 1918 года. После

стр. 29

перемирия с советской Россией оставшиеся солдаты корпуса попали в распоряжение Министерства внутренних дел, которое направило их на торфяные разработки. Приблизительно 7500 военных СЗА, вопреки предписаниям Юденича, вернулись на родину под влиянием большевистских листовок с обещанием амнистии⁹⁰. 22 января 1920 г. Юденич подписал приказ о ликвидации армии⁹¹.

Эстония наряду с большевиками вышла победительницей из революционных войн на Петроградском фронте. С ее точки зрения, суть битв заключалась не в антибольшевизме, как это считали или на это надеялись многие наблюдатели, а в обеспечении собственной независимости. В достижении этой цели эстонцы не были марионетками истории, а держали ход событий в своих руках. Этим обстоятельством можно, пожалуй, объяснить все недопонимание в отношениях между эстонцами и русскими. Как вспоминал, например Родзянко, занятие Петрограда, по убеждению Лайдонера, было исключительно политическим вопросом⁹². В этом отношении "непредрешенчество" белой политики оказало белому делу медвежью услугу; позиция Ленина в этом отношении была намного более гибкой. Мирный договор оказался выгоден для Эстонии, на нее теперь выпала роль посредствующего звена при налаживании политического и экономического сближения Лондона с Москвой.

Основой для национального сплочения молодой республики служили не антирусские, а антинемецкие настроения населения. Наряду с военной победой над ландвером летом 1919 г. именно аграрная реформа, сокрушившая экономическую мощь немцев (она прошла в третьем чтении в Учредительном собрании как раз в те дни, когда СЗА стояла у ворот Петрограда), стала решающим фактором для утверждения легитимности эстонского национального государства в глазах широких масс.

Значительную роль в том, что молодой республике удалось стать реальностью, сыграла ее армия. Военное положение ее в отношении к русским было запутанное. Некоторое время эстонцы воевали бок о бок с белыми, которые открыто заявляли, что Эстонии не существует. При этом эстонцы выступали как противники красных, которые объявляли, что готовы признать независимость страны. В результате, эта часть освободительной войны на Петроградском фронте не пользовалась популярностью даже среди солдат. В конце концов Лайдонер с его авторитетом "победителя над баронами" объявил частичное сотрудничество с белыми делом национальной безопасности. Оборонительные бои против "пушечной дипломатии" Красной армии доказывали, что он был прав, подозревая ложность большевистских обещаний о мире, и продемонстрировали его успех в организации армии республики. В связи с этим, надо отдать ему должное, он даже во время правительственных кризисов строго соблюдал принцип невмешательства в борьбу внутренних политических сил и выступал за сплочение демократического государства.

Появление эстонской государственности традиционно рассматривается как случайный результат одновременного ослабления Германии и России. Однако государства никогда не появляются из вакуума, и эстонцам надо было умело воспользоваться представившимся случаем, что они и сделали. Также необходимо опровергнуть советскую историографическую традицию, продолженную и в новейшей литературе, с ее утверждениями, что новые государства были марионетками союзников, и прежде всего Англии. Конечно, без помощи со стороны стран Антанты завоевание независимости было бы гораздо сложнее, но нельзя не учитывать, что революционный лозунг "земля и мир" был решительно проведен в жизнь таллиннским правительством в виде радикальной экспроприации земли и заключения мира с большевиками, прямо вопреки идеалам союзников. Объединяющая национальная революция в Эстонии, таким образом, проводилась на основе местных условий и прежде всего в зависимости от местной национальной политики.

стр. 30

Примечания

Проф. Норберту Ангерманну к 70-летию со дня рождения посвящается

1. READ C. From Tsar to Soviets. The Russian People and Their Revolution, 1917 - 21. London. 1996.

2. ЯРОВ С. В. Крестьянин как политик. СПб. 1999.

3. BROVKIN V. Behind the Front Lines of the Civil War. Princeton. 1994, p. 191. Понятие "неизвестная гражданская война" использовал уже О. Рэдки (RADKEY O. H. The Unknown Civil War in Soviet Russia. Stanford. 1976).

4. ЛОТМАН Ю. М. Механизм Смуты (к типологии русской исторической культуры). - Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia III. Проблемы русской литературы. Helsinki. 1992.

5. СМОЛИН А. В. Белое движение на Северо-Западе России 1918 - 1920 гг. СПб. 1999; ЕГО ЖЕ. Интервенция на Северо-Западе России 1917 - 1920 гг. СПб. 1995.

6. КОРНАТОВСКИЙ Н. А. Борьба за Красный Петроград. Л. 1929.

7. Von den baltischen Provinzen zu den baltischen Staaten. 2 Bde. Marburg. 1971 - 1977.

8. РУТЫЧ Н. Белый фронт генерала Юденича. М. 2002; ВОЛКОВ С. В. Белая борьба на Северо-Западе России. М. 2003; Белое движение на Северо-Западе России. М. 2003; ROSENTHAL R. Loodearmee. Tallinn. 2006.

9. LAAMAN E. Eesti iseseisvuse sund. Stockholm. 1964, Ik. 80.

10. Великая Октябрьская Социалистическая революция в Эстонии. Таллин. 1958, с. 65 - 67.

11. ARENS O. The Estonian Maapaev during 1917. In: The Baltic States in Peace and War. Pennsylvania. 1978; EJUSD. Soviets in Estonia 1917/18. In: Die baltischen Provinzen Russlands zwischen den Revolutionen von 1905 und 1917. Koln. 1982.

12. PAJUR A. Die Geburt des estnischen Unabhangigkeitsmanifests. - Forschungen zur baltischen Geschichte, 2006, N 1.

13. LEHTI M. A Baltic League as a Construct of the New Europe. Frankfurt a/M. 1999, p. 119.

14. Eesti Riigiarhiiv, Эстонский государственный архив, Таллинн (ЭГА), ф. 31, оп. 1, д. 8, л. 41 об. Протокол заседания Временного правительства, 28.11.1918.

15. Революция, гражданская война и иностранная интервенция в Эстонии (1917 - 1920). Таллин. 1988, с. 476 - 477.

16. ЭГА, ф. 31, оп. 1, д. 8, л. 32, 43, 51. Протокол заседаний Временного правительства, 22, 29.XL, 3.XII.1918.

17. Asutava Kogu I istungjark. Tallinn. 1919, Ik. 210 - 211.

18. ЭГА, ф. 31, оп. 1, д. 8, л. 76 об., 77. Протокол заседаний Временного правительства, 19.XI., 20.XII.1918.

19. Там же, л. 80 об. Протокол заседания Временного правительства, 28.XI.1918.

20. КОРНАТОВСКИЙ Н. Ук. соч., с. 87.

21. Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), ф. 5881, оп. 1, д. 509. Воспоминания эстонского генерала А. Тыниссона (перевод).

22. ЭГА, ф. 2124, оп. 1, д. 11 (без пагинации). Заявление Лайдонера, 30.V.1919; Asutava Kogu, Ik. 793.

23. СМИРНОВ К. К. Начало Северо-Западной армии. - Белое дело, 1926, кн. 1; СМОЛИН А. В. Ук. соч., с. 5 - 48.

24. ЭГА, ф. 957, оп. 11, д. 118, л. 140; РОДЗЯНКО А. П. Воспоминания о Северо-Западной армии. Берлин. 1921, с. 135 - 136.

25. К чести этого полка из эстляндских немцев надо сказать, что его командование даже во время военного столкновения эстонцев с ландвером балтийских немцев в июне 1919 г., каких-либо политических требований таллиннскому правительству не выставило.

26. С такой же целью были заключены и договоры с латышскими (ЭГА, ф. 31, оп. 1, д. 43, л. 14В-14С) и ингерманландскими (там же, ф. 2315, оп. 1, д. 23, л. 120) отрядами.

27. ZETTERBERG S. Suomi ja Viro 1917 - 1919. Poliittiset suhteet syksysta 1917 reunavaltiopolitiikan alkuun. Helsinki. 1977, s. 227 - 228. Революция, с. 517.

28. МУСАЕВ В. И. Белое движение на Северо-Западе России в 1919 году и политика Великобритании. Канд. дисс. СПб. 1993, с. 181.

29. ZETTERBERG S. Op. cit., s. 220 - 235; Eesti vabadussoda 1918 - 1920. Kd. 2. Tallinn/ 1997, Ik. 77 - 78.

30. ЭГА, ф. 31, оп. 1, д. 13, л. 96. Протокол заседания Временного правительства, 28.11.1919; ИСАКОВ С. Г. Начало нового этапа. - Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia, 3 (1992).

31. СМОЛИН А. В. Ук. соч., с. 73 - 90; Адмирал В. К. Пилкин. Дневник. 1918 - 1920. М. 2005.

32. ЭГА, ф. 31, оп. 1, д. 130, л. 12. Проект договора, февраль 1919 года.

33. Там же, ф. 495, оп. 10, л. 11, л. 26. Письмо Юденича Лайдонеру, 20.11.1919.

34. Цит. по: СМОЛИН А. В. Ук. соч., с. 136.

35. ИВАНОВ Н. Н. О событиях под Петроградом в 1919 году. Берлин. 1922, с. 94.

36. ЭГА, ф. 2124, оп. 1, д. 6, л. 683. Комментарий Лайдонера, 27.11.1919.

стр. 31

37. Цит. по: ИВАНОВ Н. Н. Ук. соч., с. 16. См. также: ГАРФ, ф. 5881, оп. 1, д. 239, л. 30. Рукопись офицера РСК М. Н. Баркова "Воспоминания о Северо-Западной армии и моей службе в ней"; Русские в Эстонии (1918 - 1920 гг.). Из воспоминаний князя С. П. Мансырева. - Отечественные архивы, 1992, N 2, с. 63.

38. RAUN T.U. Estonia and the Estonians. Stanford. 1991, p. 109.

39. Asutava Kogu, Ik. 458.

40. ЭГА, ф. 2124, оп. 1, д. 11 (без пагинации). Разговор по прямому проводу между начальником штаба эстонской армии Я. Соотса и командиром 1-й дивизии А. Тыниссоном, 8.V.1919.

41. ROSENTHAL R. Ук. соч., Ik. 143 - 144.

42. РОДЗЯНКО А. П. Ук. соч., с. 31.

43. BULLEN J.R. The Royal Navy in the Baltic, 1918 - 1920. Ph.D. Thesis. Lnd. 1983, p. 130; и др.

44. КИРДЕЦОВ Г. Л. У ворот Петрограда. Берлин. 1921, с. 10, 26; СМОЛИН А. В. Ук. соч., с. 158 - 161, 220 - 235.

45. РОДЗЯНКО А. П. Ук. соч., с. 38 - 48; НАДЕЖНЫЙ Д. Н. На подступах к Петрограду летом 1919 года. М. -Л. 1928, с. 39 - 66.

46. Документы о героической обороне Петрограда в 1919 году. М. 1941, с. 28.

47. ГУЧКОВ А. И. Борьба в России с большевизмом и ее перспективы. В кн.: Россия антибольшевистская. М. 1995, с. 270.

48. Колчак и Финляндия. - Красный архив, 1929, N 2(33); Белофинны на службе англофранцузских интервентов в 1919 г. - Там же, 1941, N 1(98).

49. ЭГА, ф. 2124, оп. 1, д. 11 (без пагинации). Разговор по прямому проводу между Лайдонером и Родзянко, 26.V.1919.

50. ГОРН В. Л. Гражданская война на Северо-западе России. Берлин. 1921, с. 18 - 19.

51. ЭГА, ф. 496, оп. 2, д. 17, л. 136, 150. Сводки цензурного ведомства.

52. ROSENTHAL R. Ук. соч., Ik. 175.

53. ГОРН В. Л. Ук. соч., с. 16. О терроре в Пскове см. рукопись Баркова, л. 46; БАШКИРОВ К. Под белым крестом. Рига. 1922, с. 31 - 32. Даже газета "Таймс" извещала о публичных повешениях без критики. POLLOCK J. The Hero of Pskoff. - Times, 20.VIII.1919.

54. СМОЛИН А. В. Ук. соч., с. 210.

55. КОРНАТОВСКИЙ Н. А. О литературе по истории гражданской войны на северо-западе России в 1919 г. - Красная летопись, 1929, N 5(32), с. 292.

56. ЭГА, ф. 2124, оп. 1, д. 553, л. 467 - 468.

57. СМОЛИН А. В. Ук. соч., с. 164 - 169; и др.

58. ЭГА, ф. 31, оп. 1, д. 13, л. 178; д. 14, л. 2. Протокол заседаний правительства 4, 10.VI.1919.

59. ЭГА, ф. 495, оп. 10, д. 11, л. 207, 217. Обмен телеграммами Лайдонера и Родзянко, 19.VI.1919.

60. KETTLE M. Russia and the Allies 1917 - 1920. Vol. 3. Lnd. 1992, p. 343 - 343.

61. British Documents on Foreign Affairs. Vol. 1. Pt. 2. Washington. 1984, p. 211. Вильсон - Гофу, 4.VI.1919.

62. ЭГА, ф. 959, оп. 11, д. 118, л. 43 - 47. Гоф - Керзону, 25.VII.1919. Впоследствии даже белые офицеры присоединились к этому положительному мнению о Лайдонере (KUKK H. The Failure of ludenich's Northwestern Army in 1919. - Journal of Baltic Studies, 1981, vol. 12, p. 363 - 364).

63. О пресловутом "первом походе Юденича на Петроград" не может быть и речи, хотя даже новейшая западная историография (FIGES O. A People's Tragedy. Lnd. 1996, с. 671) повторяет эту ошибку, несмотря на существование работы: STEWART G. The White Armies. N.Y. 1933, p. 209 - 238. Подробно см.: СМОЛИН А. В. Ук. соч., с. 160.

64. ГАРФ, ф. 6817, оп. 1, д. 14, л. 26. Сообщение из Гельсингфорса, 5.VI.1919; ГОРН В. Л. Ук. соч., с. 81 - 82.

65. Ходил слух, что это отступление РСК было устроено в качестве "подарка" Юденичу, чтобы доказать, что он не умеет руководить войсками (МАРГУЛИЕС М. С. Год интервенции. Т. 2. Берлин. 1923, с. 186; РОДЗЯНКО А. П. Ук. соч., с. 75 - 77).

66. Архив русской революции, 1922, кн. 1, с. 306.

67. Politisches Archiv des Auswartigen Amtes (PAAA). Deutschland 131, Bd. 61/R 2025. Информация из Стокгольма, 12.VI.1919; Ibid. Finnland 2, Bd. 4/R 6152. Информация из Гельсингфорса, 7.VII.1919. По поручению Юденича 13 августа полковник А. Хомутов явился в немецкое представительство в Таллинне, чтобы узнать о возможностях поддержки (ibid. Deutschland 131, Bd. 61/R 2025). Информация из Таллинна, 14.VIII.1919.

68. Архив русской революции, кн. 1, с. 306 - 308.

69. МАРГУЛИЕС М. С. Ук. соч., с. 204; ГОРН В. Л. Ук. соч., с. 86.

70. ЭГА, ф. 495, оп. 10, д. 52, л. 248 - 249, 245 - 247. Меморандумы Лайдонера и правительства, август 1919 года.

71. Кроме уже названных работ Горна, Иванова и Маргулиеса, важные свидетельства содержит также книга: КУЗЬМИН-КАРАВАЕВ В. Д., КАРТАШЕВ А. В., СУВОРОВ М. Н. Образование Северо-Западного Правительства. Гельсингфорс. 1919.

стр. 32

72. ГАРФ, ф. 6385, оп. 1, д. 17, л. 9 - 11. Сообщение Горна, 21.X.1919; ф. 6817, оп. 1, д. 14, л. 102; ф. 200, оп. 1, д. 324, л. 34. Юденич - Колчаку, 20.VIII.1919.

73. Documents on British Foreign Policy 1919 - 1939. 1st Series. Vol. 3. Lnd. 1949, p. 569 - 570.

74. Eesti vabadussoda. Kd. 2, Ik. 230; Иностранная военная интервенция в Прибалтике 1917- 1920 гг. М. 1988, с. 202; МАРГУЛИЕС М. С. Ук. соч. Т. 2, с. 315; т. 3. Берлин. 1923, с. 11.

75. ЭГА, ф. 2124, оп. 1, д. 16, л. 344. Телеграмма Лайдонера Юденичу, 22.VIII.1919; там же, л. 357 - 360. Разговор по прямому проводу между Лайдонером и Пускаром, 23.VIII.1919.

76. ЭГА, ф. 2124, оп. 1, д. 16, л. 499. Тыниссон - Лайдонеру, 31.VIII.1919.

77. Там же, ф. 495, оп. 10, д. 11, л. 96 - 97. Юденич - Лайдонеру, 22.V.1919.

78. ДРАГИЛЕВ В. Второе наступление Юденича на Петроград. Пг. 1922, с. 46 - 69; ГАРФ, ф. 200, оп. 1, д. 325, л. 120 - 121; ф. 6094, оп. 1, д. 123, л. 37. Юденич - Колчаку, 29.XI.1919.

79. ЭГА, ф. 31, оп. 1, д. 1567, л. 2. Меморандум, 15.IX.1919.

80. Там же, ф. 957, оп. 11, д. 70, л. 28. Решения конференции, 1.Х.1919.

81. МАРГУЛИЕС М. С. Ук. соч. Т. 2, с. 311.

82. PUP A. Tartu Rahu - Malestused iseseisvuse voitluspaevilt. Kd. 2. Tallinn. 1930, Ik. 369; ГОРН В. Л. Ук. соч., с. 260.

83. ЭГА, ф. 495, оп. 10, д. 52, л. 236. Разговор по прямому проводу между Лайдонером и Пускаром, 20.Х. 1919. В частности было решено, что в случае победы белых эстонская армия займет форт Красную Горку (Eesti Vabadussoda. Kd. 2, Ik. 312).

84. BROVKIN V.N. Introduction. In: The Bolsheviks in Russian Society. New Haven. 1997, p. 16- 17; Свобода России, 24.X. 1919. Приказ главнокомандующего Северо-Западным фронтом N 268, 18.Х.1919.

85. ЭГА, ф. 495, оп. 10, д. 52, л. 297. Юденич - Вермонту, 9.Х.1919; Полковник П. Р. Бермонт-Авалов. Документы и воспоминания. - Вопросы истории, 2003, N 2, с. 17; БЕРЕЖАНСКИЙ Н. П. Бермондт в Прибалтике в 1919 г. - Историк и современник, 1922, N 1, с. 53 - 55.

86. KUKK H. Op. cit.; Eesti Vabadussoda. Kd. 2, Ik. 332.

87. BULLEN J.R. Op. cit., p. 201.

88. ЭГА, ф. 31, оп. 1, д. 130, л. 86 - 87, 83. Секретный циркуляр, 11.XI.1919; протокол чрезвычайного заседания правительства, 10.XI.1919.

89. ЭГА, ф. 495, оп. 10, д. 52, л. 368. Юденич - Лайдонеру, 15.XI.1919.

90. СМОЛИН А. В. Ук. соч., с. 402; ЭГА, ф. 495, оп. 10, д. 52, л. 496 - 497. Письмо солдат Лайдонеру; там же, ф. 2124, оп. 1, д. 562, л. 52. Приказ по СЗА N 23, 10.1.1920.

91. Российский государственный военный архив, ф. 40298, оп. 1, д. 8, л. 1 - 2. Приказ по СЗА N 57, 22.1.1920.

92. РОДЗЯНКО А. П. Ук. соч., с. 31.

Publisher:

Permanent link for scientific papers (for citations):

Found source (search robot):

Publication author(s) - К. Брюггеманн:

Comments: