Ed. by M. Hakan Yavuz with Peter Sluglett.

Salt Lake City: University of Utah Press, 2011. IX+610 p.*

В последние десятилетия в турецкой и западной историографии наблюдается стремление к более тщательному и глубокому изучению и во многом переосмыслению процесса дезинтеграции Османской империи и формирования на входивших в ее состав территориях новых государственных и этнополитических реалий. Предметом весьма пристального интереса и критического анализа являются в частности русско-турецкая война 1877-1878 гг. и оформивший ее итоги Берлинский конгресс 1878 г., составившие, несомненно, важную веху в указанном процессе. Достаточно отметить, что по их проблематике в последний период состоялись две международные конференции - в 2005 г. в Анкаре под эгидой Средневосточного технического университета (Турция) и Университета Мэйдзи (Япония)¹, а в 2010 г. в Солт-Лейк-Сити в рамках Проекта турецких исследований Ютского университета. Особенно значимым событием стала вторая конференция, прошедшая с участием более 50 специалистов по истории поздней Османской империи, Балкан и Южного Кавказа.

В рецензируемую коллективную монографию вошли 18 статей участников этого форума, представляющие широкий спектр важных и довольно дискуссионных вопросов, далеко выходящих за хронологические и тематические рамки собственно войны и послевоенной дипломатии. В отличие от традиционного взгляда на итоги "восточного кризиса" как на этап в разрешении породивших его коллизий, в книге события 1877-1878 гг. последовательно концептуализируются как исходная точка коллапса космополитичной османской имперской системы, имевшего своим следствием массовые вынужденные миграции, этнические и религиозные чистки, радикализацию коллективных идентичностей и продолжительные конфликты на территории от Юго-Восточной Европы до Ближнего Востока как своего рода гуманитарную плату за внедренный в Берлине принцип национальных государств. При этом авторы затрагивают целый ряд остающихся зачастую вне поля зрения исследователей правовых, экономических, социальных и этнических проблем, оказавших значительное воздействие на ход событий на постосманском пространстве и отчасти сохраняющих влияние до наших дней.

Составившие первую часть книги четыре статьи рассматривают внешнюю политику европейских держав в последней четверти XIX в., сходясь в целом во мнении, что Берлинский конгресс, пытаясь урегулировать запутанные социально-политические последствия войны, одновременно породил комплекс не менее сложных новых проблем.

* Война и дипломатия. Русско-турецкая война 1877-1878 гг. и Берлинский трактат / Под ред. М. Хакана Явуза совместно с Питером Слаглсттом. Солт-Лейк-Сити: Изд-во Университета Юты, 2011. IX+610 с.

¹ Материалы этой конференции опубликованы в коллективной монографии: The Ottoman-Russian War of 1877-1878 / Ed. by Ömer Turan. Ankara: Middle East Technical University - Mciji University, 2007. VIII+344 p.

В открывающей том статье Хакана Явуза (Университет Юты) «Трансформация "империи" через войны и реформы: интеграция против подавления» Берлинский трактат характеризуется как пусковой механизм серии процессов, приведших к краху османского государства путем ослабления его институтов, подрыва легитимности и создания "необороняемых зон" на Балканах и в Восточной Анатолии. По мнению автора, договор, обнажив слабости империи, стимулировал периферийные меньшинства к использованию ситуации для обретения собственной государственности, что, в свою очередь, толкало мусульманское население к поиску нового источника легитимности, каковым стал "исламский национализм". Другим идейным основанием для реваншистских сил в Стамбуле служили опыт и воспоминания мусульманских беженцев и депортантов с Балкан и Кавказа, кардинально изменивших демографическую структуру османского общества. В результате положение в стране действительно приобрело черты замкнутого круга. С одной стороны, магнитуда поражения Порты и сопутствовавших ему человеческих, материальных и территориальных потерь оказалась фатальной для проекта либеральных реформ, которые стали восприниматься как губительные для самого существования империи. С другой стороны, возраставшая опора финансово и военно-политически обессиленного государства на иррегулярные формирования для поддержания внутренней стабильности вела к его необратимой дслегитимизации в глазах христианского, прежде всего армянского, населения.

Фероз Ясеми (Манчестерский университет) в статье "Европейское равновесие или азиатский баланс сил? Османский поиск безопасности после Берлинского конгресса" анализирует усилия османского политического класса по нейтрализации внешних и внутренних вызовов, порожденных катастрофой 1878 г. Стратегия выживания империи, которую разработали и пытались последовательно проводить в жизнь Абдул-Хамид II и его окружение, сводилась к избеганию односторонних альянсов с соперничающими за османское наследство державами (особенно Англией и Россией) во внешней политике и опоре на мусульманский элемент и противодействию реформам и децентрализации внутри страны. В 1880-х гг. этот курс был закономерно дополнен тесными отношениями с Германией, не имевшей открытых видов на османские территории и клиентуры среди христианских подданных Порты. Политика балансирования, безусловно, позволила руководству империи сохранить известную степень независимости и сосредоточить усилия на внутренних проблемах, хотя и не оправдала себя в долгосрочной перспективе.

Статья Шона Макмикина (Йельский университет) "Благожелательное презрение: османская политика Бисмарка" в какой-то мере продолжает начатое в предыдущей работе обсуждение особенностей послевоенного международного порядка, высвечивая роль Германии во время и после конгресса. Признавая важность немецкого фактора для османского государства, автор в то же время выявляет глубокое расхождение между риторикой Отто фон Бисмарка и подлинными целями Германии в отношении Османской империи, представлявшее собой типичный образец Realpolitik в действии.

Центральный тезис статьи Муджиба Хана (Калифорнийский университет в Беркли) "Османский восточный вопрос и истоки современных этнических чисток, геноцида и гуманитарного интервенционизма в Европе и на Ближнем Востоке" сводится к тому, что нормы установленной Берлинским конгрессом системы на деле способствовали маргинализации мусульманских меньшинств на бывших османских территориях, принеся их права в жертву продвигаемой из Западной Европы идее цивилизационного прогресса. Автор акцентирует внимание на противоречии между универсальными гуманистическими стандартами и ценностями, декларировавшимися западными государствами, и их реальными национальными интересами и идентичностями. Рассматривая политику держав в 1877-1878 гг. и позже как завуалированное продолжение берущего начало в средних веках христианского неприятия присутствия мусульманского "чужого" в Европе, М. Хан утверждает, что осуществленные в этот период молодыми балканскими государствами при попустительстве России и Запада массовые экспроприации и депортации мусульман послужили моделью для чисток исламских групп в XX начале XXI в. Трудно не согласиться с его мнением о том, что многие затяжные конфликты в указанных регионах уходят корнями в османскую эпоху и порой трактуются международным сообществом с применением двойных стандартов. Вместе с тем попытки автора интерпретировать события в бывшей Югославии, Палестине, Ираке и Чечне в ракурсе глобального христианско-мусульманского антагонизма, равно как и тенденция видеть жертву исключительно в мусульманской стороне, не выглядят убедительными.

Вошедшие во вторую часть шесть статей поднимают вопросы государственного и национального строительства на Балканах и показывают реакцию на них некоторых групп местного населения.

Мехмед Хаджисалихоглу (Йылдызский технический университет) в статье "Мусульманское и православное противодействие Берлинскому трактату на Балканах" описывает три внешне не связанных друг с другом, но в равной мере спровоцированных (или активизированных) закрепленным на конгрессе национально-государственным размежеванием процесса: протесты албанцев против игнорирования требований создания шкиптарской автономии, выступления православного славянского населения Македонии против сохранения региона под османской властью и менее известное в историографии (за исключением, возможно, турецкой) вооруженное сопротивление помаков (болгароязычных мусульман) христианской администрации автономной Восточной Румелии. Вслед за автором вполне можно видеть в этих движениях лишнее подтверждение того, что установленные в Берлине границы были плодом не столько стремления разрешить национальные проблемы Балкан, сколько поиска баланса интересов держав в этой части Европы. Впрочем (как убедительно показано в четвертой части тома), устраивающее все народы решение этнотерриториальных проблем региона едва ли было возможно и в случае более заинтересованного отношения конгресса к этой задаче.

Политика "национализации", проводившаяся правительством Сербии в конце 1870-х - первой половине 1880-х гг. во вновь присоединенных землях, проанализирована в статье Мирослава Свирчевича (Институт балканских исследований, Белград) "Создание сербской местной администрации в округах Ниш, Вранье, Топлица и Пирот после Берлинского конгресса".

В статье Эдина Радушича (Сараевский университет) "Османский просчет? Вопрос Боснии и Герцеговины на последней фазе восточного кризиса" прослеживается трансформация британской позиции относительно статуса Боснийского вилайета от поддержки его сохранения в составе Османской империи в начале войны до вынужденного согласия на его уступку Габсбургам после Сан-Стефано и непосредственно в Берлине как меры, направленной на предотвращение российского контроля над Стамбулом и проливами. Последующая австро-венгерская оккупация стала поворотным пунктом в истории региона, введя его в новое цивилизационное русло, но одновременно посеяв семена будущих межобщинных конфликтов.

Эту тему продолжает статья Айдына Бабуны (Босфорский университет) "Берлинский трактат, боснийские мусульмане и национализм", где зарождение своеобразного конфессионального национализма местных славян-мусульман рассматривается как следствие утраты ими прежнего привилегированного положения и их участия в массовой народной оппозиции австро-венгерскому правлению.

Иса Блуми (Джорджийский государственный университет) в статье "Агенты постосманских государств: сомнительность установленных Берлинским конгрессом границ Черногории и как определить/ограничить народ" исследует гибкую и прагматичную политику князя Николы I по "мягкому" вытеснению с обретенных Черногорией в 1878 г. территорий в соседние османские провинции албанцев - мусульман и католиков - при одновременном создании условий для их привлечения к взаимовыгодному участию в экономической жизни страны.

Статья Гюль Токай (Стамбул) "Переоценка македонского вопроса (1878-1908 гг.)" обосновывает тезис о том, что реформы, проводившиеся после конгресса в оставшихся под османским суверенитетом балканских провинциях как по инициативе самой Порты, так и под нажимом держав, на практике способствовали обострению межэтнических и межконфессиональных отношений и дискредитации османских властей и международных институтов в регионе, в конечном счете проложив дорогу к младотурецкому перевороту 1908 г. Г. Токай при этом склонна игнорировать тот факт, что еще до войны отношения между различными общинами в Македонии были весьма обострены, а неспособность Стамбула провести эффективные реформы на Балканах и стала одной из причин "восточного кризиса" второй половины 1870-х гг.

Третья часть книги, состоящая из четырех статей, исследует главным образом дипломатический и социально-политический контекст, в котором имели место активизация борьбы армянского населения Восточной Анатолии за самоопределение и ответные репрессивные меры центральных властей в последней четверти XIX начале XX в.

Брэд Деннис (Университет Юты) в статье "Образцы конфликта и насилия в Восточной Анатолии, приведшие к русско-турецкой войне и Берлинскому трактату" подвергает сомнению точку зрения о том, что Берлинский трактат положил начало армянскому вопросу, а также идею о прямой связи между трактатом и массовыми убийствами армян в 1890-х гг. Несмотря

на то что 61-я статья договора способствовала поляризации отношений армянской и мусульманской общин в Восточной Анатолии, для удовлетворительного объяснения эскалации насилия следует учитывать многие другие факторы. Автор, в частности, фокусирует внимание на эволюции экономических и социальных взаимоотношений армян с курдами и другими местными группами начиная с середины XIX в., предлагая собственное прочтение глубинных корней конфликта.

Гарабет Момджян (Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе) в статье «От "верного миллета" до "мятежного миллета": Абдул-Хамид II и армяне (1878-1909 гг.)» ставит перед собой задачу инициировать объективную и беспристрастную дискуссию об армяно-османских противоречиях в десятилетия, предшествовавшие их трагической развязке. Следует заметить, что по сравнению с событиями периода Первой мировой войны армянская политика Абдул-Хамида II привлекает меньший интерес исследователей, хотя именно в эту эпоху во многом были заложены предпосылки катастрофы 1915 г. Г. Момджян подчеркивает, что русско-турецкая война 1877-1878 гг. вывела армянский вопрос из внутриосманского контекста и превратила его в международную проблему, которой европейские державы в дальнейшем манипулировали в собственных интересах. Отношение же Абдул-Хамида к автономистским требованиям армян и демаршам в их поддержку европейцев сформировалось в значительной степени под влиянием территориальных потерь на Балканах: опасаясь повторения подобного сценария, султан лавировал, периодически демонстрируя готовность к уступкам, однако его фундаментальная стратегия была неизменно направлена на ослабление и разрушение армянской общины. На основе османских, армянских и западных архивных источников автор выявляет взаимосвязь между политизацией армянского населения и интернационализацией армянской проблемы после Берлина, давая неоднозначный ответ на вопрос о том, способствовала или препятствовала эта интернационализация осуществлению национальных чаяний армян.

В статье Эдварда Эриксона (Университет морской пехоты, США) "Модель разрушения: Берлинский конгресс и эволюция османской антиповстанческой практики" исследуются на первый взгляд сугубо военно-организационные аспекты борьбы государства с партизанскими движениями нетурецких народов, важные, однако, для понимания османской политики в этом вопросе. Если в "классическую" эпоху в Османской империи народные восстания обычно порождались социально-экономическими причинами и развивались вокруг отдельного лидера, племени, секты и т.п., то с третьей четверти XIX в. Порта столкнулась с действиями не имеющих четко выраженного руководства тайных организаций ("комитетов") с ячеечной структурой и массовой поддержкой среди населения, от имени и в защиту национальных прав которого они выступали. Власти, вынужденные реагировать на этот сдвиг в условиях дефицита ресурсов и иностранного контроля, выработали, как указывает Э. Эриксон, две модели подавления повстанческой активности. В балканских провинциях операции против "мятежников" осуществляли регулярные подразделения армии и жандармерии, применявшие зачастую весьма жестокие методы, которые, однако, вполне согласовывались с современной им противоповстанческой тактикой западных государств. Напротив, на востоке страны к "умиротворению" армянских революционеров привлекались в основном не требовавшие значительных финансовых затрат иррегулярные курдские и иные формирования, выполнявшие поставленные перед ними задачи ценой широкомасштабного недифференцированного насилия в отношении мирного населения, кульминацией чего стали события 1915 г.

Несколько диссонирует с предыдущими аналитическими работами статья Байрама Кодамана (Университет им. С. Демиреля, Ыспарта) "Подразделения легкой кавалерии хамидийе: Абдул-Хамид II и племена Восточной Анатолии". На мой взгляд, автор без достаточных на то оснований пытается увидеть в созданном в 1891 г. привилегированном ополчении курдских, арабских и туркменских племен эффективный инструмент укрепления государственных институтов в регионе, консолидации мусульманского населения, нейтрализации "армянской активности" и сдерживания потенциальной российской угрозы. Хотя данная мера обеспечила султану лояльность элиты включенных в хамидийе племен, она одновременно способствовала обострению межплеменной конкуренции и вражды. Кроме того, бесчинства этих формирований в отношении армянского населения и их безнаказанность лишь усугубляли антагонизм между государством и армянской общиной, усиливая в ней позиции непримиримых радикалов. Наконец, первые же месяцы мировой войны выявили несостоятельность племенных полков в боевых действиях против русских войск на кавказском фронте.

Четвертая часть тома включает в себя четыре статьи, посвященные причинам и обстоятельствам этнорелигиозных чисток на утраченных Портой территориях. Проблема вынужденных миграций мусульман из бывших османских владений в остававшиеся под властью Стамбула земли привлекает в последние десятилетия возрастающий интерес специалистов. Это, бесспорно, способствует формированию более сбалансированного взгляда на сложный ход государственного и национального строительства на Балканах и отчасти Южном Кавказе как на противоречивый и болезненный процесс, включавший в себя не только освобождение и консолидацию христианских народов, но и параллельную элиминацию многочисленных (и зачастую не менее автохтонных) исламских групп, отождествлявших себя с бывшей метрополией, а также отдельных "нетитульных" христианских общин. Вместе с тем мусульманские переселенцы к рубежу XIX-XX вв. существенно изменили этноконфессиональный и социально-экономический облик империи и способствовали кристаллизации идеологии исламской солидарности, а позднее и светского турецкого национализма.

Один из видных адептов данного направления, Джастин Маккарти (Луисвилльский университет), в статье "Игнорируя народ: последствия Берлинского конгресса" справедливо отмечает, что ввиду крайне сложного и запутанного характера этнической и религиозной карты османской Румелии размежевание между национальными государствами в регионе не могло на практике обойтись без значительных обменов населением, которые даже в случае их организованного осуществления неизбежно были бы сопряжены с серьезными гуманитарными издержками. Однако игнорирование державами участницами конгресса демографических реалий при проведении новых границ и их неспособность обеспечить соблюдение прав меньшинств (включая военных беженцев) балканскими странами, проводившими политику форсированной этноконфессиональной гомогенизации, стали причиной разрешения проблемы мусульманского "чужого" в Юго-Восточной Европе наиболее драматичным образом, подразумевавшим не только принудительную ассимиляцию, но и лишение собственности, депортацию и гибель сотен тысяч людей.

Причины и последствия эмиграции мусульманского населения из отошедших к России Карсского, Ардаханского и Батумского округов рассматриваются в статье Мустафы Танрыверди (Кавказский университет, Каре) «Берлинский трактат и трагедия переселенцев из "трех городов"». Расселение не менее 80 тысяч выходцев из региона в Центральной и Западной Анатолии стало еще одним звеном миграционного потока с бывшей османской периферии, оставившим зримый след в турецком общественном сознании.

Две последние работы в книге посвящены двум частным случаям межэтнического и межконфессионального противостояния в болгарских землях, имевшим немалый международный резонанс. Тецуя Сахара (Университет Мэйдзи) в статье "Две разные картины: болгарские и английские источники о Батакской резне" обращает внимание на то обстоятельство, что трагедия болгарского села Батак, уничтоженного мусульманскими (в основном помакскими) иррегулярными силами в период апрельского восстания 1876 г., получила ощутимо более неблагоприятное для османцев освещение в современной британской прессе, нежели в свидетельствах болгар, непосредственно участвовавших в выступлении или сочувствовавших ему. Отмеченное различие не лишено интереса с учетом того факта, что именно журналистские репортажи, описывавшие "зверства турок" в этом эпизоде (несомненно, имевшие место) исключительно с позиции жертв кровопролития, вдохновили Уильяма Гладстона на написание известного памфлета "Болгарские ужасы и Восточный вопрос", который ознаменовал развертывание антитурецкой и антимусульманской кампании в Англии и в целом Европе в преддверии войны.

В статье Омера Турана (Средневосточный технический университет) "Родопское сопротивление и комиссия 1878 г." представлен подробный отчет о деятельности созданной Берлинским конгрессом специальной комиссии по изучению положения мусульманских беженцев, скопившихся к концу войны в Родопских горах. Комиссия также попыталась выяснить причины вооруженного противодействия местных помаков установлению над регионом контроля русских оккупационных властей и болгарской администрации. Несмотря на собранные доказательства бедственного состояния беженцев и их терроризирования болгарскими ополченцами, европейские дипломаты оказались бессильны выработать конкретные меры по оказанию им помощи. О. Туран видит причину этого в препятствовании российской стороны возвращению мусульман в места их довоенного расселения и недостаточной настойчивости других держав. Очевидно, однако, что в прошедшей Батак и войну Болгарии обеспечение совместного проживания и комплементарных взаимоотношений ставших антагонистами общин было для международного со-

общества едва ли более выполнимой_задачей, чем решение аналогичных проблем в сегодняшних конфликтах в бывшей Югославии или Закавказье.

Написанное Фредериком Энскомбом (Лондонский университет) довольно провокативнос заключение "На обратном пути из Берлина" не столько подводит итог предшествующей дискуссии, сколько предлагает альтернативные видения обсуждаемых сюжетов. Ф. Энскомб подвергает скрупулезной ревизии многие положения и доводы, содержащиеся в томе, включая сам тезис о переломном характере событий 1877-1878 гг. для судеб османских реформ и империи в целом, тем самым побуждая к дальнейшему научному поиску в данной области.

Рецензируемая монография, анализирующая краткосрочные и долгосрочные последствия кризиса второй половины 1870-х гг. для Османской империи и некоторых постосманских территорий, предлагает ключ к более глубокой и разносторонней оценке, а в какой-то степени и пересмотру привычных взглядов на такие вопросы, как идейно-социальные корни панисламизма, сущность хамидовского режима, истоки балканской национально-государственной системы, армянская и македонская проблемы в поздней Османской империи, мусульманские иммиграции в Анатолию и др. Несмотря на спорность ряда положений и выводов, книга несомненно является серьезным вкладом в османистику и отчасти балканистику и кавказоведение, а опубликованные в ней статьи позволяют лучше понять тенденции развития современной зарубежной историографии международных отношений, войн, общественных и национальных движений в рассматриваемую эпоху.

Permanent link to this publication: